ив работы на корпусе до конца вахты, и уже ожидает, когда они придут в детскую. Но ее там не было.
— В детскую, — приказал Тит. — Поиграешь пока с Клоуном. Я вернусь часа через два-три и выпущу тебя.
— Я не хочу туда.
— Правильно. Если бы хотел, что бы это было за наказание?
Дверь детской комнаты открылась. Тит подтолкнул сына внутрь, а сам остался за порогом.
— Привет, Небесный, — сказал Клоун. Он уже поджидал мальчика.
В детской было много игрушек. Некоторые из них умели поддерживать что-то вроде диалога и на первый взгляд даже казались подлинно разумными. Небесный сознавал, что эти игрушки предназначались для детей примерно его возраста и задуманы в соответствии с картиной мира, которая складывается у типичного ребенка на третий год жизни. Но большинство игрушек начали казаться ему примитивными и глупыми уже после второго дня рождения. Клоун был другим — не совсем игрушкой, хотя и не совсем и личностью. Клоун был с Небесным давным-давно, он был частью детской, но не всегда там находился. Еще Клоун не мог трогать вещи или позволять Небесному трогать себя, а когда говорил, то звуки его голоса доносились не совсем оттуда, где он стоял, — или притворялся, что стоял.
При этом нельзя было сказать, что Клоун существует лишь в воображении. Он видел все происходящее в детской и пунктуально доносил родителям Небесного, когда тот делал нечто заслуживающее порицания. Именно Клоун сообщил родителям, что Небесный сломал кресло-лошадку и что в этом — невзирая на заверения мальчугана — не было вины ни одной из «умных» игрушек. Небесный возненавидел Клоуна за это предательство — но ненадолго. Даже Небесный понимал, что Клоун был его единственным настоящим другом — если не считать Констанцы, и что он знал о существовании вещей, не доступных даже ее пониманию.
— Привет, — печально отозвался Небесный.
— Вижу, тебя заперли за посещение дельфинария.
Клоун одиноко стоял в строгой белой комнате, прочие игрушки были аккуратно спрятаны.
— Это было несправедливо, Небесный, ведь так? Я мог бы показать тебе дельфинов.
— Но не тех. Не настоящих. И ты мне их уже показывал.
— Но не таких. Смотри!
И внезапно оба они очутились в лодке, в море, под синим небом. Вокруг на гребнях волн, вспенивая воду, плясали дельфины, их спины блестели под солнцем, словно мокрые булыжники. Впечатление портили только узкие черные окна в одной из стен комнаты.
Однажды Небесный нашел в книге сказок картинку с изображением Клоуна в пестром наряде с буфами и большими белыми пуговицами. На его комичной физиономии, обрамленной взбитыми рыжими волосами под мягкой полосатой шляпой, постоянно сияла улыбка. Когда он дотронулся до картинки в книге, клоун шевельнулся и показал те же фокусы и забавные вещицы, что показывал его собственный Клоун. Небесный смутно помнил времена, когда эти трюки заставляли его смеяться и хлопать в ладоши, как будто ему не нужно было ничего на свете, кроме этих ужимок.
Теперь Клоун начинал ему понемногу надоедать. Он по-прежнему развлекал Небесного, но их отношения претерпели глубокие изменения, и пути назад не было. Отныне Клоун стал для Небесного объектом, который надлежало исследовать, анатомировать и тщательно измерить. Клоун чем-то напоминал рисунки пузырьками, которые создавали в воде дельфины, — правда, эта картинка была сделана скорее из света, чем из звука. И сейчас они были в лодке только понарошку. Под ногами был все тот же твердый и гладкий пол комнаты, куда его запер отец. Небесный не совсем понимал, как создается эта картинка, но она вполне могла сойти за реальность. Даже стены детской были невидимы.
— У дельфинов, которые живут в бассейне — у Слика и всех остальных, — есть какие-то механизмы, — сказал Небесный. Не мешает кое-что разузнать, пока он сидит в заключении. — Для чего им ультразвук?
— Чтобы помочь им фокусировать свой гидролокатор.
— Нет. Мне просто интересно, кто впервые придумал поместить их туда?
— А-а… Наверно, химерики.
— Кем они были? Они полетели с нами?
— Отвечая на второй твой вопрос — нет, хотя они очень этого хотели.
Голос Клоуна, чуть визгливый, дрожал и поэтому напоминал женский. Но в нем при любых обстоятельствах звучало бесконечное терпение.
— Не забывай: когда Флотилия покидала Землю, а потом орбиту Меркурия, чтобы выйти в межзвездный космос, в Солнечной системе все еще продолжалась война. Да, сражения к тому времени в основном закончились, но люди еще не договорились об условиях перемирия. Они еще ощущали себя «на тропе войны» и были готовы начать драку по первому сигналу. Были фракции, которым война казалась последним шансом что-то изменить. Некоторые из них к тому времени были просто организованными разбойничьими шайками, не более того. Химерики — точнее, те химерики, которые создали дельфинов, — определенно были из их числа. Вообще химерики достигли поразительных результатов в экспериментах с киборгами. Они сращивали себя и своих животных с механизмами. Но часть химериков пошла еще дальше. В итоге их стали избегать даже их соплеменники.
Небесный слушал и внимал тому, о чем рассказывал ему Клоун. Оценка воспитателем воспринимающих способностей Небесного была вполне адекватна. Клоун не углублялся в заумные рассуждения, одновременно заставляя Небесного сосредоточиваться на каждом слове. Небесный сознавал, что не все трехлетние малыши способны понимать подобные рассуждения, но это его ничуть не смущало.
— А дельфины?
— Они тоже созданы химериками. С какой целью — нам не известно. Возможно, химерики собирались завоевать океаны Земли и хотели сделать из них подводную пехоту. А может быть, это был просто эксперимент, который прервали из-за того, что война стала угасать. Как бы то ни было, агенты Южноамериканской Конфедерации отняли у химериков семейство дельфинов.
Небесный знал, что речь шла об организации, которая почти всю войну соблюдала нейтралитет. Ее интересы простирались далеко за тесные границы солнечной системы. Собрав себе в помощь горстку союзников, Конфедерация осуществила первую серьезную попытку человечества пересечь межзвездное пространство.
— И мы взяли Слика и остальных дельфинов с собой?
— Да, мы считали, что они пригодятся нам в Конце Путешествия. Но устранить искусственные образования, вживленные химериками, оказалось гораздо труднее, чем казалось. И мы оставили все как есть. Затем родилось новое поколение дельфинов, и обнаружилось, что они не могут общаться со своими родителями обычным способом, — если их организм не изменить. Поэтому мы скопировали эти включения и имплантировали молодняку.
— Но в результате эти дельфины стали психопатами.
Клоун изобразил легкое удивление и чуть помедлил с ответом. Позже Небесный поймет, что он «застывает», когда обращается к одному из его родителей или кому-нибудь из взрослых и спрашивает, как лучше отреагировать.
— Да… — промолвил, наконец, Клоун. — Но мы вряд ли в этом виноваты.
— Как не виноваты? В том, что держим их в трюме, где воды — несколько несчастных кубометров?
— Поверь мне, условия их нынешнего содержания значительно лучше, чем в опытной лаборатории химериков.
— Но ведь дельфины не могут об этом помнить, верно?
— Здесь они более счастливы.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я — Клоун, — вечно улыбающаяся маска его физиономии растянулась уж совсем неестественно. — Клоун всегда все знает.
Небесный собрался было спросить, что он имеет в виду, как вспыхнул свет. Это произошло внезапно, но совершенно беззвучно, свет был очень ярким и исходил из узких окон в одной из стен. Зажмурившись, Небесный увидел на сетчатке отражение окна — четкий, розовый прямоугольник.
— Что случилось? — спросил он, продолжая моргать.
Но с Клоуном, а заодно и со всей комнатой, происходило нечто непостижимое. В момент вспышки его фигура приобрела уродливые очертания, застывшая физиономия растянулась в разные стороны и словно растеклась по стенам. Лодка, в которой они как бы стояли, странно изогнулась вместе с остальной картиной. Очертания начали расползаться, а потом изображение точно кто-то размешал палкой.
Хуже того: сияющие фигурки на стенах, которые освещали комнату, потемнели, а затем почернели. Комната погрузилась во мрак. Только из высоко расположенного окна еще исходило слабеющее молочное свечение. Но и оно вскоре исчезло, и Небесный остался в кромешной темноте.
— Клоун? — окликнул Небесный, вначале спокойно, затем чуть более настойчиво.
Ответа не последовало. В этом было что-то странное и недоброжелательное. Небесный почувствовал, как что-то поднимается изнутри — волна парализующего страха и тревоги, нормальная реакция трехлетнего малыша на подобную ситуацию. Это ничем не напоминало проблески «взрослости» и прочие признаки раннего развития, которые обычно выделяли Небесного среди ровесников. Он вдруг стал просто одиноким маленьким ребенком, который потерялся в темноте и не понимает, что происходит.
Он снова окликнул Клоуна, на этот раз с отчаянием в голосе, — понимая, что Клоун уже ответил бы ему, будь это возможно. Нет, Клоун исчез. Детская, обычно залитая ярким светом, стала темной и холодной, вдобавок в ней воцарилась тишина, и он не слышал даже обычных шумов, наполняющих «Сантьяго».
Небесный направился туда, где должна была находиться стена, потом двинулся вдоль нее, надеясь найти дверь. Но когда дверь закрыта, она прилегает к стене вплотную, обеспечивая герметичность, и теперь он не мог нащупать даже тончайшей щели, чтобы обнаружить ее местонахождение. Внутри не было ни ручки, ни кнопки. Обычно — когда Небесный не был наказан — дверь открывал Клоун, стоило только попросить.
Но на ситуацию нужно как-то реагировать, причем адекватно, нравится ему способ реагирования или нет. И Небесный заплакал — чего не помнил за собой уже давно.
Мальчуган плакал до тех пор, пока не выплакал все слезы, а в глазах не защипало. Потом снова окликнул Клоуна, внимательно прислушался — и опять ничего не услышал. Он принялся кричать, но это не помогло. Попытки пришлось оставить, когда в горле стало першить.