— В чем дело? — Шантерель почти загородила мне обзор, едва я сделал шаг от стеклянной стены. Нас вновь окружала толпа, и люди вытягивали шеи, чтобы разглядеть легендарную рыбу.
— Я кое-кого увидел. На той стороне бассейна.
Пистолет уже показался из моего кармана. Сейчас любой зевака мог разгадать мое намерение.
— Таннер, вы с ума сошли?
— Весьма вероятно, и не в одном смысле, — ответил я. — Но боюсь, что это ничего не меняет. Я вполне доволен моей нынешней бредовой системой.
С этими словами я спокойно зашагал вокруг резервуара, ощущая, как металл пистолета влажнеет от пота, покрывающего мою ладонь. Сейчас я небрежным жестом извлеку оружие из кармана. Будем надеяться, что сторонний наблюдатель примет его за портсигар. Но это так и осталось намерением, потому что произошло нечто странное.
Я почти обошел резервуар.
Рейвича не было.
Глава 28
— Вы собирались кого-то убить, — сказала Шантерель, когда мы возвращались домой. Ее фуникулер, раскачиваясь, пробирался сквозь мозговую коралловую поросль Кэнопи, усеянную искрами фонарей, далеко внизу под которой темнел Малч, лишь кое-где отмеченный россыпью очагов.
— Простите, что?
— Вы почти вынули из кармана пистолет, как будто хотели им воспользоваться. Не для угрозы — как это было, когда вы показывали его мне, — а так, словно готовы были не моргнув глазом нажать на курок… В общем, подойти к кому-то, пустить в него пулю и уйти прочь.
— Кажется, лгать не имеет смысла?
— Вам придется быть откровенным, Таннер. И кое-что мне рассказать. Кажется, вы считаете, что правда мне не понравится, — она слишком усложнит дело. Поверьте мне — ситуация и без того сложна. Вы готовы чуть-чуть приподнять маску? Или будем продолжать игры?
Недавний инцидент все еще не выходил у меня из головы. Я видел лицо Арджента Рейвича. Он стоял всего в нескольких метрах от меня, в людном месте.
Неужели все это время он меня видел? Неужели он оказался гораздо умнее, чем я предполагал? Он узнал меня и сбежал, пока я обходил резервуар с Мафусаилом. Я был слишком сосредоточен на мысли о стоящем у стекла Рейвиче, чтобы обратить внимание на недавно ушедших людей. Да, это вполне возможно. Но если допустить, что Рейвича заранее предупредили о том, что я здесь, возникает ряд куда более неприятных вопросов. Если он увидел меня, то зачем остался? И почему так легко позволил себя увидеть? Ведь в тот момент я даже не разыскивал его. Я просто осваивался в новой обстановке перед тем, как раскинуть свою ловчую сеть.
И еще. Прокручивая в голове этот эпизод — несколько секунд, которые прошли с того момента, когда я увидел Рейвича, до его исчезновения, — я вспомнил нечто очень важное. Тогда я кое-что заметил — вернее, кое-кого. Но отмахнулся от этого ощущения. Я был слишком сосредоточен на том, чтобы сделать выстрел.
Я увидел за стеклом еще одно лицо — еще одно знакомое мне лицо, совсем рядом с Рейвичем.
Она изменила раскраску, но строение лица так быстро изменить невозможно. Я очень хорошо знал это лицо.
Зебра.
— Я еще жду, — проговорила Шантерель. — Но ваша мрачная мина начинает меня раздражать. Как и ваше многозначительное молчание.
— Извините. Дело в том, что… — я непроизвольно улыбнулся. — Мне подумалось, что вы можете проникнуться ко мне излишней симпатией.
— Не искушайте судьбу, Таннер. Всего пару часов назад вы целились в меня из пистолета. Как правило, подобные знакомства заканчиваются печально.
— Согласен — обычно так и бывает. Но вы тоже целились в меня. Причем калибр вашего оружия…
— Хмм… Возможно.
Похоже, я ее не убедил.
— Но если мы хотим двигаться дальше, потрудитесь приоткрыть завесу, которая скрывает ваше темное и таинственное прошлое. Даже если мне придется услышать нечто, о чем вы предпочли бы умолчать.
— Таких моментов предостаточно, поверьте.
— Так расскажите. Прежде, чем мы доберемся до дома, я хочу узнать, почему тот человек должен был умереть. На вашем месте я бы постаралась доказать, что он действительно заслуживает смерти, кем бы он ни был. Иначе вы потеряете мое уважение.
Машина дергалась и раскачивалась, но ее движение уже не вызывало позывов к тошноте.
— Он действительно заслуживает смерти, — сказал я. — Не могу сказать, что это дурной человек. На его месте я поступил бы точно так же.
Только сделал бы это чисто, добавил я мысленно. И никого бы не оставил в живых.
— Слабое начало, Таннер. Но продолжайте, пожалуйста.
Пожалуй, стоило рассказать Шантерель «стерильную» версию моей истории, но я вспомнил, что такой версии просто не было. Поэтому я рассказал ей о моей солдатской службе и о том, как я попал к Кагуэлле. Я сказал, что Кагуэлла был властным и жестоким, но не злым. Ему не были чужды понятия доверия и преданности. Его трудно было не уважать, и трудно было не стремиться заслужить его уважение. Наверное, мои отношения с Кагуэллой сложились по очень простой причине. Он был человеком, который жаждал совершенства. Совершенным должно было быть все, что его окружало, — вещи, которые он коллекционировал, женщины, с которыми он спал, — вот почему он выбрал Гитту. И люди, которые на него работали. Я считал себя отличным солдатом, отличным телохранителем, знатоком оружия, убийцей — я подходил под любое из этих определений. Но лишь Кагуэлла дал мне возможность оценить свои качества, предоставив в качестве эталона совершенство.
— Преступник, но не чудовище? — уточнила Шантерель. — И этого вам хватило, чтобы на него работать?
— Ну, еще он неплохо платил.
— Продажный ублюдок.
— Это не все. Он ценил мой опыт и не хотел мной рисковать, поэтому не поручал мне особо опасных операций. Скорее, я выполнял роль консультанта. Мне почти не приходилось носить оружие. Для этого у нас были настоящие телохранители — более молодые, более тренированные и тупые копии меня самого.
— А при чем здесь человек, которого вы увидели в Эшер-Хайтс?
— Его зовут Арджент Рейвич, — сказал я. — Раньше он жил на Окраине Неба. Его семья пользовалась там большим почетом.
— В Кэнопи тоже.
— Не удивительно. Если здесь у Рейвича есть связи, это объясняет, каким образом ему удалось так быстро освоиться в Кэнопи, пока меня мариновали в Малче.
— Вы забегаете вперед. Что привело сюда Рейвича — ну, и вас тоже?
Я рассказал, как оружие Кагуэллы попало не по назначению, как из-за этого погибла семья Рейвича. И как Рейвич, поклявшись отомстить, проследил путь оружия и вышел на моего хозяина.
— Вам не кажется, что он предстает в весьма выгодном свете?
— Не спорю. Но на его месте я бы никого не оставил в живых. Это была его единственная ошибка, которую я не могу ему простить.
— Не можете простить ему, что он оставил вас в живых?
— Это не было актом милосердия, Шантерель. Совсем наоборот. Этот негодяй хотел заставить меня страдать из-за того, что я подвел Кагуэллу.
— Извините, я не сильна в логических построениях.
— Он убил жену Кагуэллы — женщину, которую я обязан был охранять. Но оставил в живых Кагуэллу, Дитерлинга и меня. Дитерлингу просто повезло — его приняли за мертвого. Рейвич знал, что делает. Он хотел, чтобы Кагуэлла наказал меня за то, что я позволил Гитте умереть.
— И он это сделал?
— Сделал что?
Казалось, что она вот-вот потеряет терпение.
— Что с вами сделал Кагуэлла?
Простой вопрос, предполагающий простой ответ. Нет, не совсем — поскольку Кагуэлла вскоре умер. Раны доконали его, хотя поначалу казалось, что они не представляют угрозы для жизни.
Почему же мне так трудно ответить? Почему язык онемел, а в голову пришло нечто другое? Нечто, заставившее меня усомниться в том, что Кагуэлла действительно мертв?
— Дело до этого не дошло, — сказал я наконец. — Но мне пришлось жить с этим позором. Полагаю, это было вариантом наказания.
— Однако Рейвич мог не ожидать такого исхода.
Мы пробирались через район Кэнопи, напоминавший увеличенный снимок карты альвеол, — бесконечные разветвляющиеся шарики, пересеченные «мостиками» темных волокон, которые могли быть свернувшейся кровью.
— А разве могло быть иначе? — спросил я.
— Возможно, Рейвич пощадил вас, потому что не считал своим врагом. Вы — всего лишь наемник. Он знал это, а отомстить хотел не вам, а Кагуэлле.
— Замечательная мысль.
— И, скорее всего, верная. Вам не приходило в голову, что убивать этого человека не следует? И что ему вы, быть может, обязаны жизнью?
Разговор начинал меня утомлять.
— Нет, не приходило, — по той простой причине, что это не имеет никакого значения. Мне плевать, что думал обо мне Рейвич и почему решил подарить мне жизнь — из мести или из милосердия. Это абсолютно не важно. Важно то, что он убил Гитту, и что я поклялся Кагуэлле отомстить за ее смерть.
— Отомстить за ее смерть, — Шантерель невесело улыбнулась. — Вам не кажется, что это отдает средневековьем? Верность вассала сюзерену и все такое. Клятвы чести, кровная месть… Не подскажете, какой сейчас год, Таннер?
— Только не притворяйтесь, что вы хоть что-то в этом понимаете, Шантерель.
Она зло тряхнула головой.
— В таком случае я бы усомнилась в состоянии своего рассудка. Но все же, на кой черт вы прилетели сюда? Чтобы исполнить клятву? Ради этого идиотского принципа — кровь за кровь?
— Вы смеетесь. Но я не вижу в этом ничего смешного.
— Согласна, Таннер. Это весьма печально.
— Для вас?
— Для любого, кто способен взглянуть на ситуацию со стороны. Вам известно, сколько времени пройдет, пока вы вернетесь к себе на Окраину Неба?
— Не принимайте меня за ребенка, Шантерель.
— Ответьте на мой вопрос, черт побери!
Я вздохнул. Похоже, я слишком расслабился, и ситуация выходит из-под контроля. Или ее дружелюбие — еще одна аномалия, отклонение от естественного положения вещей?
— Минимум тридцать лет, — ответил я небрежно, как будто речь шла о паре недель. — И, заметьте, я прекрасно понимаю, что за это время многое может измениться. Но главное не изменится. Главное уже произошло, и этого ничто не изменит. Гитта погибла. Дитерлинг погиб. Мирабель погиб.