Кому теперь досталась эта роль? Таннеру?
Или мне?
«Убежище» было относительно невелико, так что прогулка не успела нас утомить. Псевдогравитация создавалась ленивым вращением обители. Нас провели в один из соединительных тоннелей – трехметровую трубу из цельного дымчатого стекла. Диафрагмы, расположенные друг за другом по всей ее длине, расширялись, пропуская нас, и закрывались за спиной, позволяя нам идти вперед… и чувствовать себя то ли стадом, которое куда-то гонят, то ли комком пищи в пищеводе. Труба проходила вдоль главной оси «веретена». По мере того как мы приближались к его оконечности, сила тяжести возрастала, хотя она так и не достигла привычного g. Неосвещенные постройки «Убежища» нависали над трубой, словно мы двигались по каньону глубокой ночью, и мысль о том, что в них кто-то живет, казалась абсурдной. Но дело было в другом. Люди, которые приходили в «Убежище», требовали одного – полной анонимности. Они прятались даже друг от друга.
– С Рейвича уже сняли генетическую карту? – Удивительно, почему столь очевидный вопрос не пришел мне в голову раньше. – Ведь он здесь именно ради этого?
– Пока еще нет, – ответил Квирренбах. – Для оптимизации генетической карты нужно пройти все виды физиологических тестов. Химия клеточной мембраны, характеристики нейротрансмиссии, глиальные клетки, объем крови в мозге… и так далее. Как вы понимаете, процесс не быстрый.
– Рейвич действительно решился на полное деструктивное сканирование?
– Он решился на нечто очень близкое к этому. Говорят, лучшего способа получить максимальное разрешение не существует.
– Зато потом ему не придется беспокоиться о занозах вроде Таннера.
– Если только Таннер не последует его примеру.
Я рассмеялся, но затем понял, что Квирренбах не шутит.
– Как думаете, где сейчас Таннер? – спросила Зебра.
Она приблизилась ко мне слева, щелкая каблуками. Ее удлиненное отражение на стене напоминало пляшущие ножницы.
– Под присмотром Рейвича, – сказал я. – Надеюсь, Амелия там же.
– Ей действительно стоит доверять?
– По-моему, она единственная никого не предала. По крайней мере, не предала намеренно. Я уверен в одном: Таннер будет использовать ее, пока это возможно. Когда она станет ему не нужна – боюсь, это случится очень скоро, – я не поручусь за ее жизнь.
– Вы прилетели сюда, чтобы ее спасти? – спросила Шантерель.
В какой-то момент захотелось ответить «да». Я мог собрать крохи самоуважения и сделать вид, что мной движут соображения гуманности, что я способен не только на жестокость. Возможно, это даже было бы правдой. Сюда я прибыл и ради Амелии тоже. Но это была не самая главная причина. К тому же сейчас мне меньше всего хотелось лгать, и тем более самому себе.
– Я хочу завершить начатое Кагуэллой, – сказал я. – Не более того.
Тоннель из дымчатого стекла, плавно заворачивая, вел наверх, где врастал в неосвещенную стену одной из герметичных построек, которая возвышалась в дальнем конце «веретена». Впереди путь преграждал очередной «зрачок» – на этот раз черный, блестящий и полностью непроницаемый.
Я подошел вплотную, прижался щекой к твердой металлической поверхности и прислушался.
– Рейвич? – окликнул я. – Мы пришли! Откройте!
Эта лепестковая дверь раскрывалась еще торжественнее, чем предыдущие.
Холодный зеленый свет хлынул в образовавшееся отверстие и окутал нас своим равнодушием. Неожиданно пришла жуткая мысль: ни у меня, ни у спутников нет оружия. Мы можем умереть в любую секунду – и, наверное, даже не почувствуем, как это произойдет. Я позволил человеку, который имел все основания бояться меня и не имел ни малейших оснований доверять, пустить меня в свое логово. Кто из нас двоих в итоге больший глупец? Эта загадка была мне не по зубам. Сейчас хотелось только одного: как можно скорее покинуть «Убежище».
Дверь открылась полностью, за ней была приемная с бронзовыми стенами. С потолка свисали ярко-зеленые светильники. По барельефам, обрамляющим стенные панели, золотой вязью бежали цепочки математических символов, складывающиеся в формулы, – одну из них я заметил во время разговора с Рейвичем. Каждое из этих заклинаний могло разнести мозг на единицы и нули.
Несомненно, он был здесь.
Дверные лепестки сомкнулись у нас за спиной, а впереди уже разворачивалась другая диафрагма. Нашим глазам предстало еще более просторное помещение, похожее на зал кафедрального собора. Оно тонуло в золотом сиянии, и его стены словно расступались, теряясь в дымке. Я заметил, что пол «Убежища» слегка выпуклый. Узор из чередующихся бронзовых и серебряных ромбов усиливал это впечатление.
В приемной плавал аромат благовоний.
Свет струился из высоко расположенного витражного окна, образуя на полу у дальней стены яркое пятно. А в центре этого пятна, в причудливом кресле с высокой спинкой, сидел человек. Он сидел к нам спиной, окутанный золотистым сиянием. Трое хрупких двуногих роботов-слуг замерли в нескольких метрах от кресла – очевидно, ожидали распоряжений. Я присмотрелся к очертаниям его головы, почти превратившейся в силуэт, и понял, хотя не видел лица: это Рейвич.
Недавно я встретил его в Городе Бездны, возле аквариума с бессмертной рыбиной. Как быстро я среагировал! Выхватил пистолет, обежал вокруг резервуара, чтобы встретить его лицом к лицу и убить. Уверен, мне бы это удалось, но Воронофф на секунду опередил меня.
Теперь мне не надо спешить.
– Пожалуйста, поверните меня лицом к гостям.
Голос скрипел, как наждак по наждаку. Казалось, человеку стоило неимоверных усилий произнести эту фразу. Слова перемежались хрипом и были едва слышны.
Один из роботов шагнул вперед – бесшумно, как и полагается подобным созданиям, – и развернул Рейвича лицом к нам.
Я ожидал увидеть что угодно.
Но не такое…
Рейвич был похож на мертвеца. Так мог выглядеть труп, который удалось ненадолго воскресить с помощью хитроумной аппаратуры. Это не могло называться живым существом. Оно не имело права разговаривать и кривить губы в улыбке.
Я лицезрел нечто вроде Марко Ферриса, только в худшем состоянии. Все, кроме головы и кончиков пальцев, скрывалось под толстым стеганым одеялом, от него тянулись медицинские фидеры. Извиваясь, они вползали в компактный модуль жизнеобеспечения, прикрепленный к подлокотнику кресла, – миниатюрное подобие медицинского жилета, с помощью которого я поддерживал жизнь в Гитте, когда вез ее в Дом Рептилий. Голова Рейвича напоминала череп, обтянутый кожей, синюшно-лиловой, в огромных черных пятнах. Из пустых темных провалов, где должны были находиться глаза, к тому же модулю тянулись тонкие провода. На макушке чудом уцелело несколько жидких прядей, они казались упрямыми деревцами, каким-то чудом сопротивляющимися ураганным ветрам. Челюсть отвисала, во рту черным слизнем шевелился язык.
Рейвич поднял руку. Ее можно было бы принять за руку молодого человека, если бы не рыжеватые старческие пятна.
– Вижу, вы взволнованы, – произнес Рейвич.
Я сообразил, что голос идет не из горла, а из модуля жизнеобеспечения, но звучит по-прежнему слабо. Возможно, Рейвичу действительно было слишком тяжело говорить.
– Вы это сделали, – пробормотал Квирренбах, шагнув к человеку, на которого он все еще работал. – Вы прошли сканирование.
– Либо это так, либо ночью я не выспался, – прошелестел ветерком голос Рейвича. – Я немного подумал и склоняюсь к первому.
– Что случилось? – вмешался я. – Какой-то сбой?
– Никаких сбоев.
– Но вы не должны были так выглядеть, – сказал Квирренбах. – Вы похожи на человека, который стоит на пороге смерти.
– Возможно, так оно и есть.
– Сканирование не удалось? – спросила Зебра.
– Нет, Тарин. Сканирование, как мне сказали, удалось полностью. Моя нейронная структура была воспроизведена безупречно.
– Вы слишком поторопились, – предположил Квирренбах. – Я угадал? Не могли дождаться, пока будут сделаны все анализы. И в результате…
Рейвич вяло кивнул:
– У людей вроде нас с Таннером и вас тоже, – он указал глазами на меня, – нет наномедов. На Окраине Неба они найдутся максимум у десятка человек, которым по карману услуги ультра. Большинство богачей обеспечивают себе долголетие другими способами.
– У нас хватало иных забот, – сказал я.
– Конечно. Потому-то мы и отказались от подобной роскоши. Однако наномеды все же понадобились мне, чтобы защитить клетки от последствий сканирования.
– По старинке? – подхватил я. – Жестко и быстро?
– Это лучший способ… в теории. Все остальное самообман. Истина проста: если хочешь поместить в машину собственную душу, а не ее бледный оттиск, необходимо покончить с собой. Или как минимум получить травму… несовместимую с жизнью.
– Так почему вы не защитились наномедами? – спросил Квирренбах.
– Не хватило времени. Наномеды должны тщательно подгоняться и вводиться в тело постепенно. Иначе – тотальный токсический шок. Умрешь прежде, чем лечебные нанороботы смогут тебе помочь.
– Если бы вы пользовались оборудованием Силвеста, – осторожно произнес я, вспоминая рассказы об экспериментах этого ученого, – вы не успели бы даже вздохнуть.
– Это была усовершенствованная техника, разработанная на основе открытий Силвеста. Но вы правы. Несмотря на все технические ухищрения, я должен был умереть. Однако вышло иначе. Мне ввели достаточно наномедов, самых разных, чтобы я остался жив после сканирования, хотя бы на какое-то время… – Он слабым жестом указал на модуль и роботов. – Все это предоставлено «Убежищем». Они пытаются остановить распад клеток, вводят все более сложные типы наномедов. Но я подозреваю, что они просто исполняют свой долг.
– Вы уверены, что умрете? – спросил я.
– Я чувствую это всеми своими костями.
Что же ему пришлось пережить? Мучительную боль в момент нейронного захвата – когда ты тонешь в ярчайшей вспышке, которая проникает под кожу, в кости, в мозг, превращая тебя на один-единственный невыносимый миг в скульптурную копию из дымчатого стекла.