– Ты говоришь о предательстве! – Бегасти был в ужасе и дико озирался, словно ожидая, что из стен выпрыгнут свидетели и станут его обвинять. – Ты готов рисковать жизнью моих родных ради своего безумного плана!
– Никакого риска нет, старый ты дурень! Это – наш единственный шанс. Драконы скрылись, нам до них не добраться! Думаешь, герцог учтет, что мы сделали все, что могли? Думаешь, он простит нам неудачу? Нет! Все заплатят за это болью и смертью. Он оставил нам единственный путь. Мы обманем его – и, возможно, нам и нашим наследникам удастся сбежать. Если у нас ничего не получится, то наши страдания будут точно такими же, как те, что нам придется выносить, если мы сейчас вернемся домой ни с чем! Это наш единственный выход. Удача привела ее к нам в руки! Нам нельзя упускать свой единственный шанс.
Они вдруг оба посмотрели на нее. Она сложилась пополам и издала долгий протяжный вопль.
– Найдите повитуху! – пропыхтела она. – Идите! Идите сейчас же. Приведите мне на помощь какую-нибудь женщину, или я умру!
Она задергалась и ощутила между ляжек теплое детское тельце. Теплый, он теплый! Значит, он должен быть живой! Тогда почему он такой неподвижный и тихий? Она не осмеливалась посмотреть на него, пока эти мужчины за ней наблюдают. Если они узнают, что он уже родился, они его у нее отнимут. И убьют его – если он еще жив.
Бегасти пожал плечами.
– Нам нужно придумать, как сохранить плоть и в чем ее перевозить. Уксус, наверное… и соль. Маринад ее сохранит и, может, придаст ей более убедительный вид. Думаю, нам больше всего подойдет небольшой бочонок – что-то, что скрывает содержимое.
– Завтра я…
Бегасти решительно покачал головой.
– Нет. Не завтра. Нам нужно покончить с этим сегодня же ночью, и отплыть завтра утром. Неужели ты думаешь, что ее никто не хватился? К завтрашнему дню ее все будут искать. Нам необходимо это сделать, избавиться от того, что останется, и скрыться.
– Не глупи! Где я в такое время все это найду? Все лавки давно закрылись!
Бегасти бросил на него гадкий взгляд. Повернувшись к Ариху спиной, он начал копаться в одной из корзин, стоявшей у двери.
– И ты намерен дождаться, чтобы лавки открылись, зайти и купить эти пустячки, а потом вернуться сюда и сделать все необходимое? Не будь идиотом. Иди и раздобудь все, что нам нужно, как хочешь. А потом навести нашего дорогого друга торговца Кандрала. Скажи, чтобы он устроил тебя на быстроходный корабль, идущий вниз по реке – такой, где для нас с тобой найдется отдельная каюта. Не говори ему, что я отплыву вместе с тобой. Пусть считает, что я остался здесь, в Кассарике, и что угроза для него по-прежнему осталась. К тому времени, как он поймет, что нас обоих нет, ему уже поздно будет пытаться нас предать.
Арих гневно тряхнул головой:
– А пока я буду заниматься всеми этими опасными вещами, что будешь делать ты?
Сквозь опущенные веки, Малта увидела, как Бегасти кивком указал на нее:
– Готовить товар к отправке, – без всякого выражения проговорил он, и у Ариха хватило остатков совести на то, чтобы побледнеть.
– Я ушел! – объявил Арих, берясь за ручку двери.
– У тебя стойкости, как у кролика, – презрительно бросил Бегасти. – Изволь сделать свою часть работы, и быстро. До восхода нам надо очень много успеть.
Теперь младенец и послед уже покинули тело Мальты, но младенец по-прежнему не издал ни звука. Малта оберегающе сомкнула над ним колени, продолжая дико стонать и задыхаться, словно ее родовые муки все еще не закончились. Мужчины не обращали на нее никакого внимания. Арих гневно натянул на себя плащ с капюшоном и ушел. Она на ощупь вытянула края своей туники из-под своего неподвижного ребенка, чтобы можно было вскочить на ноги, не уронив его на пол. Она старалась не думать о своем драгоценном дитяти, все еще влажном от вод и крови, лежащем на грязном полу борделя. Склоняя голову к плечу, она застонала, прикидывая расстояние до грязного ножа, лежащего рядом с тарелкой и пролитым графином.
Она выжидала слишком долго.
– Пора вести себя тише, – сказал Бегасти.
Его холодные слова заставили ее поспешно поднять взгляд. Он возвышался над ней, держа в руках петлю из тонкой бечевы. Шнурок ботинка? Она заглянула в его глаза и прочла в них решимость и отвращение к тому, что ему предстоит сделать.
Малта приподняла ноги и ударила его, попав в живот. Он шумно выдохнул и отшатнулся назад. Она откатилась от младенца, вскрикнув от напряжения, и схватила одной рукой нож, а другой – липкий графин. Калсидиец уже вернул себе равновесие и бросился на нее. Она широко замахнулась графином, и он с треском врезался в челюсть Бегасти. Не медля она наугад ударила ножом.
Это оружие не было предназначено для убийства – это был всего лишь короткий кухонный нож для нарезания приготовленного мяса и к тому же не слишком острый. Он скользнул по жилету ее противника, не причинив никакого вреда. Она навалилась на нож всем телом, и как раз в то мгновение, когда калсидиец с грязным ругательством ухватил ее за запястье, скользящий кончик лезвия дошел до незащищенного горла и погрузился в него. Она яростно задергала ножом туда и обратно, ужасаясь ощущению теплой липкой крови на пальцах – и при этом всей душой желая отрезать ему голову напрочь.
Калсидиец неловко замахал руками, а его ругательства вдруг превратились в булькающие угрозы. Одним из отчаянных ударов он попал ей в ухо, заставив отлететь к стене. Его руки нашли нож, который она воткнула ему в шею, и вытащили его. Он со стуком упал на пол. За ним последовала кровь, вырываясь пульсирующими струями.
Малта в ужасе завопила и попятилась, но уже в следующую секунду рванулась вперед, чтобы подхватить малыша: Бегасти ковылял по комнате по кругу. Калсидиец рухнул на колени, прижимая обе руки к шее, пытаясь остановить кровь, которая брызгала из-под его толстых пальцев. Он воззрился на нее, широко открыв глаза и рот. Он что-то хрипел, и вместе со звуками изо рта вырывалась кровь, которая текла из его губ по заросшему бородой подбородку, а потом он медленно завалился на бок. Он продолжал зажимать шею руками, ноги у него подергивались. Она отошла от него подальше, продолжая прижимать к себе своего младенца. Пуповина перевешивалась через ее запястья, уходя к болтающемуся последу.
Она, наконец, посмотрела впервые на своего ребенка. Сын. У нее сын. Но при взгляде на него у нее вырвался тихий стон отчаяния.
Ее мечты о том, как она возьмет на руки своего пухленького младенца, завернутого в чистые пеленки, закончились вот этим. Он родился в борделе. Грязь с пола прилипла к его влажной щечке. Он был худой. Он слабо шевельнулся у нее на руках. Ручонки у него оказались не пухленькими, а костлявыми, ногти имели зеленоватый оттенок. У него уже была чешуя на черепе и полоса на затылке. Глаза Рэйна, только темно-синие, смотрели прямо на нее. Рот у него был открыт, но поначалу она даже не была уверена в том, что он дышит.
– Ах, малыш! – воскликнула она тихим голосом, полным и вины, и страха. Колени у нее подогнулись, и она опустилась на пол, устроив ребенка у себя на коленях. – Я не знаю, как это делать. Я не понимаю, что делаю! – зарыдала она.
Нож лежал на полу рядом с ее коленом, но он был покрыт кровью калсидийца. Ей невыносимо было даже к нему прикоснуться, и уж тем более перерезать им пуповину. Она вспомнила про свои шаровары, по-прежнему лежавшие комом под туникой, и вытащила их. Уложив на них ребенка, она замотала его штанинами, вместе с пуповиной и последом.
– Все не так, все совершенно не так, – извинилась она перед младенцем. – Все должно было быть совершенно иначе, малыш. Прости!
Он вдруг закричал, словно соглашаясь с тем, что жизнь не должна была так с ним обращаться. Это был жуткий плач, одинокий и слабый, но Малта засмеялась, радуясь, что он способен издать хотя бы такой звук. Она не могла вспомнить, когда именно развязала свой плащ – но теперь он оказался на полу рядом с тем местом, где она рожала, и был залит двумя видами крови. Ее прекрасный плащ Старших! Придется удовлетвориться им.
Бегасти издал тихий долгий стон, заставив ее отступать, пока она не сжалась у самой стены. А потом он затих. Времени нет. Нет времени ни о чем думать. Второй мужчина скоро вернется, и нельзя допустить, чтобы он застал ее здесь. Было нелегко закутаться в плащ и завязать его, продолжая держать ребенка, но она не желала выпускать его из рук. Открыв дверь, она проковыляла в небольшую гостиную, через которую проходила вечером. Стояла глубокая ночь, в комнате было пусто. Она не слышала никаких звуков ни от шлюх, ни от их клиентов. Она была измучена, и все мышцы ее тела казались перетруженными. По ее ногам медленно текла кровь. Сколько она сможет пройти в таком состоянии?
Начать колотить в одну из дверей борделя? Потребовать помощи? Нет. Она не может доверять никому из тех, кто осознанно дал в Дождевых чащобах приют калсидийцам. Даже если бы здесь с сочувствием отнеслись к женщине, оказавшейся в столь отчаянном положении, после возвращения Ариха они скорее всего уступят ему из страха или ради денег.
Она прошла через комнату и вынесла своего новорожденного сына в грозовую ночь.
Двадцать шестой день месяца Перемен – седьмой год Вольного союза торговцев
От Рейала, исполняющего обязанности смотрителя голубятни в Удачном, – Детози, смотрительнице голубятни в Трехоге
Дорогие Детози и Эрек!
Как странно отправлять вам это письмо кораблем, а не голубем! Однако гильдия почти полностью запретила посылать птиц, пока с заражением не удастся справиться. Тех, что еще могут летать, берегут для самых срочных посланий. До меня дошел слух, что в Джамелии закупили новых голубей, но даже если их действительно привезут, много месяцев уйдет на то, чтобы создать пары для разведения и научить их возвращаться домой сюда, а не в Джамелию. И мне не верится, что завезенные птицы смогут сравниться с теми, которых мы здесь разводили по начатой Эреком программе. Меня страшно удручает гибель наших птиц – не только как производителей потомства, но и как маленьких крылатых друзей. В голубятнях, которые мне доверены, осталось всего две пары быстрых птиц. Я изолировал их как пары и не разрешаю другим смотрителям их кормить и поить или чистить их клетки. Как только они высидят отложенные яйца и птенцы оперятся, я унесу их и буду выкармливать вручную, в надежде спасти от заразы как можно больше быстрых голубей. Надеюсь, вам удалось спасти хоть часть лучших птиц, поскольку мне хотелось бы скрещивать их очень осторожно.