И дрожащей рукой я вывела на листке следующее.
Абсолютно точно я знаю, что:
1. Невозможно единолично безвредно ликвидировать долговременный стазис.
Мои домочадцы пристально следили за выводимыми на бумаге словами, но, едва я поставила точку, мистер Оннер заметил:
– Мисс Ваерти, если герцог Карио брал обеих дочерей на охоту, вероятнее всего кто-то из них троих был целителем, а возможно, и все трое. Так что я склонен выразить согласие по поводу вашего предположения, что леди Лаура Энсан является превосходным целителем.
Не став ничего отвечать, я лишь указала кончиком перьевой ручки на написанные мной слова: «Невозможно единолично безвредно ликвидировать долговременный стазис».
– Это аксиома, – прошептала, с трудом выговорив.
Все та же мысль все так же ускользала от меня, хотя ответ… ответ я, боюсь, уже знала.
Однако не в силах озвучить то, в чем уверенности не было, продолжила писать:
2. Принимая роды, доктор способен определить расовую принадлежность младенца.
– Точно-точно! – воскликнула миссис Макстон. – Именно так и сказал доктор Эньо, вы помните?
Я помнила несколько иное, о чем и сочла своим долгом напомнить:
– Доктор Эньо говорил не о расе, речь шла об ауре. Но в одном вы, несомненно, правы – доктора не только знают пол, расу и ауру в случае наличия магического дара, но также, чаще всего, и ведут записи, как минимум сохраняя своеобразные статистические данные для себя.
И тут мистер Уоллан задумчиво сказал:
– Мисс Ваерти, а помните, покойный мистер Толлок, архивариус, обмолвился, что, помимо трех свах, архивами так же часто пользуются доктора Вестернадана?
Я… припомнила.
– Хм, – мистер Илнер побарабанил пальцами по столу, – лорд старший следователь Бастуа обмолвился о штатных врачах… Как он там сказал? Что-то вроде «мы предоставили доктору лучших штатных специалистов»?
И… сошлось.
3. Целитель, – написала я.
– Круг поиска сузился существенно, – заключил прочитавший, как и все, мою последнюю запись, мистер Оннер.
И я согласно кивнула.
Окинув взглядом записи, подвела итог:
– Тот, кто близок к полиции и правящим верхам, тот, кто имел доступ к статистике рождаемости, тот, кому, вероятно, доверял почивший архивариус мистер Толлок, тот, кому, вероятно, доверяли полицейские, ведь от того, кто лечит, ничего плохого не ждешь.
И это замечание, заставило содрогнуться уже меня.
Целитель!
Целитель-дракон! Работник полиции!
– О господи, как же я не хочу ехать обратно! – простонала, закрывая лицо ладонями.
Не хочу, но надо.
Нужно предупредить Давернетти! Необходимо. Ведь что бы ни произошло, для Зверя Давернетти все еще остается последней жертвой, а значит, чудовище под маской целителя может напасть на старшего следователя в любой момент! Для нападения сейчас самое лучшее время. Более того – в момент, когда полицейское управление считает потери, Зверь может добраться до заключенной в стенах тюрьмы Лауры Энсан и освободить ее!
– О боже! – Повторный стон получился куда отчаяннее, чем первый.
Дальнейшее было проделано на огромной скорости.
Я вскочила, выбежала из кухни, без стука ворвалась в место расселения полицейских и объявила профессору Наруа: «Защита дома на вас!»
После чего стремительно промчалась к прихожей, кое-как накинула на себя плащ, запоздало вспомнив, что я уже даже не в туфлях, а в тапочках, кои надела после купания, но к дьяволу, мне нужно было спешить.
Заклинание снятия «Murum» с входной двери довело почти до обморока, но едва я справилась и распахнула дверь, то так и замерла, тяжело дыша и потрясенно глядя на лорда Давернетти! Давернетти, который, накрыв мой порог заклинанием, изолирующим его от снега и порывов ветра, педантично выкладывал на моем пороге туфли, сапожки и даже тапочки на меху, доставая все из коробки, судя по золоченному вензелю на ней, крайне дорогого обувного магазина.
И все это дракон выкладывал не просто так, а в форме василька!
И был застигнут мной в момент, когда завершил с цветком и теперь выкладывал стебелек!
Несколько секунд я потрясенно взирала на старшего следователя, он же, застигнутый на месте живописания обувью, выпрямился, издал неловкое «Гхм», а после, широко улыбнувшись, невозмутимо произнес:
– О, Анабель, рад вас видеть.
Взгляд его скользнул к краю юбки моего домашнего платья, после чего дракон издал подчеркнуто горестный вздох и мрачно заметил:
– Бель, вы не просто не меняетесь, вы думаете о себе все меньше. Это ведь уже даже не туфельки, это тапочки, Анабель! На дворе зима, вынужден вам напомнить!
– Да к черту эту зиму! – воскликнула, не сдержавшись.
Случившееся далее я едва ли смогла бы объяснить даже самой себе и лишь искренне понадеялась, что мне не придется никогда объяснять свой поступок миссис Макстон, но, миновав три шага, разделяющие меня и старшего следователя, я взволнованно схватила его за руку, не стесненную абсолютно ничем, как, впрочем, и мои ладони. Поведение, не поддающееся никакому оправданию, но как же я была бесконечно рада видеть лорда старшего следователя!
– Бель, – Давернетти, наклонившись, поставил еще далеко не пустую коробку на порог, выпрямился и серьезно посмотрел на меня, – Бель, вот только не говорите, что вы в этих тапочках собирались покинуть свой дом опять ради меня!
Каюсь, если бы не тот ужас, что остался во мне после ночного вторжения в мою спальню данного мужчины, я бы обняла его в этот момент исключительно в порыве благодарности. Но это был Давернетти, а Давернетти… он же не меняется.
Я резко отпустила его ладонь, шагнула назад, чуть не споткнувшись об имеющиеся пары обуви, судорожно вздохнула и, с изрядной долей иронии, ответила:
– Лорд Давернетти, в принципе не вижу смысла говорить об очевидном, так что опустим этот момент.
– То есть, – дракон прищурился, – из-за меня. Потрясающе! Анабель, не знаю, должен ли я вам об этом говорить, но вы, как бы, старательно и показательно демонстрируете непримиримую ненависть ко мне. Не то чтобы я был этому рад, но решил, вдруг вы забыли, и…
Под моим мрачным взглядом дракон умолк.
– Вы неисправимы! – высказалась со всем тем чувством гнева, что в данный момент испытывала.
– Вы тоже, – улыбнулся Давернетти.
Да уж.
Я поправила капюшон, который снесло с моих еще влажных после ванны волос порывом ветра, и без отступлений прямо сообщила:
– У меня есть все основания полагать, что Зверь, пробужденный Лаурой Энсан, числится среди штатных целителей полицейского управления.
Дракон замер.
Ему потребовалось всего мгновение, чтобы осознать услышанное и понять, какие последствия могут иметь место, если мое предположение окажется верным.
– Бель, вы сокровище, – очень тихо произнес лорд Давернетти, делая шаг назад.
Грустно улыбнувшись, попросила:
– Поспешите.
Он серьезно кивнул.
Вспыхнул щит, закрывающий меня от непогоды и того порыва ветра, который мог бы и сбить с ног в момент, когда старший следователь взмыл в небо огромным драконом.
Это было красиво.
Очень красиво.
Трансформация дракона – вот так, в порыве, и взлет ввысь – волшебное зрелище.
И несколько секунд я восхищенно смотрела в небо, но лишь несколько секунд, большего я не могла себе позволить.
Отступив, я захлопнула дверь и воскликнула:
– Murum!
Именно в этот момент пришло осознание того, как много для меня сделал лорд Давернетти, оказавшись на пороге моего дома. У меня попросту не хватило бы сил отправить ему зов, а после вновь замуровать вход. Абсолютно не хватило бы. Потому что, произнеся заклинание, я начала терять сознание. И потеряла его окончательно, едва убедилась, что вход надежно защищен.
Последнее, что я услышала, – это крик миссис Макстон: «Мистер Уоллан, девочка опять в обмороке!»
Мой сон был долгим и сладким.
Долгим, потому как продлился более трех суток, а сладким по причине стараний мистера Оннера, баловавшего меня различными вкусностями, в основном в пюреобразном состоянии. Увы, но все, что я могла, – это проснуться благодаря настойчивости миссис Макстон, благодаря ее же настойчивости выпить чай, практически не открывая глаз, съесть несколько ложек того, чем меня кормила моя почтенная домоправительница, и вновь провалиться в сон.
Так миновали понедельник, вторник и среда.
И лишь в четверг утром я проснулась, ощущая себя полной сил и готовности к новым свершениям!
Миссис Макстон застала меня, когда я легко соскользнула с постели, и от неожиданности чуть не выронила поднос с чаем и завтраком, отчего-то изумленно воззрившись даже не на меня, а куда-то рядом.
– Доброе утро! – радостно поприветствовала я мою экономку.
– Мисс Ваерти, боюсь вас расстраивать, но вы опять светитесь, – мрачно уведомила миссис Макстон.
Несколько недоуменно я проследовала к зеркалу и…
– Сияние исчезло за шаг до отражающей поверхности. – Экономка прошла к столику, водрузила на него поднос и провозгласила: – Мисс Ваерти, мне это не нравится.
Затем последовало осторожное:
– Как вы себя чувствуете?
– Превосходно! – радостно отозвалась я.
– И это странно. – Миссис Макстон присела на тахту у стены. – Ранее, после экспериментов с покойным профессором Стентоном, вы, во-первых, не светились, а во-вторых, лежали четверо суток.
И она была права, абсолютно и безусловно права.
Я растерянно поглядела на себя в зеркало – признаков магического истощения не наблюдалось вовсе. Ни кругов под глазами, ни бледности губ и кожных покровов, ни мигрени, долженствующей сопутствовать мне еще как минимум сутки. И я бы не нашла этому объяснений, если бы не слова миссис Макстон о свечении, что исходило от меня.
Сложив руки на груди, я несколько секунд смотрела на себя все в то же зеркало и приходила к нерадостному выводу – избавиться от истощения мне помогли. И сделали это сегодня, не далее как час назад, потому что еще часов около шести утра миссис Макстон с трудом заставила меня выпить несколько глотков бульона.