– А что мешает личинкам прочесть сообщения до того, как те будут отправлены, и придумать способ избежать неприятностей?
Феррис снова выдал готовый ответ:
– Они не могут. Сообщения, записанные в этом устройстве, закодированы, без ключа до них не добраться. Блестящая идея. Ключом служит картина фоновой гравитации Вселенной, возникающая в определенный момент времени. Когда личинки вводят в устройство связи сообщение, артефакт чувствует гравитационную жизнь Вселенной – биение пульсаров, мчащихся навстречу друг другу по спиральным орбитам, тихие стоны далеких черных дыр, поглощающих звезды в сердцевинах галактик. Устройство слышит это все и создает уникальную «подпись» – ключ, которым оно кодирует входящие сообщения. Информация сохраняется в каждом артефакте, но с ней нельзя ознакомиться, пока устройство не убедится в том, что гравитационный фон остался прежним… или почти прежним – разумеется, с поправкой на координаты получателя. Это обеспечивает зону охвата радиусом в несколько тысяч световых лет. Но стоит кораблям разойтись на большее расстояние, как устройство перестает узнавать код. Любые попытки подделать его или предсказать, основываясь на известных данных, как будет выглядеть гравитационная подпись в будущем, просто бесполезны. Очевидно, устройство отключится, «умрет».
Итак, Гидеону удавалось на протяжении веков поддерживать связь со своими далекими союзниками. Затем запас сообщений, хранящихся в устройстве связи, сократился, и пришлось резко ограничить частоту передач. Над личинками нависла новая угроза: у врагов появились копии артефактов. Теперь они тоже получили доступ к сообщениям и могли этим воспользоваться. Беглец был одинок и прежде, когда на него охотились, но лишь теперь понял, что одиночество может быть настоящей пыткой. Оно давило не меньше, чем гигантские скалы, навалившиеся на разбитый корабль. И все же Гидеону удалось сохранить рассудок.
Раз в несколько десятилетий он позволял себе связаться с союзниками, поддерживая слабое подобие родственных отношений, по-прежнему игравших некоторую роль в жизни личинок.
Но Феррис вытащил его из корабля, лишив доступа к устройству связи. После этого беглец стал понемногу погружаться в безумие.
– Вы сделали из него дойную корову? – спросил я. – Только вместо молока он дает «топливо грез». По большому счету вы питаетесь его страхом и одиночеством. Перегоняете эти эмоции и продаете их.
– Именно так! – подхватил Феррис. – Мы вживили в его мозг датчики, считывающие реакцию нейронных цепей. Затем данные прошли обработку на Ржавом Поясе, где есть соответствующее оборудование, после чего мы поняли, что это тоже можно превратить в наркотик.
– О чем он говорит? – спросила Зебра.
– Об экспириенталиях, – ответил я. – Черные, с узором в виде личинки на конце. Между нами, я попробовал и получил незабываемые ощущения. Тогда я еще не знал, чего можно ожидать от этих штуковин.
– Я о них слышала, в руках никогда не держала. Думала, что это просто городская байка.
– Вовсе нет.
Я вспомнил, какой хаос эмоций обрушился на меня во время опыта с экспириенталией на борту «Стрельникова». Основным чувством был страх: давящая боязнь замкнутого пространства и того, что находилось снаружи. Но самое отвратительное – то, что гнетущая теснота была лучше пустоты за ее пределами, населенной хищными монстрами. Я до сих пор помню этот страх, в нем едва уловимо ощущалось нечто чужеродное. В то время было трудно понять, почему люди готовы платить за подобные переживания, но теперь я знаю. Все дело в предельной остроте ощущений, более сильных, чем всепоглощающая скука.
– А что он получает взамен? – спросила Зебра.
– Облегчение, – промолвил Феррис.
Я понял, что он имел в виду.
Внизу, в резервуаре, по колено в черной слизи возились рабочие в серых костюмах. То и дело кто-нибудь проводил огромным шокером по дряблому боку личинки, и ее дирижаблеподобное тело содрогалось по всей длине. Бледно-розовая жидкость выплескивалась из пор крапчато-серебристой кожи. Я заметил, как один из рабочих проворно подставил под струйку флягу.
На конце туловища раскрылась пасть, и пещеру огласил пронзительный вопль.
– Кажется, раньше он охотнее стравливал «топливо», – заметил я, подавляя приступ тошноты. – Как вы думаете, что оно собой представляет? Что-то органическое?
– Скорее всего, – ответил Феррис, и каким-то образом кресло смодулировало интонацию равнодушия. – Между прочим, это ведь он занес к нам плавящую чуму.
– В самом деле? – спросила Зебра. – Но он находится здесь уже тысячи лет.
– Безусловно. Все это время он пребывал в спячке, пока на планете не закопошились мы, строя свои жалкие поселения.
– Он знал, что инфицирован? – спросил я.
– Сомневаюсь, что хотя бы подозревал. Может быть, заражение произошло давно и его организм уже адаптировался. «Топливо грез», возможно, моложе чумы. Допустим, это защита, созданная личинками, – коллоид из микроскопических живых механизмов, постоянно выделяемый их телами. Невосприимчивые к плавящей чуме нанороботы способны держать ее в узде, но не только. Они лечат и питают клетки хозяина, передают и получают информацию от личинок-помощников… В общем, стали неотъемлемой частью организма, без которой личинке теперь просто не выжить.
– Но чума все-таки добралась до Города, – возразил я. – Давно вы здесь, Феррис?
– Почти четыреста лет, с тех пор как нашел Бездну. Целая вечность. Поймите, мне нет дела до чумы – я для нее не пища. Можно сказать, только «топливо грез» – по сути, кровь Гидеона – поддерживает во мне жизнь, ведь для меня недоступны другие методы лечения. – Он коснулся пальцами серебристого пледа, скрывающего его тощее тело. – Конечно, процессы старения нельзя остановить полностью. «Топливо» – действенное средство, но не панацея.
– Значит, вы никогда не видели Город Бездны?
– Не видел, но знаю, что там произошло.
Он упер в меня твердый взгляд, и я почувствовал, как падает вокруг температура воздуха.
– Я знал, что Город превратится в чудовище и наполнится демонами и оборотнями. Я знал, что ваши умные, ловкие крошки-машины выступят против нас, разлагая умы и тела, плодя всякого рода извращения и мерзости. Я знал, что наступит время, когда вы обратитесь за помощью к более простым машинам – старым, грубым, но надежным. – Он указал на меня пальцем, словно произнося обвинение. – Все это я предвидел. Представьте себе, это кресло я изобрел и собрал за какие-то жалкие семь лет!
Краем глаза я заметил рабочего, который свесился с мостков, держа в руках инструмент наподобие бензопилы, и вырезал из спины Гидеона огромный радужный лоскут.
Я перевел взгляд на пестрые заплаты, украшающие мой сюртук.
– Ладно, Феррис, – произнесла Зебра. – Вы не против, если я задам последний вопрос, перед тем как мы уйдем?
Он набрал на подлокотнике слово «да».
– Это вы тоже предвидели?
Она вскинула пистолет и выстрелила в упор.
На обратном пути я раздумывал о том, что показал мне Феррис, и о том, что узнал из воспоминаний Небесного.
Личинки обнаружили массивный выброс энергии в районе Солнечной системы. Пять могучих вспышек – верный признак того, что вещество и антивещество, прореагировав, уничтожили друг друга. Пять садков, двигающиеся со скоростью, которая не вызвала бы протеста клоунов-прыгунов, – жалкие восемь процентов от скорости света. Тем не менее это было достижением для приматов, какой-то миллион лет назад лупивших друг друга по голове костью мамонта.
К тому времени, когда корабли людей были обнаружены, личинки понесли тяжелые потери. Их гигантские корабли в столкновениях с врагами были разбиты и разграблены. Наступило время, о котором личинки-долгожители вспоминали с печалью. Звездные крепости пришлось разделить на части – их превратили в множество крошечных маневренных мини-садков. Личинки – общительные существа, разлука с сородичами причиняла им огромные страдания, хотя удивительная система связи клоунов-прыгунов позволяла поддерживать контакты друг с другом.
Наконец один мини-садок нагнал группу человеческих кораблей и принял форму одного из них. Статистический анализ случившихся за десять миллионов лет стычек с врагом показал, что в конечном счете подобная тактика приносит личинкам пользу, хотя в отдельных случаях может закончиться неудачей.
План Путешествующего Бесстрашно был достаточно прост в понимании личинок. Он изучит людей и решит, что с ними делать. Если они проявят тенденцию к массированной экспансии в данном секторе космического пространства, нарушая спокойствие и привлекая внимание машин-пожирателей, то их придется списать в расход. Среди беглецов найдутся те, кому хватит силы воли выполнить столь болезненную, но необходимую операцию.
Путешествующий Бесстрашно надеялся, что до этого не дойдет. Люди, по его предположению, останутся досадным недоразумением, слаборазвитой расой, и немедленной ликвидации не потребуется. Если они намерены всего лишь заселить пару ближайших планетных систем, их можно на время оставить в покое. Истребление способно привлечь пожирателей, к такой мере нельзя прибегнуть без крайней необходимости.
Однако шли десятилетия, а люди не выказывали ни враждебности, ни дружелюбия. И Путешествующий рискнул приблизиться к человеческим кораблям. Возможно, ему следовало заявить о своем присутствии, вступить в переговоры с людьми и извиниться за недоразумение. Он как раз обдумывал первый ход, когда погиб один из кораблей.
Взрыв был вызван аннигиляцией. Садок Путешествующего Бесстрашно серьезно пострадал: маскировочная оболочка корабля была повреждена, и множество личинок, работавших в это время на корпусе, погибло. Их выделения проникли внутрь корабля, передав предсмертные страдания сородичей Путешествующему, и он впитал память каждого из них – всю боль, которую они пережили, возвращаясь в свое первоначальное состояние. Истерзанный мучительными воспоминаниями, Путешествующий Бесстрашно отвел садок от Флотилии.