— Откуда вы знаете мое имя?
— От Уэверли. Прежде мы никогда не слышали ни о каком Таннере Мирабеле. Но, как только нам стало известно ваше имя, мы смогли проследить за всеми вашими передвижениями. Впрочем, Уэверли выяснил немногое. Либо просто солгал — что не исключено, я не очень доверяю этому одноглазому подонку — либо ваши воспоминания действительно настолько отрывочны.
— У меня была «амнезия пробуждения». Поэтому я некоторое время пробыл у Нищенствующих.
— Уэверли показалось, что дело не только в этом. Что вы можете что-то скрывать. Такое возможно, Таннер? Поскольку я собираюсь помочь вам, вы должны мне доверять.
— Я тот, за кого вы меня принимаете, — произнес я — ничего лучшего в тот момент мне в голову не пришло. Как ни странно, но я не мог поручиться, что это правда.
И вдруг произошло нечто странное. Течение моих мыслей прервалось — резко, внезапно. Нет, я не потерял сознание. Я по-прежнему понимал, что сижу в фуникулере Зебры, понимал, что вокруг ночь, что мы движемся по Городу Бездны, что эта женщина спасла меня от Сибиллины и отряда охотников. Я по-прежнему ощущал боль в ноге — хотя теперь она стала скорее раздражающей, чем мучительной, превратилась в ритмичные пульсирующие толчки.
Передо мной разворачивался очередной эпизод жизни Небесного Хаусманна.
До сих пор это происходило лишь в бессознательном состоянии. Видения напоминали сон — только отличались большей последовательностью. Однако на этот раз эта полностью оформленная картина буквально ворвалась в мой мозг. Я был обескуражен, если не шокирован. Это было подобно электромагнитному импульсу, который превратил в хаос стройную последовательность операций компьютерной системы.
К счастью, это продолжалось недолго. Небесный все еще летел со Стариной Бальказаром (Господи, я уже помню имена всех второстепенных персонажей этой истории!) на совещание, которое должно было проходить на борту другого корабля, «Палестины».
На чем мы остановились? Ах, да: Бальказар поведал Небесному о том, что шестой корабль, корабль-призрак, действительно существует.
Помнится, Норквинко называл его «Калеуче».
Пока Небесный размышлял над полученной информацией, взвешивая факты, они почти прибыли на место. «Палестина» казалась огромной и очень походила на «Сантьяго» — все корабли Флотилии были построены по одному проекту и различались незначительно, — однако ее вращающийся корпус был почти однотонным. Она находилась гораздо дальше от «Исламабада», когда тот взорвался. Закон обратного квадрата справедлив и для распространения радиоактивного изучения, поэтому смертоносный ураган вспышки, заклеймивший тенью его матери оболочку «Сантьяго» достиг «Палестины» теплым ветерком. Разумеется, это была не единственная проблема. Случались эпидемии, психозы и бунты, а спящих на «Палестине» умерло не меньше, чем на «Сантьяго». Небесный представил себе этот груз мертвецов, отягощающий корабль — гроздья замороженных трупов, висящие вдоль его «хребта», словно гнилые плоды.
— Дипломатический рейс ТГ-5, передайте управление причальной сети «Палестины», — произнес резкий голос.
Небесный повиновался. Кэб сильно вздрогнул, когда мощный космолет «взял в свои руки» электронику шаттла и, не слишком заботясь о том, что внутри находятся люди, направил его к назначенному причалу. Перед лобовым стеклом шаттла возник подлетный коридор с оранжевым неоновым обрамлением. Панорама звездного неба за кормой беспорядочно закружилась — они подстраивались к режиму вращения «Палестины», одновременно скользя к открытому шлюзу. Навстречу выплыли фигуры в непривычной экипировке и не слишком миролюбиво взяли гостей на прицел. Похоже, здесь были своеобразные представления о дипломатическом этикете.
Когда кэб встал на платформу, Небесный повернулся к Бальказару.
— Сэр? Мы почти прибыли.
— Что? Черт возьми, Тит… Да ведь я спал!
Небесному не давал покоя один вопрос: как на самом деле относился к этому старику его отец. И не возникало ли у Тита — хотя бы изредка — желания убить капитана?
Пожалуй, эта задача не относится к разряду невыполнимых…
Глава 19
— Таннер? Очнитесь! Не хватало только, чтобы вы отключились.
Мы приближались к какому-то строению — если это можно было назвать строением. Скорее это было зачарованное дерево с могучими узловатыми суками, беспорядочной россыпью окон-дупел и посадочными площадками для фуникулеров. Паутина кабелей исчезала в недрах этой фантастической кроны. Зебра бесстрашно направила туда машину — так, словно выполняла этот маневр в тысячный раз. Я посмотрел сквозь умопомрачительное хитросплетение ветвей и далеко внизу разглядел тускло мигающие огни очагов Малча.
Жилище Зебры находилось в Кэнопи, почти в центре Города, на краю Бездны, у самой границы внутреннего купола, которая огибала гигантскую извергающую пар дыру в коре Йеллоустоуна. С посадочной площадки мне был виден хрупкий стебель, словно осыпанный драгоценными камнями. Он тянулся горизонтально, глубоко под нами, образуя гигантскую километровую дугу параллельно краю бездны. Я заглянул в пропасть, но не заметил ни светящихся планеров, ни прыгунов в туман, совершающих свои смертельные полеты.
— Вы живете здесь одна? — осведомился я, придавая голосу оттенок вежливого любопытства, когда она провела меня в свои комнаты.
— Сейчас — да.
Она ответила быстро, почти машинально. Однако потом добавила, что прежде с ней жила ее сестра Маура.
— Маура уехала?
— Мауру убили, — Зебра выдержала паузу — достаточно долгую, чтобы слова произвели должный эффект. — Она слишком близко сошлась с дурными людьми.
— Мне очень жаль, — выпалил я в замешательстве. — Это были охотники вроде Сибиллины?
— Не совсем так. Она проявила интерес к запретной теме и задала не те вопросы не тем людям. Это не имело прямого отношения к Игре.
— А к чему имело?
— Почему это вас так волнует?
— Не могу назвать себя праведником, Зебра, но мне не нравится, когда кто-то гибнет из-за простого любопытства.
— В таком случае, будьте осторожны. И старайтесь не задавать не те вопросы не тем людям.
— Например?
Она вздохнула. Ей явно не нравилось, что наш разговор принял такое направление.
— Ну, скажем, насчет одного вещества…
— Горючего Грез?
— А, так оно вам знакомо?
— Я видел, как им пользуются, но этим мое знакомство и ограничилось. Сибиллина применяла его в моем присутствии, но я не заметил, чтобы после этого ее поведение как-то изменилось. А что оно из себя представляет?
— Это сложный вопрос, Таннер. Маура успела сложить лишь несколько частей головоломки, прежде чем они расправились с ней.
— Значит, это наверняка наркотик.
— Это нечто большее, чем наркотик. Послушайте, не можем ли мы поговорить о чем-нибудь другом? Мне было нелегко свыкнуться с ее смертью, — так что не будем бередить старые раны.
Я кивнул, решив оставить на время эту тему.
— Вы были близкими друзьями?
— Да, — ответила она так, будто я обнаружил глубочайшую тайну их отношений. — И Мауре тут нравилось. Она говорила, что во всем Городе нет такого обзора, как отсюда — не считая Стебля. Но когда она жила здесь, мы не могли себе позволить посещать этот ресторан.
— Вы там смотрелись. Если вас не пугает высота…
— А вас, Таннер?
— Пожалуй, к ней нужно немного привыкнуть.
Квартира Зебры, расположенная внутри одной из крупных ветвей, представляла собой комплекс беспорядочно сочлененных комнат и коридоров и напоминала скорее нору животного, чем жилище человека. Ветка, в которой мы находились, была не самой толстой. Она протянулась на двухкилометровой высоте над Малчем, а под ней располагались нижние уровни Кэнопи, связанные с нашим зданием вертикальными кабелями и пустотелыми стволами.
Зебра провела меня в комнату, которая выполняла роль гостиной.
Я не мог отделаться от ощущения, что путешествую внутри гигантской анатомической модели. Стены, пол и потолок мягко скруглялись, перетекая друг в друга. Очевидно, их поверхности повторяли форму отростков. Все комнаты соединялись между собой пандусами и лестницами. Твердый и жесткий материал создавал неприятное ощущение омертвевших тканей организма — то ли сухожилий, то ли скопления тромбоцитов. Одну из стен украшало нечто вроде природной скульптуры — композиция из трех фигур, в которых угадывались тела людей. Казалось, они отчаянно пытаются вырваться из стены — точно пловцы, которые надеются остановить нависший над ними девятый вал. Их тела были почти не видны — наружу выступали лишь лица, напоминающие рельеф на монетах, кончики рук и ног — но выглядело весьма впечатляюще.
— У вас очень необычный вкус, Зебра, — заметил я. — Подозреваю, после этого мне будут сниться кошмары.
— Это не скульптура, Таннер.
— Хотите сказать, это были живые люди?
— В некотором роде они до сих пор живы. Конечно, не совсем живы, но и не совсем мертвы. Структура этих изваяний невероятно сложна — там можно заметить даже нейроны. Такие «окаменелости» есть не только у меня. Откровенно говоря, ни у кого не возникает желания освободить их из породы — даже в том случае, если кто-нибудь откроет способ вернуть их в прежнее состояние. Так что приходится мириться с такими соседями. Когда-то люди не желали делить с ними жилье, но сейчас, говорят, это даже модно. Один человек в Кэнопи даже подделывает их для одержимых любителей.
— Но те, что у вас — настоящие?
— Поверьте моему слову, Таннер. А теперь — вам не помешает присесть на минутку… Нет, стойте, где стоите.
Щелкнув пальцами, она подозвала кушетку.
Почти вся мебель в квартире Зебры была самоуправляющейся, и теперь эти предметы реагировали на наше присутствие на манер чутких домашних любимцев. Кушетка зашевелилась и осторожно шагнула с возвышения. В Малче повсеместно отдавали предпочтение паровой тяге, считая такие устройства более надежными. Но здесь, в Кэнопи, сохранились более совершенные полуразумные машины. Комнаты Зебры были битком набиты подобной техникой — не только мебель, но и роботы-служители, от «шершней» величиной с мышь до крупных механизмов, двигающихся по потолк