Он толкнул хлипкую дверь и вошел в неосвещенную комнату.
– Малта? – тихо сказал он в темноту. – Малта, я привел к тебе капитана Лефтрина…
Он оборвал фразу, ощутив, что комнаты пусты. Он никому не смог бы объяснить свои чувства. Он просто точно знал, что ее здесь нет, и что ее тут не было со времени их ухода. Он шагнул к столу и легонько провел пальцами по установленной в центре фигурке из джидзина. Металл Старших отозвался на его прикосновение, оживая, испуская призрачный свет – голубоватый, но яркий. Он поднял фигурку, освещая всю комнату. Малты нигде не было. Он похолодел и услышал, что говорит обманчиво спокойным голосом:
– Что-то случилось. Ее здесь нет – и непохоже, чтобы она сюда приходила.
Очаг для таких маленьких помещений представлял собой всего лишь глиняное блюдо. Он отыскал несколько угольков, которые еще тлели, раздул огонь и зажег обычный фонарь. Более сильное освещение только подтвердило то, что он и без того знал. Малта не пришла с Совета. Здесь все оставалось совершенно таким же, каким было, когда они закрывали за собой дверь.
Лефтрин и Скелли стояли у открытой двери. Ему было не до любезностей.
– Извините. Мне надо идти ее искать. Она была усталой, когда мы расстались, но обещала, что пойдет прямо сюда. Она… у нее болела поясница. Ребенок… Живот такой большой…
Девушка откликнулась:
– Мы пойдем с вами. Где вы видели ее в последний раз?
– Прямо у здания Совета.
– Тогда мы начнем оттуда.
Он привел ее к себе в комнату. Очередная схватка началась как раз в тот момент, когда они оказались на пороге борделя. Малта согнулась пополам у двери: ей хотелось только скорчиться и не шевелиться, пока боль не пройдет. Однако он схватил ее за руку и протащил через крошечную гостиную в очень неприбранную спальню. Там пахло мужским потом и несвежей едой. Кресло было похоронено под ворохом ношеной одежды. Простыни на узкой кровати сбились, открывая покрытый пятнами матрас. На полу у двери стояла тарелка с обколотыми краями. Муравьи копошились на корке хлеба, оставшейся там, а также исследовали перевернутый графин и грязный прибор, валявшиеся рядом. Единственный свет давал почти угасший огонь в глиняном очаге. В нескольких корзинах у двери хранились его личные вещи. Она разглядела сапог и один заскорузлый носок. А потом он снова ее пихнул.
Малта пошатнулась, ухватилась за край низенького столика и пригнулась рядом с ним.
– Найди женщину! – яростно прошипела она ему, – кого-то, кто разбирается в родах. Сейчас же!!!
Он несколько мгновений молча смотрел на нее, а потом сказал:
– Здесь безопасно. Я сейчас вернусь.
Когда он закрыл дверь, комната погрузилась в полумрак. Где-то недалеко захохотала женщина, а какой-то мужчина вскрикнул в пьяном изумлении.
Малта опустилась на пол, учащенно дыша. Она едва успела перевести дух, как у нее началась новая схватка. Она пригнулась к напряженному животу – и у нее вырвался тихий стон.
– Все будет хорошо.
Она сама не знала, то ли молит Са, то ли уговаривает младенца у себя в утробе.
Еще две схватки успели накатить и схлынуть прежде, чем она услышала звук открывающейся двери. Каждый раз, когда схватка заканчивалась, она обещала себе, что доковыляет до двери и пойдет искать помощь, как только отдышится. И каждый раз новая волна боли захлестывала ее прежде, чем ей удавалось это сделать. Она не могла бы сказать, сколько времени прошло. Из-за болей время растянулось до бесконечности.
– Помогите! – с трудом проговорила она и, подняв взгляд, увидела, что этот бесполезный идиот привел с собой еще одного мужчину. Она устремила глаза на него. – Повитуха! – прошипела она. – Мне нужна повитуха!
Они не обратили на ее требование никакого внимания. Тот мужчина, который ее привел сюда, пересек комнату, обойдя и чуть ли не перешагнув через нее. Он взял дешевую желтую свечку в примитивном подсвечнике, засветил ее от огня в очаге, а потом зажег от нее еще несколько свечей в комнате. А потом шагнул назад и указал на нее, очень довольный собой.
– Видишь, Бегасти? Я прав, так ведь?
– Это она, – сказал вновь пришедший. Он наклонился, вглядываясь в нее, и у него изо рта пахнуло резкими пряностями. Он был одет богаче, чем тот мужчина, который приволок ее сюда, и говорил с совершенно явным калсидийским акцентом. – Но… что с ней не так? Зачем ты ее сюда привел? Будут проблемы, Арих! Многие из жителей Дождевых чащоб перед ней преклоняются.
– И столько же ее презирают! Они говорят, что она и ее муж слишком горды собой и что знатность, власть и красота заставили ее вообразить себя королевой. – Он захохотал. – Сейчас вид у нее совсем не королевский!
Малта едва слышала их слова. Ее разрывало пополам – это было совершенно ясно. С трудом она приказала им:
– Найдите какую-нибудь женщину мне в помощь!
Тот, которого звали Бегасти, покачал головой.
– Здесь по ночам шумно, даже когда нет грозы. Тут вопят, визжат и даже кричат. Никто не придет узнавать, в чем дело.
Малта тяжело дышала и пыталась соображать. Что-то ужасно не так. Они не собираются ей помогать: они вообще ее не слушают. Зачем этому мужчине понадобилось притворяться услужливым, зачем было приводить ее сюда?
Новая волна боли заставила ее забыть о них. Во время схваток она теряла способность соображать. А когда боль прошла, она поняла, что у нее есть всего несколько секунд на то, чтобы попытаться собраться с мыслями и хоть что-нибудь придумать. Что-то… есть что-то такое, что она знает, что-то очевидное – но ее разум отказывался сосредоточиваться. Их калсидийский акцент был слишком сильным, и у обоих не было на лице татуировки. Если бы они появились здесь вместе с волной освобожденных рабов, тогда у них на лицах должна быть нанесена татуировка, отмечавшая таких беженцев. И тут, когда боль уже снова навалилась на нее, а двое мужчин безучастно наблюдали за ее мучениями, все кусочки мозаики внезапно встали на свои места. Такой очевидный ответ: это шпионы, те самые, о которых говорил капитан Лефтрин! Грязные руки Калсиды дотянулись до Дождевых чащоб, чтобы совращать и соблазнять деньгами. Вот кто стоял за охотником Джессом и его замыслом убить драконов ради денег. Ну, конечно же!
А она совершенно беспомощна и оказалась в их власти. Для чего? Зачем им могла понадобиться роженица?
Словно по заказу, один из мужчин задал этот вопрос второму:
– Зачем ты ее захватил, Арих? Ее слишком хорошо знают, а внешность у нее слишком необычная, чтобы ты смог увезти ее домой как рабыню. И не в нашем положении договариваться о возвращении заложницы! Мы ведь договорились, что останемся здесь невидимыми, что постараемся как можно быстрее заполучить нужное, а потом уехать из этой забытой богами дыры!
Арих довольно ухмылялся. Малта содрогалась и пыталась не стонать, пока ее младенец сражался за возможность родиться. Роды – это один из самых интимных моментов жизни женщины, а она в этот момент оказалась здесь, на грязном полу в борделе, без мужа и повитухи, под бесцеремонными взглядами пары калсидийских шпионов! Она чувствовала, как под полами плаща и длинной туникой ее младенец пытается появиться на свет. Его рождение было таким близким – и этому предстояло произойти в столь ужасающем месте! Ей отчаянно хотелось отползти от этих мужчин, хотя бы забиться в угол комнаты. Она часто дышала, пытаясь сохранять молчание, пытаясь скрыть от них, что ее ребенок вот-вот будет здесь. Однако их голоса врывались в ее сознание.
– Бегасти, ты смотришь, но не видишь. Она покрыта чешуей, точно так, как ты говорил – как дракон. И ребенок, которого она родит, скорее всего тоже будет весь в чешуе. Сегодня она заблудилась среди мостов и умоляла меня ей помочь. Никто не знает, что она здесь, и никто, кроме нас с тобой, никогда не узнает, что с ней стало. Плоть в чешуе – это плоть в чешуе, друг мой. И кто может сказать, как выглядит дракон, вырванный из яйца? Отруби ей голову, руки и ноги, отрежь у младенца все, что похоже на человека – и что останется? Именно то, что потребовал привезти герцог! Плоть дракона, которую его врач сможет превратить в необходимое ему снадобье!
– Но… но… это же не дракон! Они приготовят лекарство, а оно не подействует! Если кто-то разгадает обман, нас казнят!
– Никто его не разгадает, потому что знать о нем будем только мы с тобой. Мы вернемся домой, отдадим наш товар, и нам вернут наши семьи. И у нас появится хотя бы шанс сбежать, пока врачи будут спорить о том, кто именно изготовит те эликсиры, которые продлят герцогу жизнь. Думаешь, нашим семьям хорошо живется, пока мы остаемся здесь и пытаемся найти способ убить драконов, даже не зная, где они? Нет! Ты же знаешь герцога! Он найдет способ отомстить нашим наследникам за каждый самый слабый укол боли. Он – отчаявшийся, умирающий старик, отказывающийся принять то, что его время пришло. Он сделает любую подлость и мерзость, лишь бы продлить свою жизнь.
Ее малыш – ее новорожденное дитя уже лежало у нее между ног. Он или она был теплым и влажным от вод. И он был неподвижен – ужасающе неподвижен и тих. Малта не шевелилась, делая неглубокие вдохи. Мужчины орали друг на друга, но ей не было до этого дела. Ей необходимо не двигаться и ничего не выдавать: и того, что ее ребенок родился и страшно уязвим, и того, что он может оказаться мертворожденным. Она понимала, что должна каким-то образом спасти их обоих: никто не придет к ним на помощь. Ее длинная просторная туника прикрывала ей колени, скрывала ее малыша. А ей необходимо затаиться и выжидать, не зная, жив ли ее ребенок – ждать, пока у нее не отойдет послед. Как только она будет отделена от ребенка, ей необходимо найти силы и способ напасть на этих мужчин и спасти от них свое дитя. Ее младенец ведет себя так тихо: ни хныканья, ни плача. Все ли с ним хорошо? Она даже не может на него посмотреть – пока не может. Она лежала, внезапно замерзнув после столь долгого напряжения всех сил – и их слова внезапно вновь вторглись в ее мысли.