– Мне бы мыльца... Мыльца бы мне, а? – ныла она, но мама делала вид, что не слышит.
– Как прошел день в школе? – спросил дедушка.
– Нормально, можно сказать, обычная рутина, – заявил я, вымыл руки и сел обедать.
Не помню, писал ли я, что съедаю на обед три круга швейцарского сыра и две банки синтетического клея ПВА? Вы когда-нибудь пробовали клей? И не пытайтесь, потому что для нормального человека – это мгновенная смерть, и лишь для меня – десерт. Я клей люблю и могу есть его в любых количествах.
Как-то родители спорили, почему мы с Нюсякой получились такие странные. Ведь никто из наших предков, ни бабушки, ни прапрадедушки, проведшие всю жизнь на Ирксилоне, никогда не ели клея, не пили шампуней, а были инопланетянами патриархальными и уравновешенными. Мама решила, что на нас повлияли определенные мутации из-за нарушенной земной экологии и чрезмерной солнечной активности. Наш народ быстро приспосабливается к различным условиям обитания, поэтому неудивительно, что у каждого на нашей планете проявляются необыкновенные свойства.
Пока мы обедали, Рама сидела на кухонном шкафу и выжидала подходящий момент. Она резко спланировала вниз, расставив кожистые крылья, схватила со стола кусок мяса, и он мгновенно исчез в ее вместительной глотке.
Дедушка сердито закричал на Раму, и летающий ящер, зацепив лампу, взмыл на шкаф. Крыльями она работала плохо, и амплитуда ее взмахов передними лапами, и особенно длинным мизинцем, к которому крепилась перепонка, была небольшой. Видимо, в природных условиях рамфоринхам сложно было взлетать с земли, и они выбирали возвышенные участки, деревья или скалы, с которых планировали.
– Деда, интересно, скоро у нас появятся новые динозаврята? – наивно спросила Нюсяка.
Дедушка и мама одновременно вздрогнули и покосились на дверь, будто она вот-вот распахнется и в нее хлынет поток динозавров. Тогда это показалось мне смешным, но теперь, когда стекла сотрясаются от рева огромных ящеров, я хорошо понимаю испуг моих родственников.
Но Нюсяка не обладала особой проницательностью и как ни в чем не бывало продолжала:
– Мне бы хотелось мягонького шерстяного динозаврика, похожего на котенка, и чтобы он мурлыкал.
– Может, тебе завести котенка?
– Нет, не котенка, а именно динозаврика! – требовала Нюсяка.
Я давно заметил, что она начинает капризничать, когда ей приходится есть кашу из стирального порошка.
– Хватит, не хочу больше слышать о динозаврах! – воскликнула мама и выскочила из кухни.
Но в коридоре на нее налетел радостный Шпрот, лизнул маму в лоб шершавым языком и сочувственно проскрипел дедушкиным голосом:
– Ваше чудовище загораживает проход! Брысь, ящерица!
И тут мамино терпение лопнуло. Она заплакала и засмеялась одновременно, у нее началась истерика. Мы стали успокаивать маму, и больше всех переживал Шпрот. Ящер ворвался в комнату и, с оглушительным грохотом прыгая вокруг мамы, повторял с ее интонациями:
– Он же не виноват! Он же животное!
Наконец мама успокоилась, и мы отлично провели вечерок: сидели в большой комнате у телевизора вместе с динозаврами. Рама смотрела на экран сосредоточенно и неодобрительно, не отрывая от него немигающего взгляда.
– Она у нас дама серьезная и критическая! – весело сказала мама.
– Как воспитательница у нас в садике! – уточнила Нюсяка.
Тираннозавр, в отличие от Рамы, смотрел передачу невнимательно, то и дело вскакивал, вертелся, повторял отдельные фразы, а в конце вечера умудрился задеть телевизор хвостом, и бедная японская техника опрокинулась, ослепительно мигнула и навсегда погасла.
– У нас остался музыкальный центр, – успокоил нас дедушка.
Мама покачала головой:
– А вот в этом ты ошибаешься. Я забыла сказать: сегодня Рама тренировала на нем удары клювом.
Нюсяка взглянула на сидевшую на ручке кресла с независимым видом Раму:
– А зачем она это делала?
– Должен же динозавр на чем-нибудь практиковаться? Хорошо хоть стекла целы, – со страдальческим видом произнесла мама, и на этой оптимистичной фразе вечер закончился.
На другое утро в школе меня ждали новые волнения.
Я точно не знаю, когда именно Урсуфьев и Рылов выбрались из мусорного бака, но в классе они остерегались смотреть в мою сторону, и я чувствовал, что они яростно ненавидят меня. Наверное, они мылись не один раз, но от них пахло мусором, и девчонки морщили носы, обходя их за версту. Даже Икса, войдя в класс, принюхалась и спросила: «Что у вас тут гниет?»
Трудно сказать, как этим сыщикам удалось узнать мой домашний адрес, может, Ленка Родионова разболтала или подсмотрели в классном журнале, но в тот же вечер я обнаружил возле нашей квартиры неумело сделанное подслушивающее устройство.
В его основе был диктофон с батарейкой, от которого микрофон тянулся под нашу дверь. Диктофон был спрятан на площадке в коробке, где стоит электрический счетчик. Если бы Нюсяка, возвращаясь домой, не запуталась ногой в проводе, мы бы его не нашли.
Я подменил в диктофоне кассету и наговорил на нее много поговорок, типа: «Любопытной Варваре нос оторвали» и «Много будешь знать – скоро состаришься». Мы с Нюсякой покатывались от хохота, представляя, как вытянутся физиономии горе-сыщиков, когда они его включат.
На другой день диктофон из коробки со счетчиком исчез и больше не появлялся, а парочка детективов наблюдала за нашими окнами в бинокль из подъезда противоположного дома. Об этом сообщил мне дедушка, уловивший их мысли, но еще раньше я заметил, как в их бинокле появились солнечные зайчики. Мы задернули во всех комнатах шторы, и сыщикам пришлось убраться восвояси.
Но разведка и шпионаж на этом не прекратились. Неугомонная фантазия Рылова не давала нам спокойно спать. Однажды они позвонили по телефону и молчали в трубку, а тираннозавр Шпрот, которого молчание вполне устраивало, целый час терпеливо разговаривал с ними, повторяя одно и то же: «Хрр... Примите факс!» – и мастерски воспроизводил факсовые сигналы. Этому он научился из какого-то фильма, и ему понравилось.
Через день после провала операции с биноклем Рылов и Урсуфьев подошли к Нюсяке, когда она играла во дворе, и стали расспрашивать про динозавров, надеясь, что она проболтается. Но сестра говорила о чем угодно, только не о наших питомцах, и шпионы ушли несолоно хлебавши, узнав только, что Нюсяка умеет пускать мыльные пузыри и любит мультики.
– Хорошо хоть они не спросили, КАК она пускает мыльные пузыри! Она бы им поведала много интересного! – заметил дедушка.
– Еще они хотели угостить меня шоколадом, но я им сказала, что терпеть его не могу! – радостно сообщила Нюсяка. И правда, шоколада она не любила, а подкупить ее мылом эти ослы не догадались.
Попыток было немало, но я запомнил только самые нелепые. Как-то они подслушивали у замочной скважины, пока дедушке это не надоело. Он резко распахнул дверь и окатил их водой из таза.
А чего стоит уникальная по бездарности попытка спустить на веревке к нашей форточке диктофон? Мы живем на восьмом этаже, а они спускали с шестнадцатого! Одной веревки понадобилось метров тридцать, да и диктофон ветром раскачивало и ударяло о стену. До нашей форточки диктофон так и не дотянулся. Кто-то из верхних жильцов, мимо окна которого он проплывал, срезал его.
Но правду говорит пословица: «Если долго мучиться – что-нибудь получится». И Урсуфьеву с Рыловым удалось все-таки увидеть динозавров, но произошло это при таких обстоятельствах, которые, я уверен, запомнятся им на всю жизнь и о которых они будут рассказывать своим внукам, хотя я совершенно не представляю этих прохиндеев в роли дедушек...
Сейчас за окном раздался гул. Я подбегаю и вижу схватку двух трицератопсов, Альфонса и Ларисы... Наблюдать такое в городе своими глазами – один шанс из десятков миллионов, и я не хочу его упустить. Но, к сожалению, из наших окон видно плохо. Я оставляю компьютер, а сам бегу на улицу...
Уф! Только что вернулся! Оказывается, трицератопсы раздавили машину, на которой приехали телевизионщики, но те успели отбежать, продолжая снимать на видеокамеру. Когда спустя двадцать минут поединок закончился, оказалось, что это была игра, и оба гиганта, наигравшись, потом мирно паслись рядом.
Пока меня не было, дедушка, которому надоело сидеть в ванне, забрел ко мне в комнату, сел у компьютера и прочел мои записи. Я думал, он будет недоволен тем, что я рассказал о нашем инопланетном происхождении, но Апрчун сказал, что в теперешней неразберихе никто нас не найдет и можно писать о чем угодно. Даже если прочтут – не поверят. Более того, дедушка и сам вдохновился творчеством. Он перетащил в ванную комнату мой компьютер, поставил его на стул и заявил, что хочет сам написать главу. Надеюсь, он не уронит компьютер в ванну. Только что я помог ему присоединить провода.
Глава 9НРАВОУЧИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ О ЖАДНОСТИ И ЕЕ ПРИСКОРБНОМ ФИНАЛЕ, НАПИСАННАЯ МНОЮ, АМФИБИЕЙ АРИСТАРХОМ С ПЛАНЕТЫ ИРКСИЛОН, С ЗАВЯЗКОЙ, РАЗВЯЗКОЙ, А ТАКЖЕ С МОРАЛЬЮ...[1]
Мой отец начал писать мемуары, когда ему было сто шесть лет, и писал по три страницы в день, пока в двести восемьдесят лет его не настигла безвременная смерть в пасти арракулы. Когда эту хищницу убили и отца извлекли из ее брюха, он был еще жив и успел простонать: «Ах, как рано я умираю! Я не успел написать и трети того, что мог!»
За сто семьдесят три года отец написал более двухсот тысяч страниц мемуаров, на чтение которых, если кто-нибудь отыщет время, уйдет более десятилетия. К стыду своему, я никогда не писал мемуаров, и все мои многочисленные воспоминания и приобретенный более чем за два столетия жизненный опыт могут исчезнуть вместе со мной. Увидев на столе Макса юные, поверхностные и не подкрепленные жизненным опытом заметки и тем не менее поразившись раннему уму юноши, в котором проснулся талант деда, я решил вписать и свою главу в хронику повторного заселения Земли динозаврами.