– Ишь ты, вояка какой, усмехнулся казак. – Усов не вырастил, а воевать собрался. Откуда ж ты такой курносый взялся?
– С Воскресенского горного завода государя Петра Федоровича, – пробормотал обиженно Захар.
– Кажи письмо, – подсказал ему сзади Кызметь.
Захар как-то забыл про письмо. Думал только, как бы в казаки попасть. Но тут ему вдруг припомнились наказы Акима. Где же оно, письмо-то? За всю дорогу он ни разу и не подумал о нем.
«Валенок», – вдруг вспомнилось ему, и, не отвечая, не обращая ни на кого внимания, он как стоял, так сразу брякнулся на пол, стащил рукавицы и стал засовывать руку в правый валенок. Рукав тулупа мешал ему, он весь напружился, но ничего не мог нашарить.
Кругом все с любопытством следили за ним.
– Да ты скинь тулуп, – посоветовал кто-то, – ишь, не дает.
– Валенок стащи, чего там, – прибавил молодой казак с русыми усами.
Последний совет больше понравился Захару, и он с усилием стал тащить длинный Акимов валенок.
– Да ты на лавку сядь. Способнее, – сказал кто-то.
Захар беспомощно оглянулся.
Все смотрели на его ногу, точно оттуда должен был показаться клад. Валенок не подавался. Кто-то решительно подхватил Захара под руки, поднял его и посадил на лавку. Тут дело пошло легче; Захар понатужился, дернул посильнее, и длинный валенок взлетел над головой Захара, чуть не опрокинув его. Но под ним не было ничего, кроме грязной онучи.
Казак с русыми усами схватил валенок и стал вытряхивать, приговаривая:
– Ну-ка, Мирошка, тоненьки ножки, где у тебя тут клад-кладенец.
Но из валенка посыпался один мусор.
– Кубыть, ничего, – прибавил парень, взмахнув валенком, прищелкнул языком и так лукаво подмигнул, что все покатились со смеху.
– Уж ты, Степан, засрамил парня. Гляди, заревет, – сказал кто-то.
Но Захар ничего не слышал. Он тупо смотрел на свою большую, нескладную ногу и напряженно думал: «Где же письмо? Неужели потерял?» И вдруг он вспомнил, как Аким держал письмо, завернутое в тряпицу, а он обматывал его вместе с ногой онучей.
Захар поднял ногу и стал торопливо разматывать заскорузлую онучу.
Наконец показался прямой угол чистой тряпки.
Все насторожились.
– Заворочено чего-то.
– Ишь, куда запрятал, курносый!
– Хитрый! – раздались голоса.
– Удается и червяку на веку, – засмеялся Степан и добродушно хлопнул Захара по плечу.
Захар весело оглянулся и стал быстро разворачивать белую тряпку, доставая из нее сложенный вчетверо лист.
– Это кому же будет? – спросил один.
– Великому государю Петру Федоровичу, – с важностью сказал Захар, шевеля замерзшими пальцами босой ноги. – С Воскресенского заводу я, – продолжал он, вспомнив наказ Акима. – В собственные руки. Дело важнеющее… Про Беспалова, – прибавил он.
– Горшкову сказать, – заметил кто-то.
– Данилину Якиму, – прибавил другой. – Он батюшку спросит, – прикажет позвать али как.
– Ульянова Илью повидать бы мне, – вспомнил вдруг Захар. – Он к нам на завод приезжал.
– О, да ты Илью знаешь, – сказал Степан, – ну, так мы с тобой, Мирошка, загодя приятели. То мой крестовый брат, Илья. Иди, Мирошка, провожу.
Все кругом весело улыбались, слушая Степана, точно наперед уверенные, что он сейчас насмешит.
Захар с готовностью вскочил, забыв, что у него одна нога в валенке, а другая босая. Раздался дружный хохот.
– Да ты обуйся сперва. Ишь, не терпится ему. Об одном валенке на мороз.
– У него тот валенок про запас, – как этот сносит! – крикнул Степан, подбросив кверху длинный валенок. – Не слушай их, Мирошка, скачи на одной ножке.
– Я не Мирошка, я Захар, – сказал Захар, потянувшись за валенком.
Ему вдруг стало весело. Он был теперь уверен, что попадет в казаки. Все эти парни так ему пришлись по душе, что никуда бы не ушел от них. А уж Степан лучше всех. Он ему, наверно, поможет. Захар быстро обмотал онучу, натянул валенок и встал, глядя на Степана радостными глазами.
«Вот и я этаким казаком стану», – думал он, выходя со Степаном из избы.
Про Кызметя он и забыл совсем.
По дороге опять тянулись возы, ехали казаки. По краям из нарытых в снегу землянок выглядывали скуластые головы татар и киргизов. Дальше начались русские избы. Захар взглянул на шагавшего с ним рядом Степана, гладкого, краснощекого, с веселыми глазами, и усмехнулся.
– Ты чего, Захар, зубы скалишь, аль суженую вспомянул? – И Степан опять хлопнул Захара по плечу. – Есть? Признавайся. У меня, гляди, такая краля, отдай все, да и мало. – Он лихо закрутил русый ус. – А твоя? Небось, в три обхвата, рот до ушей, хоть завязочки пришей, а глаза по плошке, не видят ни крошки.
Он засмеялся и ткнул Захара кулаком в бок.
Захар что-то промычал и затряс головой.
– Ну, а когда нет, мы тебе тут поищем. Вот на Оренбург как пойдем приступом, я тебе оттуда боярышню выкраду. Идет? Сразу и свадьбу сыграем. Графа Чернышева в посаженые отцы попросим.
– Графа? – спросил Захар. – А разве графья тоже к Петру Федоровичу приклонились?
– Какое! – засмеялся Степан. – Они бы нашего батюшку рады прикончить. Это мы сами: как который генерал хорошо с царицыными войсками бьется, батюшка наш тотчас его графом сделает. Граф-то Чернышев сам по себе казак, Илье моему сводный брат, от одной матери, а отцы-то разные. Илья – Ульянов будет, а тот Иван, – Зарубин, по прозванью Чика. Ну, а нонче его графом Чернышевым зовут. И другие есть тоже…
В эту минуту в тихом прозрачном воздухе гулко прокатилось – раз… два… три…
– Эге, – сказал Степан. – Кажись, тревога.
Он прислушался.
– Так и есть. Зашевелились. Ишь, везет тебе, Захар, – засмеялся он. – Только лишь посулил тебе выкрасть боярышню, а тут как есть вылазка – на Оренбург, стало быть, идем. Ну, бывай здоров, паси коров. Не я буду, крикнул он, ускоряя шаги, – как в город не заскачу да тебе красавицу за косы не выволоку! Сейчас Илью увижу, скажу про тебя! – крикнул он обернувшись.
Он еще раз махнул рукой Захару и вбежал в какие-то ворота.
Глава третья
Захар остался один. Пустынная улица зашевелилась. То тут, то там скрипели ворота, и выезжал казак с ружьем за плечами.
Впереди широко распахнулись ворота большой избы, и оттуда стали выезжать один за другим нарядные казаки, в зеленых расшитых кафтанах, на высоких статных лошадях. Навстречу им с разных сторон подъезжали такие же зеленые казаки – они запрудили всю улицу. Захару казалось, что им числа нет, – может быть, тысяча.
Лошади под ними так и плясали, взрывая снег копытами.
У Захара тоже ноги не стояли – так бы и самому на такую лошадь. Теперь уже скоро он будет казаком, тогда и лошадь дадут.
Вот казаки выравнялись. Один какой-то сбоку махнул саблей, крикнул, и они лавой понеслись вперед по улице к открытому полю.
–И-эх – невольно крикнул Захар и даже побежал за ними. Но тут же он от удивления остановился. Среди всех этих нарядных всадников затесался простой казак, может, даже мужик, в тулупе, на косматой лошаденке. Стало быть, и ему, Захару, можно бы с ними. Он невольно оглянулся, ища глазами Кызметя. Кызметь и в самом деле был тут же, позади, с каким-то башкирцем.
– Кызметь, – заторопился Захар, подбегая к нему, – Ну-ка и мы. Конь-то наш где?
– Сам сар воевать ехаль, – спокойно сказал в эту минуту незнакомый башкирец.
– Как царь? Где? – спросил Захар нетерпеливо, глядя на Кызметя.
– Cap, – ответил Кызметь уверенно.
– Который? Вон тот? C саблей? – спрашивал Захар.
– На башкирска лошадь, – так же спокойно проговорил башкирец.
Это в тулупе-то? Врет он, Кызметь, не знает. Как это – царь, а хуже всех да на этакой лошаденке.
– Лошадь – цена нет. Все лошади обгонять, – так же хладнокровно сказал башкирец и отошел от них.
– Врет косоглазый, – сердито проворчал Захар. – Сам, небось, трусит, не идет…
– Стрелять не мошно. Рука нэт, – спокойно заметил Кызметь.
Тут только Захар увидел, что один рукав у башкирца болтался пустой. Ему стало как-то не по себе.
– Идем, смотреть будем, – сказал Кызметь. – Он все знать.
Захар кивнул, торопливо зашагал по кривым проулкам и стал карабкаться вверх на снежный пригорок. Когда они выбрались на самый верх, Захар даже рот разинул, а потом запрыгал на месте, дергая Кызметя за рукав.
– Кызметь, да ты гляди. Гляди! Господи Сусе! Да им числа нет, казакам нашим. Ой! Туча цельная. Они возьмут Оренбург. Правда? Возьмут?
Прямо перед ними по широкой белой равнине неслись рядами и кучками всадники – с ружьями, с луками, с пиками.
– Вон, вон, гляди – зеленые, – не унимался Захар. – И тот с ними. А то, видно, твои, башкирцы.
Откуда-то сбоку вынеслась беспорядочная куча косматых лошаденок с пригнувшимися к седлам всадниками. Некоторые на всем скаку доставали из-за спины стрелы и натягивали луки.
– В кого же стрелять-то будут? – спрашивал Захар.
– Ренбург видишь? – спросил башкирец.
Захар посмотрел вперед.
Прямо перед ними, далеко-далеко желтела на белом снегу какая-то длинная стена. Отсюда она казалась совсем низкой и ровной. Но когда Захар стал приглядываться, он различил, что она шла не ровно, а уступами, и на ней копошилось что-то черненькое, точно букашки ползали. «Неужто это и есть Оренбург?» – удивился про себя Захар. Он думал, что увидит большие каменные дома, а из окон пушки торчат. А тут только и видно что стену какую-то. Издали она казалась Захару совсем невысокой.
Вдруг над стеной поплыло вверх белое облачко, что-то грохнуло, и Захар увидел, как на равнине в одном месте лошади шарахнулись в разные стороны, поднимая снежную пыль.
– Попаль, собака, – пробормотал башкирец.
Тут только Захар сообразил, что это выстрелила из города пушка.
Облачки поднимались то тут, то там; ухало все чаще, но попадали или нет, – никак было не разобрать.
– Драться хотель, собака, – бормотал башкирец. – Гляди ворота.
Захар из всех сил всматривался в стену и, наконец, разглядел, что она в одном месте точно разорвалась и из нее побежал черный ручеек, сейчас же расплывшийся по белому снегу.