Их было по меньшей мере пять человек, если я правильно отделил звуки лошадиных шагов друг от друга. Форменная одежда, одинаковая для всех, в наличии, а значит, имеется «мундирное» обстоятельство, и оно важнее прочих. Если есть форма, есть начальники и подчиненные, но это лишь полбеды. В Блаженном Доле даже на граничной заставе дежурили по жребию сами жители, и они чувствовали ответственность за правые и неправые поступки перед своими родными, друзьями, соседями. Солдат же отвечает за свои грехи только перед командиром. А командир, если обладает внушительной армией…
Не отвечает ни перед кем.
Я уже видел подобную армию. Совсем недавно. Конечно, она была немногочисленна, но для Катралы ее хватало с лихвой. А ведь границы города становились для бальгерии все уже и уже с каждым днем. Нужен был только толчок, удачное стечение обстоятельств, чтобы река прорвала плотину и выплеснулась наружу. На другие земли и города. И неважно, к праведной цели устремились бы бесстрашные воины или вершили злую волю своего командира: любое упорядоченное общество, расширяясь, старается установить свой порядок для всех вновь прибывших. И чаще всего насилием, а не уговорами.
На улице вдруг стало шумно от голосов и стука копыт, а минуту спустя в трактир ввалились именно те, о ком я размышлял. Пятерка стражей божьих. И сейчас, когда не требовалось стремительно принимать решения и еще быстрее действовать, можно было рассмотреть шумную ватагу внимательнее.
Все они были молоды. Лет по девятнадцать, а то и меньше. Несовершеннолетние? Занятно. Значит, кто-то должен их опекать. И разумеется, думать вместо них самих, подменяя советы и уроки приказами. Ловко придумано. Очень ловко.
Разномастные: кто темнее, кто светлее, а один и вовсе напомнил мне рыжиной шевелюры блаженнодольинцев. Довольно крепкие, с учетом возраста. Движения порывистые, как и полагается, ни один не стоит на месте больше пары вдохов. Мальчишки, что с них взять? Но мальчишки, уже достаточно хорошо сознающие свое превосходство над остальными, а вот это плохо.
Да, украшенное вышивкой подобие мундира приносит с собой уверенность и значительность даже в самую пустую голову. И кто-то либо очень хорошо это понимает, либо удачно догадывается, раз обрядил подростков в специально пошитую одежду с отличительными знаками. Но зачем кому-то в тихом и мирном краю вдруг понадобилась армия?
— Хозяйка, найди нам что-нибудь перекусить!
О, а вот и начальник. Не главный по-настоящему, иначе не случалось бы самовольств вроде того, с досмотром. Но все-таки его слушаются. И расступаются, когда он проходит вперед. Вернее, он-она.
Сейчас, с дороги, прибоженного было совсем непросто отличить от обычного человека: усталые, чуть запыленные черты утратили остатки миловидной мягкости, а складки изрядно мятой одежды скрывали плавность линий фигуры. Если бы я не видел его раньше, принял бы за настоящего мужчину. Хотя…
Как они вообще становятся прибоженными? Говорят, в раннем детстве двуполость невозможно заметить, значит, все оказывается явным уже потом, когда девочка привыкает считать себя девочкой, а мальчик мальчиком. И похоже, этот от рождения был парнем, пока…
Брр. Не представляю, каково это, в один прекрасный день обнаружить, что твое тело не такое, как у других. Наверное, можно сойти с ума.
— Сейчас-сейчас! — бодро откликнулась трактирщица. — Обождите минутку, только в погреб спущусь!
Стражи божьи начали бродить между столами, но я смотрел совсем в другую сторону. На девочку и женщину, заметно напрягшихся при появлении шумной пятерки. Если русоволосая малышка просто замерла как статуя, остановившимся взглядом упершись куда-то в стену, то ее спутница прожевала губами что-то весьма похожее на проклятие, встала, взяла свою подопечную под руку и повела к лестнице. Я чуть подумал и отправился следом за ними, заодно убедившись, что по комнатам мы — соседи.
Лус лежала на кровати, и распущенные шнурки корсажа говорили о том, что либо разминка потребовала больше сил, чем имелось в теле, либо слишком сытный мясной отвар разморил голодную девицу еще до начала всех занятий.
— Как самочувствие?
— Неплохо. Совсем неплохо, даже удивительно, — ответил демон. — Все-таки молодость есть молодость.
— Можно подумать, ты был стариком там, у себя дома.
Карие глаза прищурились.
— Наверное, нет. По нашим меркам. Но мне почему-то казалось иначе.
— Суставы скрипели? Кости ныли? Тело раздавалось вширь?
— О себе говоришь сейчас? — ухмыльнулся демон.
— О признаках приближения старости.
— Ну-у-у, такого не помню. Мне просто было скучно.
— Скучно жить?
— Ага.
Ответ был честным, но потому и вызывал удивление, которое я не собирался скрывать:
— И это при всех-то ваших чудесах?
Лус села и начала зашнуровывать корсаж, правда, весьма неторопливо.
— Чудеса быстро надоедают, особенно если видишь их вокруг с самого детства.
Согласиться не могу. Зато возразить — пожалуйста!
— Больше всего надоедает безделье.
Демон хмыкнул:
— Делать мне и правда было нечего.
— Совсем-совсем? Не верю.
— Можно было пойти на императорскую службу, — осторожно сказал он.
— Чего ж не пошел?
Вздох, слетевший с губ Лус, казалось, нес в себе скорби всего мира. А может, двух миров сразу.
— Да все как-то…
— Не хотелось?
Белокурая голова качнулась в утвердительном кивке.
— В сущности, между мной и Глоди не такая уж большая разница. Я тоже не видел себя в чьем-то подчинении, а тем более на каждодневной службе. Это казалось мне еще более скучным, чем моя обычная жизнь.
— В которой были одни только удовольствия и развлечения…
Он посмотрел на меня с недоумением:
— Осуждаешь?
Хм. Разве? И в мыслях не было. Зато те же самые мысли, как ни трудились, не могли себе представить беззаботную жизнь, лишенную каких-либо правил и каждодневных обязанностей. Я мог чувствовать себя как угодно, находясь на службе и в короткие часы отдыха, но только не скучал. А вот когда все вдруг оборвалось…
Наверное, то была еще не настоящая скука, а ее преддверие, но она мне не понравилась. Совершенно.
— Нет. Но понять не могу.
— Потому что всегда жил иначе, да?
— Вроде того.
Лус снова вздохнула:
— Получается, что мы все-таки очень разные.
Подтверждения сказанному не требовалось, но я почему-то кивнул:
— Да.
— Интересно, почему же нам тогда удалось договориться друг с другом?
Вопрос предназначался не мне, а скорее, улице за окном. Тихой вечерней улице, постепенно погружающейся в сумерки. Улице, на которой не было слышно ни…
За стеной что-то стукнуло. Потом зашуршало и заскрипело. Или завыло?
— Буйные у нас соседи.
Можно было бы согласиться с таким выводом. Если бы не посчастливилось видеть этих самых соседей несколькими минутами раньше.
— Что-то там не так.
— Хочешь посмотреть?
Наверное, я бы с легким сердцем ответил отрицательно, если бы в этот момент за стеной не раздался звук, похожий на падение довольно увесистого тела.
— Да пойди уже! — предложил демон.
Возможно, разумнее было бы тихо сидеть в своей комнате, но, если рядом и впрямь что-то происходило, события могли перекинуться сюда, застав нас врасплох. А действовать обдуманно, заранее подготовившись к обстоятельствам, всегда предпочтительнее, чем переть напролом, слепо надеясь на везение.
В коридоре никого не было. За дверью соседней комнаты тоже все вроде смолкло. По крайней мере, подойдя и прислушавшись, я не уловил никаких подозрительных звуков. Но именно эта тишина и настораживала больше, чем шум борьбы. Умерли там все, что ли?
Замок оказался не заперт, и когда я толкнул дверь, она распахнулась, открывая вид на примерно такую же комнату, в которой поселили супружескую чету Мори со-Литто, с той лишь разницей, что кроватей было две, и на одной как раз лежала русоволосая девочка… С закатившимися глазами, из которых вместе с сознанием уползал явственный страх.
Впрочем, едва наметившаяся грудь под тугим лифом платья все же дрожала в прерывистом дыхании. А причина испуга, по всей видимости, доведшего малышку до обморока, валялась рядом. У кровати. На полу. С проломленным черепом.
На убитом был надет форменный мундир с вышивкой из переплетенных рук. И судя по темным волосам, избежавшим единения с кровью и кусочками мозга, это был тот самый парень, что совсем недавно страстно желал учинить досмотр моей «супруге».
Убийца стража божьего находился тут же, стискивая в пальцах что-то вроде статуэтки, деталей которой было не разобрать из-за темно-красных пятен, обильно запятнавших дерево. Что ж, происходящее вполне очевидно: давешняя смуглая служанка, похоже, накинулась на парня со спины, ударив первым, что подвернулось под руку. Защищая свою хозяйку? Скорее всего. Но от какой напасти?
Прибоженный оказался позади меня совершенно бесшумно: я почувствовал его присутствие, только когда чужое дыхание ткнулось мне в затылок. А на следующем вдохе он-она шагнул в комнату, вырвал у служанки орудие убийства, метнулся к окну, распахнул ставни еще шире, чем они были раскрыты, и зашвырнул статуэтку куда-то в сгущающиеся сумерки. И надо сказать, успел все это проделать вовремя: за мгновение до того, как в дверном проеме появились четверо остальных стражей божьих.
— Он выпрыгнул в окно! Скорее! Обшарьте окрестности, пока он не успел далеко уйти!
Парни подчинились приказу, хотя по их лицам было видно, что смерть товарища стала для всех первым большим потрясением. А когда четыре пары ног протопали вниз по лестнице, прибоженный зачем-то выглянул в коридор, словно хотел удостовериться в отсутствии свидетелей, плотно прикрыл дверь и сказал, понижая голос чуть ли не до шепота:
— Это был незнакомый вам человек, одетый в черное. Вы видели его только со спины, когда он выпрыгивал из окна. Понятно?
Наверное, ответить утвердительно могла бы только девушка на кровати. Если бы находилась в сознании. Что же касается меня и служанки, мы оба уставились на человека, пытающегося представить события иначе, чем те происходили, а заодно вовлечь в это всех невольных участников. Но если смуглокожая южанка лишь молча смотрела на прибоженного исподлобья и в темном взгляде невозможно было прочитать ничего, кроме мрачной решимости, то я позволил себе наигранно удивиться и уточнить: