— Вы можете просто обнять меня за шею, — предложил Арнел.
Могу… вопрос в другом — хочу ли?
— Нет, благодарю, мне и так вполне комфортно, — холодно ответила я.
— Правда? — очень странным, низким голосом и совершенно иным тоном, произнес дракон.
И не смотря на ледяной холод, мне внезапно стало… по меньшей мере тепло.
Я предприняла воистину титаническое усилие, чтобы не посмотреть в этот момент на моего оппонента. Или хищника. Персонального, неумолимого хищника, который плавной крадущейся походкой приближался все ближе.
Вновь глянув через плечо вниз, я зафиксировала дерево на вершине, которое обычно было своеобразной начальной точкой отсчета наших полетов для меня, и сделала закономерный вывод:
— При левитации наша скорость существенно ниже.
— Да? — несколько рассеянно переспросил лорд Арнел. — Не заметил. Но было бы ложью утверждать, что я этим в какой-либо мере недоволен. Вынужден признать, каждый наш полет казался мне недостаточно длительным.
Не глядя на дракона, тихо призналась:
— А мне — нестерпимо долгим.
Могучие руки крепко прижимали меня к телу дракона, а потому я почти физически ощутила, как его сердце пропустило удар. Почувствовала, но никак не отреагировала. Мне хотелось, чтобы все это прекратилось. Намеки, разговоры, домогательства, демонстрация неприкрытого алчного желания обладать мной. Я устала чувствовать себя добычей. Добычей дракона. Сначала одного, теперь второго. А между Стентоном и Арнелом я находила все больше общих черт, сменился лишь вектор интереса. Профессору я была интересна исключительно в научных целях, лорду Арнелу же требовалось все. Все и сразу. А мои чувства в данном раскладе никого не интересовали. Включая меня. И хуже всего то, что меня они не интересовали в большей степени, нежели других.
— Как прошел ужин с четой Горданов? — отстраненно-любезно поинтересовался лорд Арнел.
— До вашего появления, все проходило безукоризненно, — тем же любезно-светским тоном ответила я.
— Я все жду, когда же вы, наконец, произнесете что-либо в духе "До вас, лорд Арнел, вся моя жизнь была безоблачна, безупречна и безукоризненна".
Бросив взгляд на безупречное лицо лорда Арнела, я ощутила, что холод, терзавший меня физически, теперь начал терзать и морально. Холод разливался внутри…
Я вдруг подумала о том, а была ли моя жизнь хоть когда-нибудь безоблачна, безупречна и безукоризненна? Безупречна и безукоризненна возможно да, но безоблачна?..
— Мне было девять, — я не знала, почему вдруг заговорила об этом, дрожа от холода и единственным спасением для себя ощущая теплые руки лорда дракона, — я носилась по парку с детьми… нас было много. Помнится, проходило какое-то торжество, кажется, одна из моих тетушек в тот день сочеталась браком, и пока взрослые праздновали, мы, дети, были предоставлены самим себе. Не знаю, в какой момент, Барти Уотторн придумал новую забаву — он утащил кувшин с ягодным пуншем, алкогольным пуншем, и заставлял всех выпивать по стакану. Сначала это выглядело забавой, но когда смеющиеся подростки подтащили к Барти четырехлетнего малыша, будущего герцога Клеймора, это было уже не смешно. Но в саду не было юных джентльменов, которые могли остановить его, а нам, леди, не пристало ябедничать, и ни одна из девочек не посмела сдвинуться и с места. А малыш плакал, ему было страшно… и я нарушила все правила.
Дракон молчал. Но мне не требовалось поднимать головы, чтобы ощутить его участие и увидеть понимание в его черных глазах представителя совершенно иной расы.
— Я ударила Барти Уотторна кувшином с пуншем. Сначала пыталась отобрать и вылить, но ему было четырнадцать, а я в его понимании еще не являлась той леди, что в силу возраста уже неприкосновенна, а потому все закончилось безобразной дракой. В какой-то момент я оказалась сверху, занеся тяжелый стеклянный кувшин над головой Барти… В следующий, я обрушила сосуд со всей имеющейся во мне силой.
Одно из самых тяжелых воспоминаний моего детства. Белое платье — порванное, испачканное кровью и пуншем, растрепавшиеся локоны, с лентами перемазанными кровью, белые перчатки, с которых капала кровь Барти. И сам Барти Уотторн, оравший так, что его крик застыл у меня в ушах и я часто просыпалась от него в кошмарах.
— Это был последний безоблачный день в моей жизни, — тихо закончила я.
Лорд Арнел выдержал недолгую паузу и спросил:
— Что они сделали с вами?
Как описать все это? Розги, плеть, лишение десерта, любого десерта. Я вдруг только сейчас поняла — профессор Стентон, водил меня по утрам по кондитерским, потому что каким-то своим драконьим чутьем понял, что я обожаю сладости. Пирожные, конфеты, безе, мятный лукум — все то, что было для меня под запретом на долгие годы. И розги — каждый субботний вечер…
— Меня наказали, — просто ответила я.
Первое, что я сделала, начав изучать магию исцеления — уничтожила шрамы на своих ладонях, все шрамы.
— Вы осуждаете своих родителей? — негромко спросил лорд Арнел.
Что я могла ему ответить на это? После недолгого размышления, я ответила:
— Нет.
— Нет? — переспросил Арнел. — Они избили вас, несмотря на то, что вы, проявив честь и отвагу, спасли ребенка, неспособного защититься самостоятельно. Но вместо похвалы и поддержки вас наказали?
Впереди засияли огни поместья Арнелов.
Поместье изменилось.
Три степени защиты. Первая — барьер внутри самого дома, и сейчас каждая представительница рода Арнел была под тотальным контролем, за ними следили, за всеми, кому исполнилось больше пяти лет. Вторая — барьер над самим замком, и это было посильнее того, что Арнел установил над городом. Третий погодный, почти как прежний, только усиленный во много раз.
— Знаете, меня искренне удивляет, откуда у вас столько сил, — не удержалась я. — Вы контролируете город, поместье, выслеживаете шпионов Карио, и ко всему прочему умудряетесь заниматься транспортировкой меня, хотя я вполне могла бы перемещаться и в экипаже.
— Могли бы, — согласился дракон, — но видите ли, в моей беспросветной жизни, которая давно походит на все усиливающийся кошмар, единственной радостью, единственным ради чего я заставляю себя держаться, являетесь вы и это пусть недолгое, но ощущение прикосновения к вам.
И лорд Арнел мягко опустился на территории поместья, защищенной от непогоды. Здесь мгновенно стало теплее, а сама я рада была пройтись и немного размяться, перед долгой изматывающей ночью, которая ждала меня впереди.
— И все же, — дракон шел рядом, пытаясь приноровиться под мой шаг, потому как прекрасно знал — идти мне сейчас было нелегко, — почему вы простили своих родителей?
Миновав еще несколько шагов, я остановилась, постояв немного, вскинула голову и глядя в черные полные скрытой ярости глаза лорда Арнела, ответила правду:
— Они пытались меня защитить.
— От чего? — последовал мгновенный вопрос.
Я невольно грустно улыбнулась и ответила вопросом на вопрос:
— Как объяснить вам, любителю игнорировать, нарушать и в целом не обращать внимания на правила морали, о том, что случается в приличном обществе с теми, кто посмел… их нарушить. Как?
Арнел сложил руки на могучей груди, посмотрел мне в глаза и сказал:
— Как получится. Но я очень прошу вас — попытайтесь. Пожалуйста.
Если бы он потребовал ответа. Если бы остановил меня сам. Если бы в его голосе хоть промелькнули повелительные нотки, я бы промолчала. Но и во взгляде, и в тоне была лишь просьба, и я не стала ничего скрывать. И с трудом подбирая слова, начала пытаться объяснить:
— Я искалечила Барти Уотторна. В тот момент ослепленная видимо злостью и негодованием, я не заметила в какой момент стеклянный кувшин лопнул, и продолжала наносить удары. Возможно, не ударь Барти меня первым, тогда… возможно, все произошло бы иначе. Но я получила удар в живот такой силы, что все дальнейшее происходило как будто не со мной. Я ведь не могла так… поступить…
Почему-то взгляд остановился на руках, затянутых в черные перчатки… шрамов там больше не было, но иногда мне казалось, что они стягивают кожу, все еще стягивают, словно они там есть.
— Я единственная дочь в семье мистера, но не лорда — мой отец лишь второй сын, а потому дворянский титул, как известно, нам не полагается. Но отцу удалось сколотить состояние, весьма приличное даже по столичным меркам, однако — я единственная дочь в семье. Таким образом все состояние и наследство могло отойти либо моему супругу, то есть мне, либо моему кузену, лорду Уэстермору. Для моих родителей мой брак означал возможность передать все, что они заработали, своим внукам. А я в девять лет изуродовала лорда Бартоломео Уотторна, причем так, что ни один целитель не сумел спасти его лицо от шрамов. Как вы думаете, лорд Арнел, девочка, в девять лет совершившая подобное чудовищное изуверство, может когда-либо претендовать на брак с достойным джентльменом?
Лорд Арнел не сказал ни слова.
Мне пришлось продолжить:
— Родители пошли на все требования Уотторнов, чтобы, когда наступит срок, меня, могли представить в сезон дебютанток, и таким образом обеспечить мне возможность заключить брак с тем, кто мне хотя бы понравится, хотя бы только понравится. Они хотели для меня счастья.
— Избивая вас? — сухо уточнил Арнел.
— Гувернантка была прислана Уотторнами, — вот такое вот простое объяснение.
Звучало действительно просто. На деле все было чудовищно. И я не знаю почему, но внезапно с каким-то ожесточением я решительно продолжила, глядя на прекрасное украшенное рождественскими украшениями поместье Арнелов:
— Каждое рождество мы справляли в городском доме Уотторнов. Это не обсуждалось, никогда. Ведь, по словам леди Уотторн "Барти имеет право видеть твои шрамы, раз уж ты наградила его собственными". Чудесный рождественский подарок, вы не находите? — с совершенно ненужным и неуместным волнением спросила я, чувствуя как глаза жгут слезы. — Каждое рождество Барти преподносили множество подарков, но единственное чего он с предвкушением ожидал — это вида моих покрытых тонкими полосками шрамов рук. Его излюбленный подарок.