У Захара зубы стучали и ноги заплетались, но спросить он ничего не мог. Шел, куда вели.
Глава восьмая
Привел его Илья в ту же избу.
Казаки, хмурые все, молча усаживались за стол, и Илья с ними.
Захар опять стоял посредине избы. Только один теперь. Ни бродяги, ни Кызметя с ним рядом не было. Но никто и не посмотрел на Захара.
Старик, Андрей Семенович Витошков, который раньше посредине сидел, опять там был, а молодой, в красном кафтане, Шигаев, подальше отсел. И кудлатый Чика тоже сел. И Илья рядом с ним. Сел и подпер рукой голову.
– Ну, Максим, читай с начала. Не слыхал я, – сказал Витошков.
Секретарь взял лист со стола, поглядел – тёмно стало; он махнул сторожу у дверей, чтоб лучину переменил, сам поправил лампадку и стал быстро читать в третий раз с самого начала. Голос у него теперь хрипел чего-то. Да и не слушал его никто, – один разве старик. Только когда секретарь стал читать про Беспалова, Чика поднял голову и толкнул локтем Илью.
– «… Беспалов замыслил весь наш завод порушить, – читал секретарь, – и подкупил одного бродягу, чтоб он…»
Илья точно проснулся, встряхнул головой и сказал:
– То, верно, тот и есть, что ты, Захарка, колотить кидался. Где ж он? Я его сюда привел.
– Он! Самый он! – закричал Захар.
– Ну, так где ж он? – спросил Витошков.
– Сюда я его привел, дожидаться велел, – проговорил Илья и опять опустил голову на руку, точно и не его дело.
– Ну, где ж он? – сердито спросил Захара Витошков.
– Н-не знать мне, – пробормотал Захар. – Как все кинулись, так, видно, и он…
– Чего же не держал его? – рассердился старик. – Еще башкиренок тут был. Тоже сбежал. Так-то вы без меня дела правите! – Он хмуро оглядел казаков. – Читай, Максим, что тут про бродягу писано.
– «… подкупил бродягу, – продолжал секретарь, – чтоб он в соседнее зимовье ехал, к старшине Мурзагулову, и подкупил его, а его башкирцев привел штыковой сарай, где пушки льют, рушить. А меня, как я всё ладил пушки лить, убили чтоб они, башкирцы. А нас упредил башкиренок…»
– Кызметь! – крикнул Захар.
– «… и мы тех башкирцев побили, а бродяга – ушел…»
– Стой! – перебил Витошков. – Коли тот это бродяга, что ты, Илья, привел, так он сказывал, что напутал всё башкиренок тот, – не завод он рушить башкирцев послал, а того лиходея Беспалова извести. Допросить их надо обоих – и бродягу и башкиренка. А вы вот упустили их.
В эту минуту дверь из сеней тихонько приоткрылась, и в избу неслышно скользнул башкиренок.
– Кызметь! – радостно крикнул Захар. – Вот скажи ты им, Кызметь, веры они не дают Акиму. – Голос Захара так и звенел от досады. Он даже страх забыл.
– Ты чего ж это с коллегии сбежал, Кызметь? – строго спросил старик Витошков. – Тебе тут велено было стоять. Иди-ка сюда!
Кызметь неслышными шагами подошел ближе к столу.
Чувяки его были все в снегу, бледные щеки порозовели. Он тяжело дышал.
– Чего убежал? Говори, – повторил Витошков.
– Той, нога-палка, – начал Кызметь, и голос его обрывался, точно ему трудно было дышать, – той бежаль… мин кричаль: стой!.. той бежаль скоро… мин тоже бежаль… Там казак от держаль. Той кричаль, от хваталь скоро, скоро скакаль. Мин не догоняль… Кызметь остановился и глубоко перевел дух.
– Набормотал косоглазый, ничего не понять, – проговорил Витошков.
Дверь опять хлопнула, и в горницу быстро вошел длинный сивоусый казак и остановился у притолоки.
– Тебе чего, Ерема? – окликнул его Чика.
– Так что, твое благородие, – обратился сивоусый к Чике, – лошадь у меня свел тотчас одноногий. Накричал. Сказывает: «Грах Чернышев велел. Он-де заутра на Воскресенский завод едет. А меня-де наперед шлет. Неуж не знаешь? Я, мол, завсегда гонцом. Не дашь – вздернут тебя, как Лысова, тотчас…»
Казак проговорил всё это враз и вдруг осекся.
Чика поднял голову и так на него посмотрел, что даже Захару морозно стало в спине.
– Пентюх! – крикнул Чика. – Этак с тебя порты сымут, а ты зевать станешь? Казак тоже! Куда ж поскакал бродяга?
– А туда, – махнул казак в сторону Оренбурга.
– На завод, что ли? – сказал Илья.
– Нэ завод. Жок! – перебил Кызметь. – Скакаль, де ошень стреляль, – обернулся он к Захару.
– Где давеча сраженье было, – подхватил Захар.
– Так, – сказал Чика. – Ищи ветра в поле. Вновь, стало быть, переметнуться ладит, стервец одноногий. В Оренбург удрал.
– Сам себя и выдал, бродяга, – сказал старик, – стало быть, приказчик тот верно отписал, переметнулся ихний управитель и башкирцев накупил. Не даст он пушек государю лить, стервец. Не миновать тебе Иван Григорьич, на Воскресенский сбираться, – обернулся он к Чике. – Так и великий государь велел. Без пушек нам Оренбургу не взять. А Воскресенский горный завод – почитай что первый по всей округе. Поторапливаться надо, чтоб не упредили того стервеца, управителя. Ладно, что тот плут бродяга не на завод удрал. А что в Оренбург проберется, так нам и лучше: поведает там, как у нас воров да переметчиков жалуют.
– Спьяну он, Лысов-то, – пробормотал кто-то из молодых казаков.
– Спьяну! – крикнул Чика и опять так стукнул кулаком по столу, что Захар чуть на пол не сел.
– Вы за вино отца родного продадите, дьяволы, – заговорил Чика, сердито взглядывая на оробевших казаков. – Вам бы гулянки одни. А за что мы поднялись, про то и думки нет. Может, Митрея с Оренбургу накупили, чтоб он тут смуту завел. Великому государю помеху чинил.
Он минуту помолчал и продолжал потише:
– Вот на Москву придем, сядет на царство Петр Федорович, – тогда гуляйте.
Казаки пошевелились. Всем точно легче стало дышать.
– И-их загуляем! – крикнул чей-то веселый голос.
– Завтра и в путь сбирайся, Иван Григорьич, – проговорил старик. – Полсотни казаков возьмешь с собой. Хватит?
– Хватит, – ответил Чика. – Ты, Илья, со мной поедешь, – обернулся он к Илье. – Ты чего голову повесил? Что тот бродяга утек? Пес с ним. Ладно, что не на завод. Якову Антипову скажи. Его еще возьму. Он в пушечном деле хорошо понимает. Ко мне пойдешь, – обернулся Чика к Захару. – У меня переночуешь. Заутра чем свет сбираться будем.
Казаки вставали из-за стола, переговаривались, надевали шапки и уходили. Один Илья сидел у стола, точно не слышал ничего.
Тут только Захар вспомнил, что так он и не попросился в казаки. А теперь Чика велит назад на завод ехать. Вот тебе и раз! Опять, стало быть, угли возить. Он хотел было подойти к Илье, его попросить. Да тот и головы не поднимал. «Заснул, что ли?» – подумал Захар. Будить его он не решился. Осерчает еще. Он покачал головой и пошел за Чикой.
В эту минуту старик Витошков нагнал Чику и остановил его.
– Что я тебе сказать хотел, Иван Григорьич. Ну, этого, управителя, ты, само собой, вздернешь и на заводе том дела наладишь. Это так. А вот с башкирцами как? Знаю я этого Мурзагулова. Недели нет, как он сюда своих башкирцев привел, тоже к батюшке-царю приклонились, как и другие старшины. А про него, про Мурзагулова того, тот приказчик пишет, что его управитель Беспалов подкупил, чтоб наш Воскресенский завод рушить. Как же теперь быть? Прогнать его, что ли?
Захар отошел в сторону и внимательно слушал. Ему очень хотелось, чтоб этого поганца Мурзагулова прогнали. Он и Кызметя всегда обижал, – стало быть, стервец.
Но Чика выслушал все, внимательно посмотрел на Витошкова и сказал твердо:
– Зачем прогонять? Дикой они народ, башкирцы. Пограбить – это им первое дело. Особливо русских. Большие им обиды от русского начальства были. Земли-то эти, думаешь, чьи, на которых заводы стоят? Их же, башкирские.
«Вишь ты, – подумал Захар, – тот-то старик, выходит, правду говорил».
Отобрали их русские цари, да и раздарили кому хотели, – продолжал Чика. – Вот и этому, Твердышеву, чей Воскресенский завод, еще прежняя царица, Лизавета, башкирскую землю взять разрешила. Ну, они и злобствуют. А это им где ж разобрать, что нонче Воскресенский завод на Петра Федоровича работает. Вот погоди, поживут здесь, прослышат, что новый царь никому обиды не делает – ни русским, ни башкирцам, – вот они и будут за него держаться. Добром их надо, а не то чтобы гнать. Это не то что Беспалов чорт, тот, гнида, понимает, у какого костра ему лучше руки греть. Так я говорю, Андрей Семеныч?
– Да уж на что лучше рассудил, Иван Григорьич, – сказал Витошков, погладив седую бороду. – Большим тебя разумом господь одарил. Недаром батюшка наш без тебя шагу не ступит и в графы тебя произвел. Ну, поезжай с богом на завод, а я с тем Мурзагуловым сам поговорю.
Чика повернулся и пошел из сеней. Захар подождал немного и побрел опять за ним.
Глава девятая
Всю избу наполнял густой заливистый храп. Иногда он резко обрывался, и сразу наступала мертвая тишина. Только тараканы чуть слышно шелестели на столе. Но вдруг за пологом громко, со стоном всхрапывало, слышалась возня, точно кто душил спавшего, а он с усилием освобождался, – и снова мерный густой храп разливался по избе до следующей остановки.
Захару нравился этот храп. Все веселей лежать, когда сон не идет. Верно, он весь его проспал по дороге сюда. А уж как бы хорошо заснуть, не вспоминать ни про что – ни про Степана, ни про этого в проулке, ни про то, что в казаки он до сих пор так и не попросился.
Что-то тихонько задвигалось в головах у Захара. На одной с ним лавке, голова к голове, спал Илья Ульянов.
Когда Илья пришел вечером в избу Чики, он был такой хмурый и угрюмый, что Захар так и не решился заговорить с ним.
На Захара Илья и не взглянул, лег на ту же лавку, головой к Захаровой голове, а ногами в другой угол. Сперва он все вздыхал и ворочался, а потом, когда пришел Чика и лег за полог, Илья совсем затих.
«Заснул», – решил Захар.
Вдруг Илья задвигался, Захар на всякий случай крепко зажмурил глаза.
– Ваня, а Ваня, – раздался через минуту тихий голос.
Захар приоткрыл один глаз. Перед кроватью Чики стоял Илья и, отстранив полог, теребил Чику за плечо.