йствительно ли убрали нужного человека, и никто не смог бы рассеять их сомнения.
Поэтому Квирренбах, очевидно, планировал следить за мной до тех пор, пока не выяснится, что я разыскиваю человека по фамилии Рейвич, — не важно, с какой целью. Посещение Доминики было важной частью его маскировки. Вряд ли он знал, что у тех, кому довелось воевать на Окраине Неба, имплантатов нет и быть не может, а значит, мне не понадобятся услуги этой мадам. Но он принял это спокойно и доверил мне свои пожитки на время, пока находился на «операции». Браво, маэстро Квирренбах! Содержимое кейса, несомненно, тоже было частью его легенды.
Здесь я тоже кое-что упустил. Торговец посетовал, что эксперименталии Квирренбаха — контрабанда, копии оригиналов, сделанные несколько недель назад. При этом Квирренбах сказал, что он только что прибыл на Йеллоустоун. Интересно, что бы я обнаружил, проверив списки субсветовиков, прибывших за последнюю неделю? Был ли среди них хотя бы один с Гранд-Титона? Может да, а может, нет. Все зависит от того, насколько тщательно Квирренбах проработал свою легенду. Боюсь, о его бессмертной симфонии того же самого сказать нельзя. Шедевры редко создаются за пару дней на пустом месте.
По правде говоря, он весьма неплохо справился.
Где-то около полудня, когда я простился с Доминикой, на меня обрушился очередной эпизод из жизни Хаусманна.
Я стоял, прислонясь спиной к стене вокзала Гранд-Сентрал, и лениво наблюдал, как кукольник забавляет компанию ребятишек. Склонившись над миниатюрной будкой, кукольник управлял крошечной, очень изящной фигуркой Марко Ферриса в космическом скафандре, карабкающейся вниз по скале, роль которой играла куча битой штукатурки. Предполагалось, что Феррис спускается в Бездну, поскольку у основания склона лежала горка «драгоценных» камней, охраняемая свирепым инопланетным монстром с девятью головами. Детишки захлопали в ладоши, а потом пронзительно завопили, когда кукольник заставил монстра броситься на Ферриса.
И тут мир вокруг меня застыл, а через миг я уже видел нечто совершенно другое.
Позже — когда у меня появилось время осмыслить то, что мне открылось — я вспомнил заодно и предыдущий эпизод. Эти видения начинались вполне безобидно — в них не было ничего, кроме известных мне фактов из жизни Небесного. Но чем дальше, тем заметнее становилась разница между тем, что я знал и тем, что видел. Поначалу это касалось мелких деталей, потом… Ни в одном жизнеописании не упоминался шестой корабль. Нигде не говорилось, что Небесный оставил в живых диверсанта, который убил — или получил возможность убить — его отца. И это были еще мелочи — по сравнению с тем, что мне показали на этот раз. Небесный убил капитана Бальказара. До сих пор Бальказар считался лишь проходным персонажем нашей истории, одним из предшественников Небесного. Нигде и никогда не упоминалось о том, как именно он погиб.
Из моей ладони на вокзальный пол тонкой струйкой текла кровь. Стиснув кулак, я задумался. Что это все-таки за напасть?
— Я ничего не смог сделать. Он спокойно спал — мне даже в голову не пришло, что тут что-то не так.
Двое медиков — Вальдивия и Ренго, которые сейчас осматривали Бальказара, — появились в кабине кэба сразу после стыковки, когда Небесный поднял тревогу. Медики закрыли за собой воздушный шлюз, чтобы не мешали посторонние. Небесный пристально наблюдал за ними. Оба выглядели изнуренными и бледными, под глазами набухли темные мешки.
— Он не вскрикнул, когда начал задыхаться… ну, или что-нибудь в этом роде? — спросил Ренго.
— Я ничего не слышал, — ответил Небесный. Он старательно изображал огорчение, но старался не переусердствовать. Теперь, когда Бальказара не стало, путь к званию капитана неожиданно приобрел четкие очертания — словно после блужданий в запутанном лабиринте он понял, как пройти в его центр. Это ясно не только ему, но и всем окружающим, — и покажется подозрительным, если его горе не будет окрашено легким оттенком радости по поводу такой небывалой удачи.
— Готов поспорить, эти ублюдки на «Палестине» его отравили, — сказал Вальдивия. — Вы знаете, что я всегда был против этой затеи.
— Совещание проходило в стрессовой обстановке, — сказал Небесный.
— В том-то и дело, — заметил Ренго, почесывая розовое пятнышко раздраженной кожи под глазом. — И незачем винить кого попало. Он просто не выдержал напряжения.
— Значит, я ничего не мог сделать?
Тем временем Вальдивия расстегнул мундир на груди Бальказара и теперь осматривал переплетение проводов. Наконец он с сомнением ткнул пальцем в какое-то устройство.
— Должна была сработать сигнализация. Как я понимаю, вы ничего не слышали?
— Повторяю, я не слышал ни звука.
— Черт бы ее побрал… — Вальдивия покачал головой. — Похоже, опять забарахлила. Послушайте, Небесный. Если об этом кто-нибудь узнает, нам конец. В этом агрегате постоянно что-то накрывалось, а мы с Ренго в последнее время и так работаем как проклятые… — он шумно вздохнул и покачал головой, словно поражаясь объему проделанной работы. — В общем, я не говорю, что мы ни разу не чинили систему. Но мы же не могли все время заниматься Стариком, в ущерб остальным. Я знаю, что на «Бразилии» есть устройства получше этой рухляди, — но нам-то какая от этого польза?
— Можно сказать, никакой, — Небесный сочувственно кивнул. — Вы могли уделить Старику чуть больше внимания — но тогда умер бы кто-нибудь еще. Я вас прекрасно понимаю.
— Очень надеюсь, Небесный. Представляете, какая вонь поднимется в нашем болоте? — Вальдивия снова посмотрел на капитана, но в его взгляде не было надежды на чудо. — Теперь нам предстоит отчитываться о качестве медицинского обслуживания. А вас замучают расспросами — как проходил визит на «Палестину». Эти болваны из Совета — вроде Рамиреса — постараются все свалить на нас с вами. Что мы оплошали, проявили преступную халатность… Поверьте, я такое не раз видел.
— Мы знаем, что ни в чем не виноваты, — ответил Небесный, глядя на капитана. На погоне все еще виднелась полоска высохшей слюны, словно след слизняка. — Он был прекрасным человеком и долго оставался на посту, хотя мог бы выйти в отставку. Он просто состарился.
— Конечно. В любом случае, больше года он бы не протянул. Но попробуйте объяснить это экипажу.
— Значит, нам необходимо прикрыть тылы.
— Небесный… Вы не скажете им ни слова, ладно? О том, что мы вам рассказали?
В люк воздушного шлюза забарабанили. Кто-то пытался войти в кабину, но Небесный решил не обращать внимания.
— Что, по-вашему, мне следует сказать?
Медик глубоко вздохнул.
— Вам нужно сказать, что сигнализация сработала. Неважно, что вы ничего не сделали. Вы все равно ничем не могли бы ему помочь. У вас не было оборудования, вы просто не знали, что делать, и до корабля было еще далеко.
Небесный кивнул. Это звучало вполне логично и полностью совпадало с его мнением.
— Значит, мне не следует говорить, что сигнализация вообще не сработала?
Медики переглянулись.
— Да, — сказал первый. — Именно так. Вас никто не станет винить, Небесный. Они поймут, что вы сделали все, что могли.
Небесный поймал себя на мысли, что сейчас капитан выглядит непривычно спокойным. Глаза его были закрыты — один из медиков прикрыл старику веки, отдавая дань уважения. Можно подумать, что капитану действительно снится детство, — как говорил Клоун. И неважно, что это детство прошло на борту корабля и было точно таким же пустым и отягощенным клаустрофобией, как детство Небесного.
Стук не прекращался.
— Пожалуй, ребят стоит впустить, — сказал Небесный.
— Небесный, — с мольбой повторил первый медик, и Небесный положил руку ему на плечо.
— Не беспокойтесь.
Взяв себя в руки, Небесный положил ладонь на дверное контрольное устройство. За дверью столпилось не меньше двадцати человек. Каждый стремился первым попасть в кабину. Каждому хотелось взглянуть на мертвого капитана — и продемонстрировать озабоченность, за которой скрывалась тайная надежда, что на этот раз тревога не окажется ложной. В последние годы Бальказар обзавелся неприятной привычкой время от времени «умирать».
— Ради всего святого, скажите, что случилось? — произнесла женщина из отдела проектирования двигателей.
Кто-то из техников открыл рот, но Небесный его опередил.
— Его система жизнеобеспечения вышла из строя, — пояснил он.
— Что?
— То, что вы слышали. Я постоянно наблюдал за капитаном. С ним все было в порядке, и вдруг сработала сигнализация. Я расстегнул мундир и посмотрел на диагностические данные. Как я понял, у капитана случился сердечный приступ.
— Нет… — пробормотал один из медиков, но с тем же успехом он мог обращаться к пустой комнате.
— Вы уверены, что приступа у него не было? — спросила женщина.
— Почти уверен. Он постоянно говорил со мной, рассуждал вполне разумно. Ни малейшего признака дискомфорта, только раздраженность. Затем устройство объявило, что собирается применить дефибрилляцию. Разумеется, в эту минуту он разволновался.
— И что было дальше?
— Я попытался снять с него «кирасу» или хотя бы отсоединить провода, но увидел, что до дефибрилляции осталась пара секунд. Мне пришлось отойти — иначе меня бы убило.
— Он лжет! — воскликнул медик.
— Не обращайте внимания, — мягко произнес Небесный. — На его месте вы вели бы себя точно так же. Я не хочу сказать, что это было сделано умышленно…
Он умело выдержал паузу, предоставив каждому закончить фразу самостоятельно.
— Я не хочу сказать, что это было сделано умышленно. Просто трагическая оплошность, которая вполне объяснима. Взгляните на них. Эти люди давно пребывают в состоянии нервного истощения. Неудивительно, что они начали ошибаться. Нельзя осуждать их слишком строго.
Теперь этим людям запомнятся не попытки Небесного избежать обвинения, а его великодушие и сострадание к неудачникам. Люди отметят это и воздадут ему должное, одновременно соглашаясь с тем, что отчасти в смерти капитана виноваты эти сомнамбулы в белых халатах. И она уже не покажется им бедой, подумал Небесный. Великий и уважаемый старик скончался в результате трагического стечения обстоятельств. Последуют взаимные обвинения — но это вполне объяснимо и закономерно.