Гондола поднимается. Скоро будет башня. Очень скоро, думает Сигруд, очень-очень скоро…
И вот он ее видит. Массивная стальная рама скользит под ним, и вдоль ее края виднеется чрезвычайно, немыслимо узкая платформа.
Сигруд колеблется. Потом прыгает наружу.
И в ту же секунду понимает, что колебался слишком долго.
Башня уже исчезла. Проскользнула мимо куда быстрее, чем он ожидал. Вокруг ничего, кроме кабеля внизу.
Он падает. Время, которое требуется на преодоление пяти футов до кабеля, растягивается, каждая секунда — тысячелетие.
«Кабель!»
Его правая рука взлетает и петлей захватывает массивный металлический кабель, словно шею противника в бою. Сильный удар, неуклюжий поворот — и дрейлинг рычит от боли, напрягая правое плечо. Кабель неистово трясется, а позади исчезает гондола, и Сигруд чувствует, как правая рука соскальзывает с верхней части кабеля, угрожая отправить его вниз. Дрейлинг сопротивляется, и ему наконец удается сцепить левую руку с правой, повиснув на обледенелом кабеле, который яростно вибрирует и гудит, пока удаляется аэротрамвай.
Он исчезает в снегу позади Сигруда, и пробирающая до костей тряска постепенно стихает. Он болтается над клубящимся белым морем снега. Теперь вокруг нет ничего, кроме ветра и льда. Он сжимает челюсти и крепко держится, но потом кабель опять начинает вибрировать.
«Приближается следующая гондола, — думает он. — И она с большой радостью тебя раздавит».
Стиснув зубы, Сигруд изгибается всем телом, пока не оказывается под обледеневшим кабелем. Напрягая мышцы живота, поднимает талию, чтобы обхватить кабель и ногами, словно скользит по шесту — только вот этот шест горизонтальный, покрыт льдом и повис в нескольких сотнях футов над заснеженными Тарсильскими горами. А еще он направлен чуть вниз от башни, что нисколько не упрощает продвижение к ней.
Он начинает дюйм за дюймом возвращаться к башне, которая теперь кажется очень далекой. Его перчатки и одежда все время прилипают ко льду, и их приходится отрывать.
Гул в кабеле становится громче. Скоро Сигруд слышит гондолу, которая уже совсем близко.
Он глядит вверх, вдоль кабеля, и видит перевернутый мир. До башни всего-то десять футов. По другую сторону от нее кабель уходит вниз, но сквозь кружение снежинок он видит смутные огни, движущиеся вдоль его тонких, темных очертаний: фонари гондолы, в которой едет сайпурка.
«Быстрее. Быстрее!»
Он ползет по кабелю. Башня уже в пределах досягаемости. Она куда изящнее, чем казалось из гондолы; образец инженерного искусства, который он бы даже не сумел вообразить. Неудивительно, что она промелькнула мимо в одно мгновение.
Сигруд карабкается к самому краю башни. Потом поворачивается и «садится» на кабель. Сидит верхом, словно на лошади — его шатает, и с каждым разом сердце уходит в пятки, — и прикидывает, как забраться на карниз, а оттуда — на лестницу в западной части, не сорвавшись и не попав под приближающуюся гондолу.
Огни становятся ярче. Она уже почти рядом.
«Просто сделай это».
Он кидается вперед. Его пальцы хватаются за передний край выступа, и он повисает на краю башни. Он знает, что не может подняться с этой стороны платформы, потому что его раздавит приближающаяся гондола. Надо обогнуть башню и добраться до платформы с западной стороны, что будет нелегко, поскольку башня такая же обледенелая, как и кабель.
Сигруд смотрит вниз. Футах в десяти под ним пересекающиеся фермы, но непохоже, что он сумеет на них встать. Он морщится, тянет левую руку и начинает медленно ползти вдоль края башни к углу, пядь за пядью.
На углу он хватается за опору. Теперь до лестницы всего десять футов. Он тянет себя вверх, пока не удается поднять ноги до бокового карниза.
«Наконец-то», — думает Сигруд и чувствует облегчение от того, что стоит на чем-то. В особенности потому, что гондола уже менее чем в сотне футов и быстро приближается.
Он пытается оттолкнуться ногами, но понимает, что серьезно недооценил обледенелый карниз: подошвы ботинок соскальзывают, и он падает с башни.
Вскрикивает, хватается за угол башни на лету. Стальной край врезается в левый бицепс, ноги безуспешно пытаются найти опору на скользкой поверхности. Сигруд опять висит над бездонной пропастью, цепляясь за обледенелый кусок металла, но на этот раз гондола гораздо ближе.
Его глаз широко распахивается, когда гондола начинает ползти по кабелям в его сторону. Дрейлинг знает, что не успеет добраться до платформы вовремя. Он в стороне от гондолы, она его не раздавит, но пролетит мимо, оставив его в одиночестве на башне, и беспрепятственно продолжит путь к Ивонне и остальным пассажирам.
Гондола немного замедляется, преодолевая последние несколько футов кабеля до башни. По мере приближения огромной машины вся конструкция вибрирует, словно струна. Сигруд видит, как вращаются колеса, видит выхлопные газы, изливающиеся из ходовой части…
И там, внизу машины, видит металлические скобы-ступеньки — наверное, по ним команда ремонтников забирается на корпус.
Гондола с громким лязгом завершает подъем на башню. Теперь она достаточно близко, чтобы он увидел лед на этих скобах.
«На этот раз, — думает Сигруд, — без промедлений».
С очередным громким лязгом гондола рвется вперед и начинает спуск по новому отрезку кабеля.
Сигруд приподнимается и кидается в сторону от башни, вытянув руки.
Пальцы правой руки хватаются за ступеньку, и он чувствует рывок, словно рыба, которую поймали на крючок.
Миг спустя Сигруд летит сквозь снег, болтаясь. Правая рука от подмышки до кончиков пальцев жутко болит — ее едва не вырвало из сустава. Но он держится крепко, не отпуская металлическую скобу в нижней части гондолы.
По соседней линии мчится сквозь снег другая гондола — на юг, в Аханастан. Он видит детей, которые изумленно таращатся сквозь стеклянный смотровой купол наверху. Они заметили его — человека, который странным образом повис на днище движущейся гондолы. Один мальчик тыкает пальцем, и Сигруд читает по его губам: «Ух ты!»
«Я, — думает он, — совсем не так все планировал».
Рыча, дрейлинг сражается с силой тяжести, ветром и холодом, поднимает левую руку и хватается за следующую скобу. Крепко держится, подтягивает себя вверх. Преодолев четыре скобы, наконец-то может применить ноги — и делает это осторожно, помня о том, что только что произошло на башне.
Он не соскальзывает. Переводит дух, закрывает глаза и наслаждается устойчивостью твердой и прочной гондолы, за которую можно держаться.
«Живой, — мысленно говорит он себе. — Ты живой».
Он взбирается на корпус гондолы. В верхней части есть большой аппарат с набором колес для продвижения по верхнему кабелю. Под ним — стеклянный смотровой купол, рядом с которым имеется очень маленький люк. Сигруд предполагает, что люк достаточно далеко от рубки — где, скорее всего, разместились противники — и, если его открыть, они не должны услышать шум или заметить перемену в давлении или внезапный приток холодного воздуха.
Впрочем, это если повезет. Поэтому Сигруд готовит один из пистолетов.
Он подбирается к люку, распластавшись на корпусе гондолы. Стеклянный купол рядом с ним, его синее стекло кажется кривым из-за слоев льда. Он видит смотровую площадку под стеклом. Она пустая, и это утешает. Он не был уверен, что сайпурка реквизировала гондолу, а не просто села в полную, но теперь похоже, что произошло первое — значит, невинные не попадут под перекрестный огонь. Все, что движется, будет врагом.
Он вытирает снег со зрячего глаза, моргает и изучает замок на люке. Сложный, очень сложный. Если повезет, он сможет…
Сигруд замирает. Краем глаза он замечает движение.
Он смотрит сквозь стеклянный купол в верхней части гондолы.
Молодой сайпурец в темном пальто прогуливается по смотровой площадке с сигаретой в зубах и винташем в руках.
Спрятаться на боку гондолы негде, так что Сигруд прижимается к корпусу и пытается отползти назад, к лестнице.
Слишком поздно. Сайпурец — несомненно, один из министерских работников — видит его через стекло. У него отвисает челюсть; сигарета, все еще с дымком, на секунду прилипает к губе, потом падает. Сигруд едва слышит, как он говорит: «Какого хрена?!»
Потом сайпурец поднимает винташ, и стеклянный купол взрывается.
Сигруд закрывает глаз и прячет лицо от летящих осколков. Он чувствует, как что-то горячее тяжело бьет в грудь, и думает: «Вот и все. Мне конец». Но боль не такая уж сильная, и это любопытно.
Сигруд слышит крики, выстрелы и лязг металла. Он открывает глаз как раз вовремя, чтобы увидеть, как корпус прямо перед его лицом внезапно выгибается наружу, точно резиновый, словно кто-то с другой стороны ткнул в него пальцем.
Отпрянув, дрейлинг смотрит вниз. Корпус покрыт такими выступами, и прямо там, где он прижимался грудью, их два: это места, где пули едва не пробили металл. Наверное, удар пришелся в грудину, но это гораздо лучше, чем поймать пулю.
«Повезло, — думает Сигруд. — Невероятно повезло».
Охранник все еще стреляет, калеча корпус вокруг смотрового купола. Сигруд поднимает свой пистолет и слышит, как сайпурец кричит: «Ублюдок! Ублюдок!»
Сигруд ждет. Еще два выстрела. Три. И пауза.
«Перезаряжает».
Дрейлинг высовывается над рамой купола, вскидывает пистолет и нацеливает его на сайпурца, который, присев на смотровой площадке, возится с пистолетом.
Охранник поднимает голову.
Сигруд стреляет один раз. Раздается резкий хлопок.
Над левым глазом сайпурца появляется маленькое аккуратное отверстие, и он падает.
Сигруд, опустив голову набок, прислушивается, нет ли других противников прямо под разбитым стеклянным куполом. Он слышит, как кто-то кричит изнутри гондолы: «Чандра? Что происходит?» — но это не близко. Кряхтя, он поднимается и, скользнув через осколки купола, тихонько перебирается на сиденье кожаного кресла.
Озирается. Смотровая площадка находится на верхнем уровне гондолы, это маленькая зона отдыха, где есть кресла, столы и крошечный бар. Слева и справа от него короткие лестницы ведут на нижнюю палубу.