Чика, Антипов, Аким, немец окружили пушку. Антипов сам зарядил и навел на цель.
Все затихли и с напряжением уставились на новую гаубицу. Бабы, высыпавшие из поселка, крестились. Даже немец еще больше покраснел и отдувался, топорща усы. Аким стоял весь белый, прижимая к груди обе руки и ничего не видя, кроме этой первой гаубицы, из-за которой он столько перемучился.
Чика дал знак, и грянул выстрел. Щит разлетелся в щепы, а гаубица слегка дымилась, такая же блестящая, как раньше.
На пустыре поднялся сразу такой галдеж, что не то что выстрела – целого залпа не услышали бы. Аким тоже махал обеими руками и, весь красный, радостно кричал. Никогда в жизни он не был так счастлив.
Чика поднимал руки, пытался что-то сказать, но его никто не слушал, весь завод точно обезумел от радости.
Наконец, Чика, сам тоже раскрасневшийся и веселый, велел казаку зарядить ружье и выстрелить в воздух.
Только когда внезапно раздался выстрел, крики затихли, и Чика мог заговорить. Он встал на лавочку у ворот.
– Спасибо, заводские люди! – громко, на весь пустырь загремел его голос. – Вижу я, что вы великому государю радеете. Зато и вас государь награждает. Всем работным людям дарствую от государя по полтине, а кто над пушкой работал, – по рублю. Ферапонту-сверлильщику – рубль с полтиной, а Акиму Федорову – два.
Радостные крики заглушили опять его голос, но он замахал руками, и толпа понемногу стихла.
– Слушайте! Не все я сказал! Еще немцу Мюллеру с помощником за то, что он для нашего государя потрудился, жертвую десять рублев и за каждую пушку, что выйдет исправна, по десяти рублев будут получать. Только пусть на государя работают!
Мюллер важно кивнул, разглаживая пушистые усы.
– Тотчас же, – продолжал Чика, – надо эту гаубицу отправить к государю в Берду. А вы за другие принимайтесь… Те две, что ноне в работе, я с собой заберу. Государь Петр Федорович меня под Уфу посылает – очищать ему дорогу в Москву. Как гаубицы готовы будут, так я и выеду и Илью возьму. И из вас, кто стрелять умеет, десятка три охотников заберу. А из моих казаков два десятка вам для охраны оставлю. Управителем у вас назначаю Якова Антипова. Его слушайте. И работайте государю со всем усердием.
– Будем работать! Рады радостью! Послужим государю! – отвечали веселые голоса. Чика ушел к себе, а рабочие повалили к конторе получать деньги.
Аким с тревогой прислушивался к песням и пьяным крикам, раздававшимся в поселке до позднего вечера.
Но на другой день по колоколу все были на своих местах.
Завод работал усердно и весело.
Один Захар ходил скучный. Опять забирают с завода охотников в казаки, а он опять остается возить дрова. Проситься он не решался. Чика сказал, что заберет, кто умеет стрелять, а он ведь так и не научился, времени не было.
В обед Захар повстречал Илью.
– Ты чего ж, Захарка, не идешь в контору? Там писарь записывает, кто с Чикой на Уфу идет.
Захар разинул рот и смотрел на Илью, не понимая, что тот говорит.
– Ну, чего уставился? – спросил Илья. – Ты ж говорил, в казаки хочешь? Чика сам вспомнил. Сказал: «Доверенного моего не забудь». Или раздумал?
Захар вцепился в руку Ильи.
– Да неужто правда? – закричал он, прыгая на одном месте. – Не врешь? Господи! Да я…
Вдруг лицо его опять потемнело.
– Стрелять-то я, – забормотал он, – не шибко умею.
– Не шибко? – засмеялся Илья. – Вовсе, чай, не умеешь? Ну, еще три дня впереди. Попроси Турку или Федота, чтоб научили тебя зарядить да выстрелить. Ну, а попадать научишься, как сражаться станем. Беги скорей, а я Акиму скажу, чтоб другого кого взял дрова возить. И башкиренку своему скажи: Чика и его хочет взять. В разведчиках он будет.
Захар опрометью кинулся в контору записываться, а оттуда в деревню, где поселили казаков, – просить, чтоб научили его стрелять. Он поверить не мог своему счастью.
Все три дня Захар не выходил из деревни, даже ночевать домой не прибегал. Боялся – вдруг Аким не пустит его, скажет, что надо работать на заводе, пушки лить. Захар хорошо понимал, что царю пушки нужны, – только пусть уж Аким и другие льют их, только не он. А он будет воевать за царя.
Глава седьмая
Через три дня отряд Чики выступал из Воскресенского завода.
Впереди ехали Чика с Ильей, а сразу за ними на высокой лошади, в высокой казацкой шапке, Захар с ружьем за спиной. Широкое курносое лицо Захара так сияло, что, кажется, будь ночь, от него бы свет шел, как от фонаря.
Рабочие высыпали на пустырь провожать Чику.
Аким стоял у самых ворот.
Поравнявшись с ним, Захар придержал лошадь, снял шапку, тряхнул остриженной в кружок по-казацки головой и крикнул:
– Видишь, дяденька Аким, я ноне казак и стрелять умею!
– Ну, с богом, Захар, – проговорил Аким, – воюй за батюшку-царя, добывай нам волю.
Увидев позади Кызметя на его косматой лошаденке, с луком и стрелами за плечом, Аким подманил его и, когда тот подъехал, сказал ему тихонько:
– Ты, Кызметь, того… поглядывай за Захаркой. Глуп он, не сносить ему головы. Будет, соваться куда и не надо.
Кызметь с важностью кивнул головой.
– Зах-хар мин брат, одна кровь. Мин не даваль Захар убивать.
Аким усмехнулся и ласково поглядел на башкирца.
Глава восьмая
После отъезда Чики завод заработал, как никогда.
В том же подземелье, где было спрятано олово, нашлась и заводская казна – целых десять тысяч рублей, и Антипов решил не скупиться. За каждую новую пушку он платил рабочим по полтиннику, а за снаряд по алтыну. Муку и крупу выдавали даром из заводских складов.
Посланный с первой гаубицей вернулся из Берды с милостивым указом от военной коллегии Якову Антипову. Гаубица была там испытана и оказалась исправной.
– Ну, Аким Федорыч, – сказал Антипов, – слава богу, почин сделали. Теперь лишь бы побольше наделать. Ишь, Оренбург не сдается и не сдается. А покуда не возьмет его Петр Федорович, и на Москву ему ходу нет. Главное, они в нас из амбразур палят, а мы в стены да в земляной вал. А вал разве прошибешь?
Антипов не заметил, что их разговор с Акимом слушал немец.
На другой день немец подошел к Акиму и спросил его, правда ли, что их царь не может взять города потому, что пушки стреляют в стену, а в город не попадают.
Аким кивнул.
Немец подошел ближе к Акиму и заговорил тихим голосом, чуть не в самое ухо, хотя все равно, кроме Акима, его никто не понимал.
Он сказал, что можно отлить такую пушку, которая будет стрелять через самую высокую стену и разрушать дома в середине города.
Аким вскочил и схватил немца за обе руки.
–Гут, зер гут! [Хорошо, очень хорошо! (нем.)] – крикнул он. – С такой пушкой Петр Федорович живо Оренбург возьмет. За нее Антипов тебе двадцать рублев даст.
Немец покачал головой.
–Geld ist mir nіx,– сказал он.– Ihr musst sehen, was ein deutscher Meister leisten kann. [Деньги мне нипочем. Вы должны видеть, что может сделать немецкий мастер. (нем.)]
Аким с удивлением посмотрел на Мюллера. Тот подумал, что Аким его не понял, и повторил по-русски:
–Ви будет знайт, немец, мейстер то сделат, что русски не может – nein [Нет (нем.)].
Глаза у немца сверкали и усы поднялись вверх.
Аким усмехнулся.
– Ладно, немчура, дай срок, научимся.
Но немец энергично замотал головой.
– Nein, – повторил он. – Я сам делал, показать не будем.
– Ну, бог с тобой, – сказал Аким. – Не показывай. Лишь бы пушка была, как сказал. С этих пор немец заперся у себя и занялся чертежами.
Аким рассказал Антипову, и оба они не могли дождаться, когда можно будет отливать новую пушку. Аким сказал Антипову, что пушка эта мортира, да не такая, как все, а особенная, зовется единорог.
Немец сам приготовил и глиняную форму – опоку по своему чертежу. Все время, пока шли отливка, сверленье, обточка, чистка новой болванки, немец не знал покоя. Он постоянно заходил в мастерские и всё таскал с собой Акима, чтобы тот объяснял мастерам его указания.
Наконец, через три недели единорог был готов.
Антипов назначил испытанье.
Немец предлагал вывезти единорог на опушку и оттуда выстрелить через весь завод на другую сторону, туда, где к заводской стене вплоть примыкает гора.
Но Антипов не согласился. А вдруг немец просчитался, и снаряд попадет прямо в средину завода или разрушит стену, – у них ведь стена деревянная.
Он предложил стрелять с пустыря в лес. Коли ядро перелетит через высокие сосны, не задев, и упадет на поляну, стало быть, и через вал со стеной перелетит.
Немец тщательно вымерил расстояние от пустыря до поляны и сказал, что ладно, пусть будет, как Антипов хочет.
– Деньги мне нипочем. Вы должны видеть, что может сделать немецкий мастер. Опять весь завод высыпал на пустырь. Рабочие посмеивались, глядя на красного, озабоченного Мюллера.
Антипов подал знак, Мюллер вложил запал, и огромное ядро со свистом вылетело из широкой пасти приземистой, точно жаба, пушки.
Где-то далеко послышался глухой удар.
Все мальчишки, а за ними и взрослые рабочие кинулись в лес. Позади, отдуваясь, спешил Мюллер с Акимом и Антиповым.
Все трое шли, задрав головы, но нигде не видно было срезанных верхушек.
Они еще не дошли, когда навстречу им донеслись радостные крики.
Аким побежал вперед. Огромное ядро, видимо с навеса, рухнуло на поляну, разбив в щепы с самой верхушки старый дуб, росший на краю поляны.
Немец стоял среди поляны, самодовольно расправляя усы, и сверху вниз смотрел на толпившихся рабочих.
Антипов тоже весь сиял.
Вот это так подарок будет батюшке-царю! – крикнул он. – Скажи ему, Аким, что государь его примерно наградит.
Аким покачал головой.
– Не желает он, – сказал Аким. – Это он чтоб нос нам ударить. Вот, дескать, каковы немцы, а мы-де, русские, дурни. Из его рук смотреть должны.
– Ну, и чорт с ним, когда так, Благо сделал. Надо скорей посылать.