Дальняя стена наполовину развалилась, и через дыру открывался вид на нижние уровни Города, скрытые за плотной завесой грязного дождя. Его потоки непрерывно извергались через край терминала. Поблизости в ожидании пассажиров бездельничали рикши. Некоторые из их повозок — вертикальные ящики, закрепленные между парой больших колес, — были самоходными и передвигались при помощи паровых двигателей или пыхтящих моторов на метане. Другие были снабжены только педалями на манер велосипедов, а несколько повозок, похоже, были переделаны из паланкинов. Позади разместился транспорт, рассчитанный на более состоятельную публику. Пара элегантных летательных аппаратов на продольных направляющих, которые словно присели на корточки, мучительно напоминали воланторы, весьма популярные на Окраине Неба. Рядом красовалась не менее живописная троица — конструкции, похожие на вертолеты с компактно сложенными винтами. В настоящий момент команда рабочих загружала в один из них паланкин. Поскольку он не проходил в дверь, ящик вполне бесцеремонно привели в горизонтальное положение. Интересно, что это было — похищение или просто посадка в такси?
Сейчас я вполне мог разориться на волантор, но рикши почему-то показались мне более предпочтительным вариантом. Как минимум, я познакомлюсь с местными достопримечательностями — небольшая прогулка без конкретной цели мне не помешает.
Я уже начал протискиваться сквозь толпу, решительно глядя прямо перед собой, но на полпути передумал и направился обратно, к палатке мадам Доминики.
— Господин Квирренбах уже закончил? — осведомился я у Тома. Паренек все еще пританцовывал под музыку ситара и явно удивился тому, что кто-то добровольно вошел в палатку.
— Господин еще не готов — десять минут. У вас есть деньги?
Я понятия не имел, во сколько обойдется операция Квирренбаху. Пожалуй, денег, полученных от реализации его эксперименталий с Гранд-Тетона, должно хватить. Я отсчитал его долю и выложил банкноты на стол.
— Недостаточно, господин. Мадам Доминика хотеть еще одну.
Я неохотно извлек из своей пачки еще одну мелкую купюру и добавил ее в долю Квирренбаха.
— И постарайтесь как следует, — предупредил я. — Господин Квирренбах мой друг. Если вздумаешь заниматься вымогательством, когда он выйдет, я вернусь.
— Мы постараться, господин.
Я проследил, как мальчуган скользнул за перегородку. Пока она была приоткрыта, успел заметить порхающую мадам Доминику и ее длинную кушетку. Операция шла полным ходом. Квирренбах, обнаженный до пояса, распростерся на кушетке, его голова была чисто выбрита и опутана сетью крошечных датчиков. Доминика шевелила пальцами, словно кукловод — и действительно, от ее пальцев тянулись почти невидимые нити. Повинуясь ее движениям, вокруг черепа Квирренбаха плясали блестящие разнокалиберные бусинки. Ни крови, ни явных следов уколов на коже композитора я не заметил.
Похоже, я недооценил Доминику.
— Хорошо, — сказал я, когда Том вернулся. — Хочу попросить у тебя об одолжении, которое стоит этой бумажки, — я показал ему одну из мелких купюр. — Только не говори, что я тебя обидел, поскольку не знаешь, о чем я собираюсь попросить.
— Говорите, большой парень.
Я махнул рукой в сторону рикш.
— Эти штуки ездят по всему городу?
— Почти по всему Малчу.
— Малч — это район, где мы находимся?
Ответа не последовало, поэтому я просто вышел из палатки, а паренек следом за мной.
— Мне нужно попасть в другой район города. Я не знаю, насколько это далеко, но не хочу, чтобы меня обманули. Уверен, что ты сможешь устроить мне поездку, согласен? Тем более, мне известно, где ты живешь.
— Вы получить хорошую цену, не беспокойтесь.
В его мозгах явно что-то шевельнулось.
— Не ждать вашего друга?
— Нет — боюсь, у меня срочные дела, которые не касаются господина Квирренбаха. Мы на некоторое время расстанемся.
Я искренне надеялся, что это правда.
Большинство рикш в той или иной степени напоминали волосатых приматов неопределенной породы. Такая генетическая модификация была весьма полезна с профессиональной точки зрения: ноги у них были длиннее и сильнее, чем у обычных обезьян. Том неразборчивой скороговоркой переговаривался на каназиане с другим пареньком. Они могли быть близнецами, но собеседник Тома был короче подстрижен и, пожалуй, на год постарше. Том представил его мне как Хуана. Похоже, ребята были знакомы не первый день и давно сотрудничали. Хуан пожал мне руку и проводил меня к ближайшей повозке. Я торопливо оглянулся. Ладно, будем надеяться, что Квирренбаху пока не до меня. Мне совершенно не хотелось оправдываться перед ним, если он придет в себя достаточно быстро и Том сообщит ему, что я покинул вокзал. Некоторые пилюли невозможно подсластить. Например, когда тебя бросает человек, которого ты принимаешь за друга, хотя он был всего лишь случайным попутчиком.
Впрочем, муки отверженного вполне могут воплотиться в один из его грядущих шедевров.
— Куда ехать, господин?
Хуан говорил с тем же акцентом, что и Том. Я поневоле подумал о смешении языков: это был дикий коктейль из русиша, каназиана, норта и дюжины других диалектов, на которых говорили здесь в период Belle Epoque.
— В Кэнопи, — сказал я. — Ведь ты знаешь, где это находится?
— Конечно, — отозвался он. — Я знаю, где Кэнопи, знаю, где Малч. Вы думать, я идиот вроде Тома?
— Ну тогда отвези меня туда.
— Нет, господин. Я не могу отвезти вас туда.
Я собрался было подогреть его энтузиазм при помощи очередной банкноты, но понял, что причина отказа куда серьезнее, нежели недостаток финансов. И проблема, скорее всего, возникла по моей вине.
— Кэнопи — это район города?
Последовал сосредоточенный кивок.
— Вы здесь чужак, да?
— Да, я чужак. Поэтому будь добр, объясни, почему не можешь отвезти меня в Кэнопи.
Купюра, которую я наполовину извлек, исчезла из моих рук, и Хуан пригласил меня занять заднее сиденье повозки так, словно это был трон, отделанный роскошным бархатом.
— Я показать вам. Но я не повезти вас туда, поняли? Для этого вам нуждаться в чем-то побольше рикши.
Он вскочил на соседнее сиденье, наклонился и шепнул что-то на ухо вознице, и примат завертел педалями. Его ворчание должно было выражать крайнее возмущение тем итогом, на который обрекло его генетическое наследство.
Позже я узнал, что биоинженерия животных была одной из немногочисленных областей индустрии, которая продолжала процветать и после эпидемии. Когда полагаться на механизмы стало нельзя, генетики мгновенно заполнили эту нишу.
Как недавно сказал Квирренбах, самое страшное бедствие непременно принесет кому-нибудь выгоду.
И эпидемия — не исключение.
Отсутствие стены позволяло воланторам (и, по-видимому, прочим летательным аппаратам), свободно покидать здание, но рикшам приходилось пользоваться наклонным бетонным туннелем. Сырые стены и потолок сочились густой слизью. Но здесь, по крайней мере, было прохладнее. Шум терминала вскоре стих, молчание нарушалось лишь тихим поскрипыванием шестеренок и цепей, при помощи которых вращательное движение педалей передавалось колесам.
— Вы здесь чужак, — повторил Хуан. — Не из Феррисвилль, и не из Ржавого Обода. И даже не остальная система.
Неужели мое невежество настолько бросалось в глаза, что его заметил даже этот ребенок?
— Наверное, у вас сейчас мало туристов?
— С тех пор как приходить плохие времена, да.
— Как вам удалось их пережить?
— Не знаю, господин, мне только два.
Ну конечно! Это случилось семь лет назад. С точки зрения ребенка, это было давным-давно. Хуан, Том и прочие уличные мальчишки едва ли могли помнить, каким был Город Бездны до эпидемии. Они застали лишь несколько лет изобилия и безграничных возможностей, но восприятие маленького ребенка слишком примитивно, чтобы породить отчетливые воспоминания. Все, что они знали и помнили, — это город нынешнего времени. Огромный, темный, он вновь таил в себе массу возможностей, но теперь они были связаны с опасностью, преступлениями и беззакониями. Город воров, попрошаек и тех, кто способен прожить с помощью своих мозгов, а не кредитных рейтингов.
Не хотел бы я жить в таком городе.
Мы встречали других рикш, которые возвращались на вокзал. Их гладкие бока промокли от дождя и блестели, как лакированные. Некоторые из них везли пассажиров, которые угрюмо горбились, кутаясь в дождевики. Весь вид этих людей говорил о единственном желании — очутиться подальше от Города Бездны. Я почти разделял это желание. Я устал, мне было душно, одежда пропиталась влагой и потом, кожа зудела и немела, источая запах. Пожалуй, еще одним моим желанием было немедленно залезть в ванну.
За каким чертом меня сюда понесло?
Я пролетел пятнадцать световых лет, преследуя свою жертву. Я оказался в городе, который превратился извращенное подобие себя самого. И самое главное, за свою жизнь я встречал массу людей, которые были куда более отвратительны, чем тот, кого я преследовал. Он был аристократом, а не военным. Сложись история планеты иным образом — и мы с ним могли быть друзьями. Я даже уважал его — чего стоил хотя бы взрыв моста в Нуэва-Вальпараисо, поступок, которого я совершенно не ожидал. Да, он был совершен с небрежной жестокостью. Но любой человек, которого я недооценил настолько сильно, заслуживал уважения.
И все же я убью его с чистой совестью.
— Думаю, вам необходимый урок истории, господин, — произнес Хуан.
На борту «Стрельникова» я узнал не слишком много, но сейчас я был не готов поглощать новые знания.
— Если тебе кажется, что я не знаю об эпидемии…
Впереди забрезжил свет. Не слишком яркий, но этого было достаточно, чтобы я понял: скоро мы окажемся в Городе. Свет понемногу становился сильнее, заливая туннель. Он был бурым, как карамель, и казался таким же вязким. Я уже видел это с борта шаттла: сумеречный цвет, сочившийся сквозь еще более густую пелену.