выйти в иные миры чуть ли не через день. Похоже, это часть иной загадки: почему некоторые из города вообще становятся Проводниками?
Может быть, однажды кто-то ее и разгадает.
Теймаш исчез за дверью, аккуратно прикрыв ее за собой. Мы перенесли книги в хранилище и взялись за сортировку. В этот раз Проводник принес почти сплошь энциклопедии и летописи, художественных оказалось только с десяток. Зато какие! Пару я не видел с тех времен, когда еще не жил в городе. Так, а вот это я сразу отложу – для Алвейта. Он «Хрустальное утро» Савейра спрашивает уже года два, а у меня его стихи только в сборниках были. Наконец-то целая книга попалась.
Повернувшись к помощнику, я без особого удивления обнаружил, что он придерживает локтем две книги, явно о них забыв, и умудряется свободной рукой листать третью.
– Рейн, – напомнил я, – нам их разложить надо, а не читать.
– Простите, мастер Хильд, – смущенно извинился он, – не мог удержаться…
– Еще как понимаю, – усмехнулся я. – Поэтому я и сам никак хранилище не перестрою – отвлекаюсь. Так, давай расставлять. За полчаса надо бы управиться, а то чувствую – скоро посетители будут.
Пара слов на листе разума раздвинула шкафы там, где не хватало места, и новые тома легко встали рядом со старыми. Хорошо; часто бывает, что какие-то книги не хотят стоять рядом. А если ты действительно умеешь их чувствовать – то вместе на полке такие книги и не окажутся.
Мы справились быстрее, чем я ожидал. Уже через двадцать минут я вновь открыл магазин и занял место за прилавком. Предчувствие меня не обмануло: посетитель объявился на пороге всего пару минут спустя. В коричневом плаще, высокий и худощавый, с четкими чертами лица и цепким взглядом.
– У вас есть «Canzone Fuoce»? – не здороваясь, поинтересовался он.
Тон-то какой… вельможа, обращающийся к лавочнику, не иначе как. Положим, я торговец и есть, но вот в вельможности моего клиента имеются большие сомнения.
– «Песни Пламени»? Книга по высшей огненной магии? – я помедлил, перебрав в памяти имевшиеся в наличии тома. – Да, есть. Только она достаточно дорога.
– Сколько? – тон все тот же, со смыслом «о пустяках и говорить не стоит».
– Две тысячи.
– Несите, – коротко кивнул он.
– Подождите немного, – я пододвинул толстую тетрадь. – У меня есть обыкновение записывать имена своих клиентов, дабы потом им сообщить не появилось ли нечто, им интересное. Попрошу и вас назвать свое.
– Сактор, – бросил посетитель. – Мастер-маг Сактор. Теперь несите книгу. Да побыстрее!
Нет, ну что за манеры… Я отложил перо и взглянул на него в упор. Точнее – взглянул.
Да, маг, причем довольно сильный. Склонность к разрушительным чарам… оно и видно. Но разве это повод для невежливости? Думаю, напротив. Самый опасный и могучий боевой маг, которого мне доводилось встречать, был учтив всегда и со всеми. Даже с врагами – особенно со врагами.
– Я бы попросил вас вести себя повежливее, – тихо сказал я.
Краем глаза я отметил, что на пороге хранилища появился Рейн – видно, услышал непривычные ноты в моем голосе. Я и сам удивился вспыхнувшему в душе раздражению, почти гневу. Мне давно уже не грубили.
Сактор раздраженно сдвинул брови.
– Несите книгу и не возражайте, – распорядился он. – Клиент всегда прав – слыхали о таком?
– Увы, в этом городе прав скорее продавец, – возразил я. – В любом случае, в моем магазине я желал бы слышать вежливую речь. А еще… я беру плату вперед.
– Я заплачу позже, – раздраженно отозвался маг. – Можете записать на мое имя.
– В долг я позволяю брать книги только постоянным и проверенным клиентам, – вздохнул я. – Вы пока что к таким не принадлежите, так что исключений я делать не буду.
Видно, с несогласием сей господин встречался так же редко, как я – с грубостью. Сейчас он разозлился по-настоящему. И ведь подумать, что Рейн тоже начал с невежливости… но он, видимо, умнее Сактора. Точнее, рассудительнее. А вот мой посетитель явно рассудительностью не выделялся.
– Еще одно слово, лавочник, и ты пожалеешь, – он поднял руку и по ней заплясали язычки пламени. – Ходят слухи, что ты – неплохой маг, да только!.. Настоящий маг в какой-то лавке ютиться не станет!
– У меня, вообще-то, магазин, – заметил я. – И, раз уж разговор пошел так, то я попрошу вас его покинуть.
Я сосредоточился. Если я правильно оценил нрав гостя, то…
Оказалось, правильно: Сактор сжал кулак и пламенный фонтан ударил мне в лицо.
Рейн по-прежнему наблюдал и в момент удара дернулся вперед – но понял, что его помощь не требуется. Правильно, ученик. Смотри; все же я не так часто показываю тебе магию Книги в действии.
Такую же защиту я и не показывал, и даже не говорил о ней. О том, что мастер-библиомант при желании может воплощать в мир уже не слова, а образы… свои или чужие, ярко и талантливо описанные.
Пламенный удар Сактора зашипел и испарился, когда ему навстречу плеснула река дракона Хараи. Он растерялся лишь на мгновение – но тут же овладел собой и метнул в меня десяток стальных зазубренных дротиков.
Они затерялись и пропали в белом безмолвии снежной пустыни.
Пучок молний рассыпался в бесконечно изменчивом небе Дворов Хаоса.
Энергетический жгут рассеялся в бурном грозовом небе над перевалом.
Разящее копье света разбилось о щит, любовно описанный слепым поэтом.
А сложное заклятие, ввергающее противника в безумие, разлетелось мириадами осколков, встретившись с многотысячными толпами сарантийских улиц.
Раздражение в душе сменилось удовольствием. На проявленное к книгам неуважение я отвечал силой, почерпнутой со страниц: так было правильно.
Я поймал себя на том, что улыбаюсь; уже очень давно мне не приходилось фехтовать чарами и мгновенно подбирать под каждый удар наилучший образ. В памяти талантливых волшебников могут храниться сотни боевых заклинаний, но даже в одном лишь мире прекрасных книг написано больше, чем занесено чар в самый толстый фолиант – под каждым переплетом таятся тысячи образов, остающихся в памяти.
Что могут противопоставить этому создатели сокрушительной магии?
Сактор отступил на пару шагов; он осознал, что ему не пробить мою защиту. Еще бы. Видно, он не любитель чтения – такой противник не сумеет меня поразить. Однако он не привык проигрывать. И, похоже, хотел оставить за собой хотя бы последнее слово, раз уж победы не вышло…
– Ты еще пожалеешь, лавочник! Я вернусь и спалю все твои книги!
Что…
Что?
Что он сказал?
В магазине вдруг стало абсолютно тихо – из звуков осталось только дыхание троих человек, и я ощущал в ушах бешеный грохот, рожденный полыхнувшей в душе яростью.
Не представлял, что еще способен так злиться. Не знаю, какими стали мои лицо и взгляд, но Сактор застыл на месте, а Рейн побледнел.
Внутри меня бушевала злая буря, хотя снаружи царило безмолвие.
Я разбил его размеренными словами:
– Четыреста пятьдесят один градус по Фаренгейту…
Сактор шарахнулся назад, налетев на стеллаж; он закачался.
– …температура…
– Нет! Подожди!
– …при которой…
– Стой!
– …воспламеняется…
– Предвечным Огнем клянусь – я не трону ни одной твоей книги!
Я замолк, хотя завершение фразы просилось на язык. Сактор был у самой двери, но застыл недвижимо, и ужас в его глазах показывал – он понимает, что я делаю. Может, не знает точно, но осознает…
– Еще раз покажешься в моем магазине, – я с трудом заставил себя произнести иные слова, – и я договорю эту фразу до конца.
Я замолк, хотя завершение фразы само просилось на язык. Сактор был у самой двери, и ужас в его глазах выдавал – он понимает, что я делаю. Может, не знает точно, но ясно чувствует…
– Еще раз покажешься в моем магазине, – я с трудом заставил себя произнести иные слова, – и я произнесу эту фразу полностью.
Он кивнул и поспешно выскочил на улицу, ударившись плечом о косяк.
Я глубоко вздохнул, стараясь погасить бешенство. Еще вдох… еще… Так гораздо лучше.
Похоже, я не настолько флегматичен, как полагал – если способен так отреагировать на угрозу книгам. Хотя, наверное, только это и способно меня разъярить.
Кольнул стыд: чуть было не сотворил то, чего делать нельзя. Обещал же себе так не поступать.
– Мастер Хильд… – нерешительно позвал Рейн, наконец сдвинувшись с места.
– Да? – я устало потер виски. Утомленное сознание тяжестью просачивалось в тело.
– Что это было? Ну… фраза…
Я хотел объяснить, потом понял, что не смогу подобрать достаточно ясные слова. И сказал:
– Пойдем.
В хранилище я быстро отыскал полку с книгами гениального уроженца Уокигана. Снял одну из них, в зернистом сером переплете, и подал ученику.
– Прочитай сам. Так будет проще.
Рейн нашел меня через несколько часов и на мой вопрос «ну и как?», честно ответил:
– Страшно.
– Вот, – кивнул я. – Именно эта цитата, примененная как боевая… Пожалуй, одна из самых страшных. Если бы я так не рассвирепел – никогда бы не позволил себе ее использовать.
– Почему? – удивился Рейн. – Есть же, наверное, и более мощные…
– Мощные – есть, а вот страшнее – нет. Магия – это творчество, Рейн. Любая магия. Чародеем не стать, если нет хоть небольшой творческой жилки. А эта цитата выжигает способность к творчеству – и магические способности в том числе. Навсегда.
Рейн задумался.
– Но… подождите! – он резко вскинул голову. – Он ведь не о том писал!
– Верно, – одобрительно кивнул я. – Напротив, автор добивался того, чтобы описанного им в жизни никогда не случилось. Чтобы применить его цитату таким вот образом – надо полностью вывернуть наизнанку смысл его книги. А такого делать часто нельзя… я бы сказал, что такого делать вообще никогда нельзя.
Рейн замолчал и молчал долго. Вполне его понимаю. Мне в свое время к этой мысли тоже было тяжеловато привыкнуть.