Витёк широко раскрытыми глазами смотрел на разъярённую женщину и, оглушённый её криком и информацией еле выдавил срывающимся голосом:
– Алька, откуда у тебя эти сведения? Мне Укулымыч совсем другое докладывал.
В ответ она зло швырнула ему планшет со словами:
– Сам смотри. Набери в поисковике слово мобилизация и наслаждайся, там много чего интересного увидишь, хрен ты с горы свалившийся, а не царь.
Он поднял планшет, как коробку с гадюкой внутри и жалобно спросил жену:
– Аль, всё и правда так плохо? Ты не шутишь?
– Витя, ты идиот? Ты до сих пор не понял, что тебя все годы пользовали в извращённой форме все кому не лень? А чего тебя не иметь, если тебе бы только слушать какой ты альфа-самец, великий геополитик, геостратег и гроза всего мира? Ты же как корону надел, так она тебе на мозг и начала давить, головушку твою сжимать, как манкурту бараний пузырь. Твои братаны, как ты их называешь, быстро фишку просекли и давай тебе осанны петь по отдельности и хором, да наушничать, убирая конкурентов. А ты и рад стараться, типа на всё твоя воля. И своих, и чужих в расход по шевелению твоего пальчика, упивался властью, как запойный алкоголик баярышником или стеклоочистителем, уже не вкуса, ни содержания не замечая. А ты уверен, что они все тебе были врагами и что с ними нельзя было договориться? Эх ты, геополитик мирового масштаба, сделали тебя, как глупого детсадовца. Был бы ты поумнее, коронку бы положил в ларчик и, сквозь свои фирменные солнечные очки, смотрел бы внимательнее по сторонам, а не сидел, задравши нос на троне.
Они и с Хохляндией тебя подставили, но в этот раз из трусости. Петруша просрал агентурную работу, растащив отслюнявленные тобой бабосы и никому об этом не сказал. Укулымыч, уверенный, что Петруша всех купил и предстоит быстрый победный марш, погнал несколько кадровых подразделений с парадной формой в танках для парада в столице Хохляндии, а когда получил по роже быстро опомнившимися хохлами, испугался тебе сообщить, что у нашей армии нет в нужном количестве ни состава, ни современной техники и продолжает тебе пиздеть, что ещё немного, ещё чуть – чуть… Так тебе понятнее?
Витёк сидел раздавленный правдой, которую Алька вылепила ему в лицо, причём в его же манере, прямо и с матом в нужных местах для усиления эффекта.
–Алька, а что мне теперь делать-то? Если всё так, как ты сказала, хохлы нас скоро погонят с улюлюканьем поганой метлой до моей резиденции? Меня в мире и так уже в упор не видят те, кто до последнего года двадцать лет по моему щелчку прилетал, бросив все свои дела, и смиренно часами ждал приёма! Теперь я каждого из них жду, топчась на месте под злорадными взглядами журналюг. Поди все каналы по сто раз это показывают? А когда гробы в регионы тысячами пойдут, нас всех на вилы эти из биомассы не поднимут? – прошептал Витёк, осознав наконец всю страшную правду полученной информации.
– И поднимут, не сомневайся! Твои личные «космонавты» с дубинками, разбегутся обосравшись, потому что им тоже припомнят, как они этими дубинками и швабрами в отделениях орудовали.
Что теперь делать? А я знаю? Мириться как-то надо с хохлами, договариваться, деньгами задабривать, да хоть злотом засыпь, всё мало будет за наши и наших детей жизни. Политических реабилитируй, признай ошибки, попроси прощения, скажи, что идиоты на местах тебя не так поняли, а ты не увидел злоупотреблений вовремя. Накажи пару-тройку из тех, кого народ и так ненавидит, показательно накажи, не велика потеря. Снизь пенсионный возраст до прежнего, введи прогрессивную шкалу налогообложения, братанам объясни, что это временно, с них не убудет. Оппозиционеры в стране и их массовка за границей, пока от неожиданности в себя приходить будут, хоть месяцок, но помолчат.
Твой электорат подкорми подачкой, как в пандемию, вдовам деньжат пошвыряй, авось и пронесёт, но воевать заканчивай, Витёк, и никого не слушай, не друзья они тебе, а лютые враги. Поспеши, Витя, умоляю, поспеши! Пока братаны тебя ещё боятся, но если договорятся с западными делованами, то продадут тебя с потрохами, выменяют на послабления для себя, а тогда и мне с детьми не жить! – голос Альки сорвался, и она горько заплакала.
Они долго сидели обнявшись, и Витёк гладил хорошенькую головку жены, успокаивая, и её, и себя, но спокойствие всё не приходило и, чмокнув Альку в висок, он решительно вышел из спальни, и скомандовав возвращение в резиденцию, однако планшет с собой прихватил.
Всё оказалось ещё хуже, чем обрисовала супруга. Витёк просматривал видеоролики один за другим уже несколько часов подряд и цепенел от ужаса, всё отчётливее понимая, что блудняк, в который его втравили, выхода для него лично и его близких уже не имеет.
Алька права и в её советах был трезвый расчёт и смысл, но он откровенно трусил, понимая, что ему не на кого не только опереться, но и посоветоваться и наметить план и исполнителей найти было не с кем. Некому было и выполнять предложенное женой. В правительстве и среди приближённых были, конечно, неглупые люди, но предложи он алькин выход, его лично не станет в мгновение ока, ведь Витёк признает свой провал и слабину. А на хрена он им такой? На трон давно мысленно примеряют свои жопы десятка два из тех, кто имеет не только свои армии в регионах, но и свои команды среди губернаторов и силовиков, в их раскладе Витёк сразу станет лишней фигурой. Тем более, что сдав его на международную расправу, тот, кто завернёт его для этого в коврик, отхватит не только личное прощение, но и трон. Значит никакого разворота, аленький ты мой цветочек !
Остался актуален только один совет тренера, и Витёк проговорил его вслух:
– Если драки не избежать, бей первым!
У него в рукаве остался последний козырь, но и со стороны противников, которых ещё год назад он с полным правом называл партнёрами, таких козырей было немеряно и шанс выжить ему и его семье был так ничтожно мал, что к кнопке сама рука не потянется. Но с той стороны не знают, нажмёт он на эту красную кнопку, если прижмёт конкретно или нет, тоже не знают, и в своей речи на очередном форуме Витёк зло и недвусмысленно пообещал уничтожить всю мировую гниль ядерным ударом во имя торжества света и добра, внутренне содрогаясь от страха и презрения к самому себе. Он отчаянно трусил, но не мог уступить каким-то хохлам и пиндосам с англичанами. Форс оказался для него сильнее и значимее здравого смысла. Расстаться с властью было для Витька не только равносильно потере смысла жизни, но и с самой жизнью, он сам заточил свою вертикаль власти так, что или он балансирует на её острие, либо нанизывается на этот кол.
Царская корона тритреклятого государства сжала мозг Витька до величины грецкого ореха и теперь в нём помещался лишь страх, который руководил всем, потому что большая чёрная крыса и днём, и ночью гнала его всё дальше, и дальше, по нескончаемой лестнице, ведущей только вниз.
Глава 4.
Этот, полный презрения и одновременно, искренней жалости именно к ней, взгляд подсудимой, навязчивым видением стоял в глазах Хельги Симовой, федерального судьи закрытого сибирского городка и портил всё, буквально всё, что её окружало. Хельгу теперь бесило даже то, что раньше вызывало лишь улыбку от ощущения собственного превосходства. Она готова была запустить чем-нибудь тяжелым или надавать пощёчин помощнику за очередной пофигизм, который раньше легко и снисходительно прощала, слегка пожурив. Безвольное жевание банальных фраз председателя суда на совещаниях вообще вызывало желание купить пистолет и всадить в него всю обойму, держа ствол на вытянутых руках и широко расставив ноги. Именно он, и она была в этом абсолютно уверена, в отместку всучил ей, через своего заместителя по уголовным делам, это бредовое дело, подставив Хельгу по-чёрному.
И было бы за что мстить таким изуверским способом. Можно подумать он сам ангел во плоти, безгрешный бессеребренник. Ничего себе Хельга не позволила, выходящего за рамки её статуса и возможностей, а то что ему не доложилась, так просто забыла о такой мелочи. Девочка может себе позволить забывчивость. Так нет, «закусился» по принципу я-начальник, и я буду тебя воспитывать. Ну завалил бы делами, отпуск бы в самое гадкое время года передвинул, так нет же, подсуропил дельце.
Миру Старикову в закрытом городе не знал только тот, кто никогда не судился и не работал во властных структурах города, не имел там знакомых или друзей. К этой ,грубоватой в своей прямолинейности и принципиальной до отчаянной храбрости уже пожилой правозащитнице, можно было относиться по-разному, в зависимости от того на её стороне ты или на противной, но равнодушным к своей персоне она не оставляла никого. Мира защищала горожан в судах уже почти тридцать лет и даже откровенные её враги давно вынуждены были признать, что некогда кем-то данное ей прозвище «юридический киллер» было вполне заслужено. Старикова редко проигрывала процессы, очень редко, потому что могла «добыть доказательства и из-под снега», как часто цитировали судьи недавно ушедшую в отставку маститую коллегу из холмского-5 суда, с удовольствием вспоминавшей как Мира, чтобы восстановить на работе пацана, буквально притащила на заваленный сугробами земельный участок пожарных инспекторов и заставила их не только оформить надлежащим образом документы, составленные формально осенью, но и выступить в суде. Эта же судья, со смехом рассказывала, как после выступления Стариковой в прениях, когда дело было фактически проиграно Мирой , так как все соседи – свидетели избиений приёмных детей в семье местного настоятеля, дружно отказались давать показания, батюшка вдруг отказался от исковых требований к соседке, больная мама которой, лежавшая за смежной стеной, слышала скандалы и плачь избиваемых детей в поповской семейке. Мира попросила судью не стесняться в назначении суммы компенсации морального вреда истинно верующему священнослужителю, не понадеявшемуся на божий суд, а пришедшего в мирской, что бы запугиванием соседей обогатиться за счёт женщины с больной матерью на руках. Старикова пообещала настоятелю, что она и её помощники соберут с горожан, среди которых непременно попадутся и прихожане, необходимую сумму, рассказывая всем на что и почему собирают пожертвования и выразила сомнение, что Холмской епархии понравится, когда прихожане узнают правду о том, кто учит их соблюдать божьи заповеди.