В этот миг я могла бы сказать многое, но сочла гораздо более верным просто помолчать.
– Вам не следует сейчас говорить, берегите силы, – попросила я помолчать и доктора Эньо.
И доктор понял меня без слов. Лишь сжал мою ладонь на миг и обмяк, практически теряя сознание. Но мы этого не допустили: ни он, ни я, – и вскоре мистер Эньо провалился в сон, уже целительный и полезный.
На этом необходимость в моем присутствии отпала. Я поднялась, вверяя доктора заботам его супруги, проверила состояние мистера Илнера – тот тоже спал. Здоровым крепким сном.
А после, ни на кого не глядя, проследовала по ступеням вверх, покинула подвал, почти ничего не видя, поднялась на второй этаж, прошла до самого конца коридора, открыла дверь в кладовую, где хранилось заботливо выстиранное и выглаженное Бетси белье, заперла дверь на ключ. После устало опустилась на одну-единственную имеющуюся здесь скамью.
Слез не было. Ни единой слезы.
Как в тот день, когда мы хоронили профессора. Мне казалось, что все мои чувства замерзли, оцепенели, покрылись льдом… Мне казалось, их не осталось. Ничего не осталось. Только я, темное помещение без окон и абсолютное осознание безрадостного беспросветного существования в будущем.
Дверь отворилась почти бесшумно, впуская в помещение кладовой яркий свет магического освещения и тень лорда Гордана. С присущей истинному джентльмену тактичностью он не заметил моего позорного уединения и вежливо осведомился:
– Мисс Ваерти, не окажете ли вы мне честь разделить со мной вечернее чаепитие.
Мгновенно выпрямившись, как и подобает хорошо воспитанной девушке, ответила:
– Боюсь, что нет, лорд Гордан. Мне очень жаль, но данный момент не располагает к разговорам.
– Что ж, с удовольствием помолчу в вашей компании, – не согласился оставлять меня одну младший следователь и протянул руку, затянутую в белоснежную перчатку.
Мне пришлось встать и покинуть место моего неудавшегося уединения. Законы хорошего тона обязывали проявить гостеприимство.
Хотя бы разговаривать за столом не пришлось – миссис Макстон и миссис Эньо с лихвой восполняли недостаток нашего с лордом Горданом молчания своей непрекращающейся беседой. И темы для данной беседы были самые разнообразные – от рецептов чая до обсуждения новых методов вязания шерстяных носков. Это было увлекательно крайне. Настолько, что я делала вид, будто поглощена этой весьма полезной и важной информацией, а лорд Гордан молчал по причине того, что нетактично было бы отрывать меня от столь восторженного слушания.
Но в момент, когда дамы перешли к обсуждению рецептов чистящего средства для придания блеска фарфоровым тарелкам, лорд Гордан не выдержал, и часть стола, где напротив друг друга сидели мы, отделил бледный бело-голубой контур, погружая меня в унылую, полную осознания собственного ничтожества тишину.
– Мисс Ваерти, мне бы хотелось обсудить с вами нечто крайне важное, – начал молодой дракон.
Сделав глоток чая, который уже был весьма прохладным, я вздохнула, заставляя себя собраться с мыслями, подняла взгляд на лорда Гордана и вежливо произнесла:
– Я вас внимательно слушаю.
Нетрудно было догадаться, что речь пойдет о моем разговоре с лордом Арнелом, а пуще того – о недопустимости нашего поведения и моего согласия на помолвку, но я надеялась, что лорд Гордан не потребует от меня объяснений. Ведь сложно объяснить тому, кто не был в объятиях дракона, что у находящихся этих объятиях едва ли работает критическое мышление.
Но я ошиблась, младший следователь вовсе не собирался говорить об Арнеле. И, глядя мне в глаза, он произнес:
– Мисс Ваерти, мне очень жаль, но второй Зверь – это я.
И чашка выпала из моих рук… Благо лететь ей было недалеко, она рухнула на стол, даже не расплескав находящегося в ней чая.
Несколько секунд я молчала, потрясенно и растерянно глядя на молодого полицейского, затем судорожно выговорила:
– Но ваша кожа не отреагировала на прикосновение к золоту.
Лорд Гордан отставил от себя чашку с блюдцем и медленно стянул перчатки. Ожоги! Внушительные, ярко-алые на его бледной коже, пузырящиеся ожоги! Свой крик я удержала, лишь прижав ладонь ко рту, но ужас… ужас все равно испытала в полной мере.
– Вижу, я напугал вас, – медленно произнес лорд Гордан.
До крика! Но я не стала говорить об этом.
Протянув руку, произнесла необходимое:
– Argentum sanitatem, – и напряженно проследила за тем, как словно нехотя, с невероятной для этого заклинания неспешностью исчезают раны.
– Отсроченная реакция, – произнес младший следователь, – я с самого детства отставал во всем. В развитии, в росте, в весе, в здоровье. Я, пожалуй, был самым болезненным ребенком в Вестернадане, потому как любые лекарства действовали лишь через время. Через весьма продолжительное время.
Я молчала, пока исчезали, заживляясь, страшные отметины, и лишь после этого подняла потрясенный взгляд на лорда Гордана.
– Моя мать, – продолжил полицейский, – никогда особо не жаловала меня в детстве. Мне всегда казалось, что причина в моей болезненности – в то время как другие матери гордились успехами своих карапузов, о моих «успехах» можно было бы лишь промолчать. Но потом появились вы, Анабель, и ваши слова о вивернах, произнесенные в кабинете лорда Давернетти, потрясли меня страшным осознанием – моя мать не рожала меня. Благодарю.
Он быстро натянул перчатки, скрывая уже исцеленные ладони, сжал руки перед собой, вновь посмотрел на меня и продолжил:
– Моя мать не могла иметь детей. Я считал себя виновным в этом, ведь именно мои роды, по легенде, вещаемой всем родственникам, прошли столь тяжело, что матушка утратила способность дарить жизнь. На деле же – мой отец обрюха… – и лорд Гордан осекся.
Его переполняли эмоции, но, как воспитанный джентльмен, он все же не опустился до неприличных слов и выражений.
– Моей настоящей матерью была девушка, о чьей принадлежности к оборотням он не ведал. Она умерла, производя меня на свет. Некоторое время после отец потратил на то, чтобы пробудить во мне сущность дракона, и в Вестернадан мои родители вернулись лишь после того, как мои глаза приняли отличительные для драконьего народа вид и форму.
Светло-синие глаза лорда Гордана вдруг изменились, и зрачок и радужка приобрели округлую форму и лишь затем вновь вертикально вытянулись. Я потрясенно молчала, в полнейшем ужасе взирая на дракона, который, как оказалось, являлся таковым лишь наполовину.
– Моя «тринадцатая луна», видимо, началась, когда мне исполнилось девятнадцать, – продолжил полицейский, – это был сложный период, я часто терял сознание, был вынужден покинуть академию правопорядка и пролежал в беспамятстве почти неделю, пока отец не нашел меня, отправившегося по случаю наступления выздоровления на прогулку в горы. Сопоставив все сказанное вами, я теперь понимаю, что это было. Тогда же я находился в нашем горном поместье почти безвылазно, родители не пригласили доктора ни разу… полагаю, вы уже догадываетесь почему.
Я догадывалась – потому что врач мог обратить внимание на некоторые «особенности», казалось бы, чистокровного дракона.
– Та ночь… – Лицо лорда Гордана сделалось бледным, его голос стал хрипловатым, в нем словно затаилась странная, приглушенная угроза. – Я видел вас.
Я замерла.
– Видел вас и слышал слова, сказанные вам леди Карио-Энсан. И, как вы уже знаете, ее убийцей был я.
У меня появилось непреодолимое желание закрыть уши и глаза и устранить отсюда, с места, где она была более чем уязвима, мою миссис Макстон и с ней заодно миссис Эньо, но лорд Гордан предугадал мои действия и произнес:
– Клянусь своей кровью – я никогда не причиню вреда тем, кто сейчас находится под крышей этого дома.
«Клянусь своей кровью» – фраза оборотней. И клятва оборотней. Но от этой клятвы веяло уверенностью, и я поверила, впрочем, был ли у меня выбор?
– Убийство Елизаветы Карио… – произнесла с трудом, – вы помните его?
Лорд Гордан отрицательно мотнул головой, затем замер на миг, судорожно сглотнул и сдавленно ответил:
– Сам момент убийства – нет, но все указывает на то, что совершил его я.
Затем оперся локтями о стол, слегка сгорбившись, и, не глядя на меня, начал рассказывать:
– Я уже говорил вам о том, как влиятельны женщины в обществе драконов. Ранее это было выражено более наглядно, с приходом же к власти лорда Арнела их положение изменилось и стало подобным положению в вашем обществе. Патриархат естественно не устраивал женщин. Но, как и всегда, дамы предпочитали решать дело мирно – с помощью брака, однако Арнел оказался на удивление стойким в плане женских чар и за более чем пятнадцатилетие усилий все еще остается холост.
Взгляд на меня, затем на кольцо, которое мне было не снять – я уже пыталась это сделать.
– Леди Елизавета, – продолжил лорд Гордан, – в качестве супруги главы дома не устраивала никого. Дамам требовалась та, что сможет управлять Арнелом, но леди Энсан принадлежала к человеческому обществу, ко всему прочему до беспамятства влюбилась, следовательно, была готова подчиняться, но никак не подчинять. И тогда ей было выставлено условие – научиться оказывать влияние на Арнела или же убираться прочь – драконьи леди обыкновенно выражаются безапелляционно и точно. Леди Энсан гарантировала, что сумеет выполнить условие в их с женихом первую брачную ночь. Именно поэтому в тот вечер я оказался у охотничьего домика.
– Вы? – тихо переспросила я.
Лорд Гордан кивнул.
Затем, глядя на свои сцепленные вместе ладони, хрипло объяснил:
– Мне двадцать девять, мисс Ваерти, с раннего детства я мечтал о счастливой семье, где меня будут любить и ждать. Но, учитывая мою болезненность в детстве, жениться я мог лишь в случае благословения моей матери… Завести любовницу, развлечься интрижкой на стороне – сколько угодно, но жениться – нет. Ни одна девушка из приличного драконьего общества не согласилась бы на брак без дозволения своей и моей матери.