– показывал известные места Вечернего сектора.
Так что, когда через несколько часов Рейн показался из хранилища с книгой в руках, в зале никого, кроме меня, не было.
– Понравилось? – поинтересовался я.
– Да, – отозвался он, осторожно положив том Куприна на прилавок. – Но... для чего?
– Что – для чего?
– Для чего вы мне ее дали? Это ведь не книга заклинаний... у нее вообще нет магических свойств!
– Да неужели? – с улыбкой осведомился я. – Все зависит от того, что понимать под «магией».
– Магия – способность сотворить что-то, ранее не существовавшее в данных условия силами своего разума, – заученно отозвался Рейн, явно цитируя прочитанное где-то определение.
Хорошая формулировка. А главное – идеально подходит к нашему случаю.
– Когда ты читал, – я соскользнул на «ты» совершенно спокойно, и Рейн принял это как должное, – то что себе представлял?
– Что было в рассказах, – удивленно ответил Рейн. – Люди, события, разговоры...
– Они существовали?
– Нет, конечно, – ответил он с еще большим недоумением – и замер. – Подождите...
Я молчал, ожидая, пока он вспомнит свое же определение и сделает вывод.
– Но это же нельзя назвать магией!
– А почему?
– Ну... – Рейн замялся, пытаясь подыскать веский довод. – Магия – это... ну...
– Способность сотворить нечто новое силами своего разума, – улыбнулся я. – Именно это писатели и делают. Те, кто заслуживает этого звания, конечно. Они заставляют других поверить в созданные ими образы, и так оживляют свой вымысел – на время прочтения.
Юноша помедлил, припоминая утреннюю беседу.
– Так что же, библиомантия – это магия писателей?
– Почти точно, – кивнул я. – Маг-библиомант находит слова, которыми верит мир вокруг, сказанное им воплощается в реальность. Конечно, если слова правильные. Но для этого, как я уже говорил, просто магического дара мало. Чтобы понять библиомантию, надо любить читать; чтобы овладеть ей, надо уметь писать. Сложное искусство.
– Но в результате – обретаешь огромную мощь, правда? – с горящими глазами спросил Рейн.
Я вздохнул.
– Зависит от тебя.
Сейчас не имело смысла говорить, что если раскрыть потенциал, сила будет огромная. Только восприятие ее изменится.
Для писателя важно написать хорошую вещь. Сделать так, чтобы она впечатляла, чтобы понравилась тем, кто читает, важно донести то, что горело в душе, когда текст ложился на бумагу.
И для таких писателей жажда силы исчезает, растворяется в творчестве. И потребность в могуществе – тоже. А зачем они?
То же самое и для библиоманта. Только он читает свой текст не другим, а миру.
И тот отзывается.
Тогда я этого Рейну не сказал. Где-то через год он все понял и сам, после своего десятого рассказа. Как раз в то время я начал обучать его уже магической составляющей нашего искусства: умению представлять себе лист и наносить на него слова, предназначенные миру.
Именно для этого надо было отточить само писательское мастерство. В какой-то степени наша специальность опаснее многих других: иные маги могут заранее просчитать результат плетения чар, а у нас – пойди угадай, как откликнется мир на неверное слово?
В первых рассказах Рейна все же читалось откровенное подражание. Посторонний глаз мог бы и не уловить, но я помнил все книги, которые успел прочесть Рейн, и видел заимствования. Пятый был уже его собственным, с оригинальной идеей, хотя и не лучшим изложением. А десятый получился и вовсе вполне достойным – Рейн учел все ошибки.
Так Рейн перешел нужную черту; до нее я его наставлять не мог. Прочесть написанное, выправить, указать на недостатки – пожалуйста. Но научиться писать Рейн должен был сам.
Он справился. Он потерял изначально двигавшую им жажду силы и приобрел вкус к творчеству. И научился задавать очень правильные вопросы.
– А есть какие-то ограничения при создании чар?
– Пожалуй, только твои личные. Например, кому-то удобнее писать стихами – я предпочитаю прозу. Стиль – опять-таки, твое дело. Я слышал, что некоторые пытаются писать на листе разума в чужом стиле. Это легче, но менее эффективно.
– Почему?
– Потому что слова тогда не будут полностью твоими. Конечно, иное дело – цитаты...
– Понятно, – Рейн задумчиво повертел в пальцах карандаш, который в последнее время почти не выпускал из рук. – А цитаты – это?..
– А, – я налил себе чаю; холодного, как обычно – не люблю горячий. – Написать на листе разума цитату куда скорее, чем выстроить свое. Ими пользуются, когда нужно действовать быстро. Но есть сложность: цитата может остаться просто набором слов. Силу она обретает, если произнести так, чтобы она вызывала те же чувства, что и в изначальном тексте.
– То есть ощутить то же впечатление, как при первом прочтении? – изумился Рейн.
– Именно так. Иначе – какой смысл в цитате? Только одно учти: не стоит слишком увлекаться цитированием. Оно может проникнуть в твои тексты слишком глубоко.
За эти два года Рейн успел проглотить немало книг – как выяснилось, читал он очень быстро. Впрочем, куда важнее было то, что ученик понимал прочитанное. После закрытия магазина мы с удовольствием беседовали об авторах, стилях, сюжетах; давно мне не приходилось обсуждать книги настолько жарко.
Потом Рейн вызвался помогать в магазине. Я ничего не имел против; даже любимая работа утомляет, если ей долго занимаешься в одиночку. Как у меня и было.
Впрочем, с постоянными клиентами я все равно продолжал общаться сам, как и с теми, кто приносил новые книги. Большую часть новинок я получал от Проводников, тех, кто путешествует в иные миры. Остальные книги мне приносили жители города.
Иногда же книги просто появлялись на одной из свободных полок. Всегда – в мое отсутствие, так что я до сих пор ломал голову над этой загадкой. Впрочем, в нашем городе много тайн, и одна лишняя ничего особенно не изменит.
Я всегда предчувствовал появление новых книг – неважно, каким образом они появлялись в магазине. Точно так же звери чувствуют, что рядом вода, создания Огня ощущают пламя, а птицы – ветер.
Сегодня у меня с утра было четкое ощущение, что хранилище пополнится. Я оказался прав: Рейн еще не успел скрыться за дверью, как прозвонил входной колокольчик.
– Приветствую, – сообщил Проводник Теймаш, с трудом проталкивая сквозь дверь пухлую сумку. – Хильд, могу тебя обрадовать: привез пополнение.
– Я так и подумал, – улыбнулся я. – Давай сюда, на прилавок. Рейн, вывеси объявление, что магазин на пару часов закрыт.
Теймаш немного ниже меня и напоминает вставшего на задние лапы дымчатого кота в темном костюме. Среди Проводников вообще немало тех, кто принадлежит к многочисленным ветвям кошачьего племени – им легче ходить между мирами.
Я давно работаю с Теймашем – ему нравятся книги и предметы искусства и, конечно, достойная оплата за их доставку. Как и всем Проводникам.
Сумка у Теймаша, разумеется, с заклятием на дополнительный объем, так что принес он действительно много. Стопки книг заняли весь прилавок, от края до края.
Я люблю такие моменты: брать в руки новые книги, открывать их, пролистывать. Люблю ощущение еще незнакомого тома в руках, всегда вспыхивающий в душе интерес – что найдется на новых страницах? Наверное, это свойственно любому, кто не может жить без книг.
У Рейна глаза загорелись таким же огнем, как и у меня, пока мы вместе увлеченно раскладывали книги. Разница лишь в том, что для него большинство были новинками, а я сразу вспоминал, какие тома и в каком количестве уже есть в шкафах. Хотя какая разница? Все равно ведь приятно.
Теймаш наблюдал с легкой улыбкой; сам он читать любил, но никогда не увлекался книгами по-настоящему.
– Мастер Хильд, а ведь это «Сказания звездных дорог»! – выдохнул Рейн, приподнимая на ладони том в серебристом переплете. – Я ссылки на них уже в пяти книгах встречал!
– Дай-ка посмотреть... Действительно. Теймаш, где ты их нашел? Редчайшая же вещь.
Проводник только ухмыльнулся, обнажив белые клыки. Он никогда не рассказывал о том, как и где работает; подозреваю, что мой лучший поставщик нарушил не один десяток законов разных миров.
Впрочем, мне-то какое дело?
К чести Теймаша, он нечасто приносит книги, которые у меня уже есть; вот и сейчас из всей партии я вернул обратно в сумку лишь около десятка томов. Остальные мы с Рейном перенесли в хранилище, чтобы потом рассортировать и расставить на стеллажах.
– Сколько? – настало время поговорить об оплате.
– Сто четыре сотни, – подсчитав в уме, сообщил Теймаш. Он всегда так считает; слово «тысяча» употребляет лишь когда речь идет о совсем уже крупных суммах, вроде миллиона.
Я расплатился. Далеко ходить не надо, ящик с деньгами у меня всегда в зале. Кое-кто из новичков этому сильно удивлялся, но на деле ничего странного нет: надо быть совсем уж сумасшедшим, чтобы пытаться грабить мага в его собственном доме. Тем более, что здесь всегда есть Стражи.
Некогда именно о них мы с Рейном говорили довольно долго. Он никак не мог поверить, что Стражи – это не призванные демоны или духи, не подчиненные волшебные существа, а просто персонажи, которых я придумал и воплотил в реальность.
Это, замечу, куда сложнее, чем провести ритуал вызова. Если персонаж выйдет нежизнеспособным в замысле, то и ожить ему не суждено. А уж если он действительно ожил, то его существование надо поддерживать: регулярно дописывать новые черточки к облику, дополнять прошлое – пусть и несуществующее – и внимательно следить, не противоречит ли новое тому, что уже вписано в персонажа и развилось в нем.
Иначе он исчезнет, и сохранится только в памяти.
Теймаш пересчитал деньги, удовлетворенно кивнул и поднял практически опустевшую сумку с прилавка.
– С тобой приятно работать, Хильд. Может, еще зайду – после следующего рейда.
Я кивнул. У всех Проводников разное время между путешествиями, и Теймаш отдыхает где-то недели две. Признаться, я так и не выяснил, почему кто-то долго отдыхает, а кто-то может вновь