Виталий подвозиться отказался, сказал, что с часок посидит еще.
– А потом как?
– Ну, трамвай до десяти ходит, и мне почти до дома.
– А ты где живешь?
– В первом, в общаге кузницы, – помедлив, сказал Виталий.
– Н-ну, в принципе, хорошее место, и остановка рядом. Ладно. Самочувствие-то как, не полегче после баньки?
Виталий по-боксерски пошмыгал носом и вежливо сообщил, что вроде полегче.
– Вот видишь. Все равно долго не сиди, сон – лучшее лекарство. На ночь можешь сто грамм принять, но не больше. Давай, в общем, до завтра. Дверь запри и ключ в дежурку на щит не забудь, лады?
Он пожал Виталию руку, пошел к двери, спохватился, остановился, повернулся и все-таки сказал:
– Виталий, ты молодец. Продолжай в том же духе – и вот прямо очень хорошо все будет.
Виталий посмотрел недоумевающе, подумал и осторожно кивнул.
Юра выглядел вполне здоровым и, кажется, даже прибавил в щеках. Левую руку он держал на руле осторожно, но действовал ею вполне уверенно.
– В сорок восьмой, на стройку, – скомандовал Вазых и прикинул, успеет ли вздремнуть по дороге. Решил, что вряд ли – ехать минут двадцать максимум. Да и боязно еще спать. К тому же в голове и груди бродила неловкость, будто он что-то упустил или недодумал, что-то малозаметное, но важное.
Машина рывком тронулась, и Вазых обнаружил, что они подвисли, чуть не доезжая до перекрестка Ленинского проспекта и Вахитова. Видимо, после дождя опять случилась гигантская лужа, объезжавшие ее машины не укладывались в свой цикл светофора, так что на каждую смену сигнала приходился заторчик секунд на двадцать.
Вазых сказал:
– Жаль, не смогли нормально достроить – знаешь, да, была концепция в Новом городе не оставить ни одной одноуровневой развязки на проспектах? Чтобы только эстакады и мосты.
– Да и так нормально, не то что в Казани, – сказал Юра, охнул и дал по тормозам, бережно отыгрывая рулем.
Ремень ударил Вазыха по правой стороне груди – прямо по зажившему было синяку. Опять лужа масла, что ли, раздраженно хотел спросить он, но слова и мысли испарились: их выжгли насухо стоп-сигналы «москвича-маргарина», который только что мирно разбрызгивал серые фестончики далеко впереди, а теперь застыл сразу за лобовым стеклом.
Вазых вытянул шею, всматриваясь. Через дорогу бежал парень, скорее, даже пацан лет пятнадцати. Он выскочил из-под опоры недостроенной эстакады, стоявшей на краю пустыря, который так и не дождался прокладки дублера Ленинского проспекта. Парень торопливо пробрызгал проспект под сигналы и визг тормозов, ловко обогнал замигавший уже левым поворотником «икарус» и скользнул в закрывающуюся дверь.
Следом от того же пустыря, не обращая внимания на тронувшиеся было машины, пробежали несколько парней. Вазых сперва решил, что это приблудные стройбатовцы, – они были одинаково одеты в телогрейки защитного цвета и просторные темные штаны, кажется, из бабкиного драпа. Потом разглядел сине-белые «петушки» и понял, что у солдатиков на шапках не может быть написано «Ski», как, впрочем, и любого другого нерусского слова.
Парни обогнули автобус и заколотили по закрытой двери, что-то громко и вроде бы незлобно вопя. Автобус, насколько понял Вазых, был полупустым – первая смена давно кончилась. Сквозь стекла Вазых не разглядел беглеца, но несколько пассажиров явно принялись бранить парней через залитые дождем стекла и двери.
Телогрейки деловито рассыпались вдоль борта и принялись враскачку толкать автобус. Он не сразу, но закачался, с каждым разом все сильнее, включил аварийку, загудел и заскрежетал коробкой передач – но почему-то не отъехал: похоже, путь загораживала машина или один из шутников.
– Так, – сказал Вазых, распахивая дверь и высовываясь из машины. – Э, молодежь, прекратить хулиганство! Сейчас милицию вызову.
Парни заржали и качнули автобус с особой силой, так что он, кажется, всерьез задумался об оверкиле. Парень, стоявший ближе к корме, обернулся к Вазыху и четко послал его на три советских.
– Вазых Насихович, поехали, может? – тревожно предложил Юра.
– Монтировку дай, – сказал Вазых, вдруг обозлившись.
– Нет у меня, – жалобно ответил Юра. – Они же мелкие еще, сидеть за них не хватало.
Он вдруг отчаянно ударил по клаксону. Вазых вздрогнул, сигнал подхватили стоявшие сзади машины – их скопилось уже штук пять. Вазых мельком оглянулся, обошел «маргарин», который не гудел, – рыхлый блондин, сидевший за рулем, смотрел прямо перед собой, но мимо всех и всего, – и пошел учить наглого пацана жизни.
Пацан бросил что-то через плечо и развернулся к Вазыху, нагло ухмыляясь. Остальные, отряхивая руки, подтянулись. Не такие уж они и мелкие, подумал Вазых, чуть не споткнувшись, но решил, что не убьют ведь, и, не замедляя шага, крикнул:
– За такое безобразие и в колонию можно! Вы кто такие вообще?
– Какой комплекс! – выкрикнул один из пацанов, остальные хохотнули и растянулись в цепочку, недобро рассматривая Вазыха.
Сердце заколотилось, Вазых лихорадочно соображал, что делать, если впрямь дойдет до драки. В последний раз он дрался, когда студентом приехал домой на каникулы и сбежал на танцы в соседнюю деревню. Неделю ходил полусогнутым, до сих пор ребра перед дождем болели.
Пришибу засранцев, подумал он нерешительно, и тут передняя дверь «икаруса» зашипела и оттуда, спотыкаясь, выскочил сперва лысый мужик с крупным газовым ключом, явно водитель, потом еще пара мужиков с голыми, но тяжелыми даже на вид руками. Пацаны переглянулись и, не слишком торопясь, зашагали обратно к пустырю. Время от времени они оборачивались на автобус и Вазыха, вроде как чтобы запомнить, и зыркали под ноги. Камни ищут, понял Вазых. Водитель, видимо, тоже понял. Он ускорился, визгливо матерясь. Пара пацанов, шедших в арьергарде, развернулись и стали ждать. Водитель затормозил в пяти метрах и еще громче довел угрожающую мысль до точки. Пацаны развернулись и так же вразвалочку отправились догонять своих, один из них перед этим сплюнул под ноги и что-то сказал водителю.
– Вазых Насихович, поехали, а? – умоляюще попросил Юра, который, оказывается, успел настичь Вазыха, обогнув «маргарин».
Вазых в последний раз посмотрел в ватные спины, кивнул мужикам, которые кивнули в ответ и вновь отправились к автобусу, пропустив выскочившего из салона паренька, – очевидно, того, за которым гнались телогрейки. Вазых проводил его взглядом – паренек был тоже в телогрейке и в остроконечной вязаной шапке с козырьком, – выругался и сел в машину.
Юра рванул с места и удивительно ловко, явно не щадя руки, объехал автобус и пару робко тронувшихся машин.
– Ты видел, а? – яростно поинтересовался Вазых. – Что творится вообще?
Юра кивнул и сказал по-татарски:
– Милиция мышей не ловит потому что. Вот шпана и распустилась.
Вазых подумал и хотел даже поспорить насчет милиции, семьи и школы, но настал черед детского сада, потому что они приехали. И стало Вазыху совершенно не до шпаны – на сорок минут, за которые он едва не сорвал голос.
Процесс увлек. Только входя в подъезд, Вазых постарался вытрясти из головы садик, цемент и некондиционные панели. Чего их домой тащить.
Дома было хорошо – именно что без них. Тихо и покойно. Мягкая Лора расцеловала и уволокла плащ сушиться в ванную. Пахло жареной курицей – пригодился казанский трофей все-таки, – на кухне бормотал радиоприемник, из зала бормотал телевизор – судя по репликам, шел фильм про хищения и социалистическую нравственность, про отважных обэхаэсовцев. Жаль, что не футбол, но футбол как раз позавчера был, если это можно так назвать, олимпийская сборная с болгарами в ноль сыграла, позорище. Ладно хоть в группе первые все равно.
Турика, похоже, и обэхаэс вполне устраивал: он выглянул из зала, махнул и тут же скрылся. Синяки почти зажили, и вообще выглядел сын аккуратней обычного.
Вазых последовал за ним, чтобы рявкнуть: «А чего это мы не спим?», но, к счастью, спохватился. Смотреть фильм после программы «Время» они разрешили Артуру еще в прошлом году. Ну и одно дело – трубить ранний отбой младшекласснику, совсем другое – парню с тебя ростом. Что-то в этом рассуждении Вазыха скребануло, он задумался, но отвлекся на недовольную реплику Турика:
– Московское зеркало. Пап, не видно же.
Вазых, оказывается, торчал перед телевизором, задумчиво пялясь на сына. Он поспешно отодвинулся и сообщил:
– Я там бананы привез, они зеленые пока, как пожелтеют, будет тебе праздник.
– Класс, – сказал Артур, не отрываясь от телика.
Вазых немного обиделся, подумал и понял, что обижаться, в общем-то, не на что. Но завершать беседу подобным образом не хотелось, так что он добавил:
– В бане сегодня были, с Виталием Антоновичем твоим.
– Анатольевичем, – поправил Турик. – Рад за вас.
– Сам-то как-нибудь не хочешь? Завтра вечером, например? Хоть вдвоем, хоть с Виталием… Анатольевичем?
– Это как на рыбалку, что ли? – поинтересовался сын, не отрываясь от экрана.
Вазых поморгал и пошел прочь. У камышовой занавески остановился, пошуршал прутиками и сказал, кажется, не сумев скрыть горечи:
– Если хочешь знать, два куста нормально прижились и третий выживет, осыпался только чуть-чуть.
– Рад… – начал Артур, взглянул на отца, забавно шлепнул губами и сказал, явно с трудом придумывая на ходу: – А, пап, кстати… Это самое. У тебя, случайно, старых подтяжек нету?
Вазых пару секунду поборолся с мрачным желанием подуться дальше, победил, неловко усмехнулся и сказал:
– У меня и молодых нет. А что, сына, растолстел, ремень уже не застегивается?
– Да не, надо там, – неопределенно сказал Турик.
– Ужинать-то будешь, толстый?
– Не хочу, спасибо.
– Ну просто давай вместе посидим, – сказал Вазых.
– Ну кино же, – жалобно напомнил сын, показывая на экран.
Можно было бы выступить на тему «кино важнее семьи», но Вазых просто кивнул и пошел на кухню.
– Пап! – сказал сын вслед.