Он фыркнул.
— В любом случае, вы не сможете меня заставить.
— Вас это удивит, но я могу заставить вас сделать все что угодно — ну, или почти все. У любого человека есть нервная система и болевые точки.
— Вы хотите сказать, что станете меня пытать?
— Скажем так, я использую ряд веских аргументов.
— Вы негодяй, Мирабель.
— Хватит болтать, следите за дорогой.
— И повнимательнее, маэстро, — добавила Зебра. — Вы спустились слишком низко.
Она была права. Сейчас мы огибали Малч, двигаясь самое большее в сотне метров над крышами верхнего яруса трущоб, а наша поездка представляла собой череду толчков и раскачиваний, от которых желудок выворачивало наружу — на этой высоте кабелей было немного.
— Я знаю, что делаю, — буркнул Квирренбах. — Так что заткнитесь и наслаждайтесь прогулкой.
Неожиданно фуникулер нырнул в каньон, образованный трущобами. Теперь он скользил по длинному одиночному кабелю, который тянулся вниз и исчезал вдали, в мутной коричневой воде, похожей на карамель. На склонах в убогих постройках пылали очаги. По мере того как мы спускались к воде, паровые катера с пыхтением отплывали в разные стороны.
— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — сказал я Квирренбаху. — Вы с Вадимом были одной командой, верно?
— Скорее, он был хозяином, а я рабом.
Квирренбах ловко перебирал рычаги на пульте. По мере приближения к поверхности мутной воды наше движение замедлилось.
— Вадим вовсе не притворялся тупым здоровенным головорезом, Таннер.
— Я не убил его?
Квирренбах потер один из синяков.
— Ничего такого, с чем не справиться Горючему Грез.
— Примерно так я и думал, — кивнул я. — Так что это за вещество, Квирренбах? Вы должны знать. Они его синтезируют?
— Смотря что вы называете синтезом, — ответил он.
— Он просто сошел с ума, — сказал Небесный. — Он понял, что застрял здесь навечно — поскольку путь домой ему заказан. Здесь нет ничего странного.
— А как по-твоему, этот Лаго действительно существовал? — спросил Гомес.
— Возможно. По большому счету, это не важно. Так или иначе, нам придется пройти внутрь. Если мы найдем этого парня — значит, это была правда, — Небесный старался говорить как можно убедительнее. — А может, он сам убил Лаго? Они поссорились — такое вполне возможно. А когда Оливейра понял, что натворил, сошел с ума.
— Если он действительно сошел с ума, — уточнил Гомес. — Если это не послание нормального человека, который столкнулся с чем-то ужасным.
Через несколько минут они отстыковались от шаттла Оливейры, оставив мертвеца там, где его нашли. Затем осторожно, запуская двигатели малой тяги короткими импульсами, облетели корабль. С этой стороны корпус выглядел целым, и «Калеуче» казался обычным кораблем Флотилии.
— Повреждения четко локализованы, — заметил Гомес. — Это не похоже на ожог корпуса, полученный «Сантьяго» при взрыве «Исламабада», но геометрия полностью идентична. Согласны?
Небесный кивнул, вспоминая тень своей матери, выжженную на корпусе космолета. На «Калеуче» случилось нечто принципиально иное. Но что-то, безусловно, случилось, и причина этого была неизвестна.
— Не вижу, какая здесь может быть связь, — сказал он.
С пульта донесся мелодичный звон — сработала одна из автоматических систем предупреждения, установленная Норквинко. Небесный взглянул на него.
— В чем дело? У нас проблемы?
— С техникой все в порядке. Проблема… хм-м… несколько другого свойства. Кто-то только что просканировал нас фазированной решеткой.
— Откуда был сигнал? С Флотилии?
— Направление совпадает, но не совсем. Думаю, это другой шаттл, Небесный. Он приближается — возможно, решил последовать нашему примеру.
— Или увязался за нами, — ответил Гомес. — Сколько часов у нас в запасе?
— Чтобы это выяснить, нужно хотя бы зацепить их радаром. Может, день, а может, шесть часов.
— Черт. Ладно, давай проберемся на корабль и посмотрим, что внутри.
Они приблизились к неповрежденной стороне командного отсека и занялись поисками подходящего шлюза. Небесный не горел желанием попасть на «Калеуче» любой ценой, но на корпусе корабля было достаточно мест, где шаттл мог закрепиться, чтобы высадить или принять на борт пассажиров. Обычно корабль реагирует на приближение шаттла включением шлюзовых систем: загораются сигнальные огни, а когда расстояние до челнока сокращается до нескольких метров, ему навстречу устремляются скобы-захваты, помогающие осуществить стыковку. Если на корабле остались хоть какие-то запасы энергии, причальные механизмы должны «проснуться» даже после десятилетий бездействия. На шаттле уже пищала сигнализация, но ничего не происходило.
— Ладно, — сказал Небесный. — Поступим как Оливейра: воспользуемся крючьями.
Остановив шаттл точно над шлюзом, он нажал на кнопку, и крючья бесшумно впились в обшивку «Калеуче». Шаттл начал подтягиваться на тросах, точно паук на паутине. Потом обшивка подалась, словно шкура живого существа — похоже, крючья вошли не слишком глубоко. Ничего, какое-то время они выдержат. Главное, чтобы шаттл успел оказаться в шлюзе. Тогда, даже если он сорвется с креплений, автопилот не позволит ему вылететь наружу.
Все трое, уже в скафандрах, снова прошли в тамбур и дождались, пока атмосфера восстановится. Небесный идеально рассчитал позицию шаттла: их причальное герметичное сочленение было идеально соосно корабельному, на помещавшейся в нише панели выстроились в ряд рычаги ручного управления. Из опыта, полученного на «Сантьяго», Небесный знал: воздушные шлюзы сделаны настолько надежно, что даже после многолетнего перерыва ручное открывание дверей должно сработать безупречно.
Система была устроена элементарно. Повернуть один из рычагов — откроется внешний люк. В камере обмена находится более сложная панель управления, с которой запускаются насосы — чтобы потоком воздуха из корабля вытеснило космический вакуум. Впрочем, если по ту сторону люка нет атмосферы, пройти будет еще легче.
Небесный протянул руку и взялся за рычаг. Но едва ладонь, обтянутая перчаткой, сомкнулась на рукоятке, он понял: что-то не так.
То, что оказалось у него в руке, не было металлом.
Больше всего это походило на плоть.
Он еще осознавал этот факт, когда рука, мгновение назад получившая сигнал мозга, надавила на рычаг, одновременно поворачивая его по кругу — движение, которое должно было заставить люк отъехать в сторону.
Должно было.
Рычаг не повернулся. Он изогнулся и вытянулся, словно кусок воска. Нагнувшись так, что щиток шлема едва не коснулся панели, Небесный присмотрелся внимательнее. Причина была очевидна. Рычаг и не мог действовать: он просто сплавился с панелью, стал с ней единым целым. То же самое и остальные рукоятки: они словно вырастали из пульта — или вросли в него. Небесный покосился на люк — на этот раз почти со страхом.
Ни одной щели — сплошная гладкая поверхность.
Казалось, «Калеуче» состоит из серого теста.
Опустившись в коричневую слизь, наполнявшую реку Малча, фуникулер вел себя как обычное судно. Квирренбах пользовался его рычагами лишь для того, чтобы ускорить движение по ленивому потоку. Фуникулер двигался зигзагами от берега к берегу, отталкиваясь от ветхих построек, нависающих над водой.
— Мы приближаемся к краю купола, — сказала Зебра, указывая рукой вверх и вперед.
Она была права. Край одного из соединяющихся между собой куполов Москитной Сетки опускался перед нами, и трущобы терлись о его грязную бурую поверхность. Трудно поверить, что этот гигантский скругленный «потолок» когда-то был прозрачным.
— К наружному? — спросил я. — Или к внутреннему?
— К внутреннему, — ответила Зебра. — Значит…
— Я знаю, что это значит, — перебил я прежде, чем она договорила. — Квирренбах везет нас к Бездне.
Глава 35
По мере того как мы приближались к куполу, в каньоне становилось все темнее. Постройки лепились друг на друга, нависая над водой так, словно были готовы обрушиться — пока не сомкнулись над каньоном, образовав что-то вроде грубого туннеля, истекающего зловонной жидкостью. Едва ли кто-нибудь здесь обитал — даже учитывая плотность заселения Малча.
Квирренбах направил машину в этот туннель, мощные фары освещали путь. Иногда в полумраке я замечал снующих крыс, но нигде ни следа двуногих — ни гуманоидов, ни свиней.
Крыс завезли в Город на кораблях ультра. В свое время их подвергли генетической модификации и использовали на кораблях в качестве мусорщиков. Потом несколько крыс оказались на свободе — это случилось сотни лет назад. С тех пор они одичали, и их поведение утратило всякий намек на услужливость. Сейчас они разбегались от ярких эллипсов, возникающих там, куда падал свет прожекторов, и торопливо уплывали по коричневой воде, оставляя за собой клиновидные дорожки.
— Что вы ищете, Таннер? — спросил Квирренбах.
— Ответ.
— И только? А может быть, хотите обзавестись личным запасом Горючего Грез? Не стесняйтесь, говорите. Мы же с вами старые друзья.
— Следите за дорогой, — бросил я.
Квирренбах вез нас все дальше. Туннель ветвился снова и снова. Теперь мы находились едва ли не в самой старой части Города. Похоже, эти подземелья не слишком изменились за время эпидемии.
— Вы уверены, что не заблудились? — спросил я.
— Есть другие пути, — отозвался Квирренбах, — но этот мало кому известен. Если кто-то нас увидит, то решит, что мы имеем полное право здесь находиться.
Вскоре он остановил машину. Я даже не подозревал, что Квирренбах провел ее по узкой сухой косе, которая тянулась вдоль грязной стены, обросшей серой плесенью.
— Надеюсь, это не конечная точка маршрута, — сказал я. — Иначе вам грозит украсить собой местный пейзаж.
Однако когда он пригласил нас выйти наружу, я не стал ему мешать. Фуникулер остался посреди островка вязкой жижи.
— Следуйте за мной, — сказал Квирренбах. — Это недалеко.
— Вы здесь часто бывали?