Герцог разомкнул губы, и паж, державший миску с прохладной водой, вскочил на ноги и метнулся вперед. Мальчик упал на колени и протянул ее канцлеру. Канцлер же, передвигаясь на коленях, приблизился к герцогу и поднес миску к его губам.
Тот склонил голову и отпил воды. Когда он оторвался от чаши, еще один слуга материализовался поблизости и подал канцлеру мягкий отрезок ткани, что бы тот мог промокнуть лицо и подбородок Герцога.
Герцог позволил канцлеру вернуться на место. Утоливши жажду он был готов говорить.
— Были ли еще известия от наших доверенных агентов из Дождевых Чащоб?
Канцлер сгорбился еще пуще. Подол его одеяния из тяжелого красно-коричневого шелка лужей распласталось вокруг него. Кожа головы канцлера виднелась сквозь редеющие волосы.
— Нет, наипрославленнейший. Со стыдом и великой грустью я вынужден сообщить вам, что новых известий от них не поступало.
— Соответственно, нельзя ожидать скорого прибытия драконьих субстанций, так? — Герцогу знал ответ, но пожелал принудить Эллика его озвучить.
Лицо канцлера опустилось почти до самого пола.
— Блистательный господин, к своему стыду и смятению, должен признать, что до нас не дошло известий о поставках подобного рода.
Герцог какое-то время обдумывал сложившуюся ситуацию. Ему было слишком сложно держать веки полностью открытыми, громкая, отчетливая речь требовала слишком больших усилий. Многочисленные золотые кольца, обильно украшенные драгоценными камнями, едва держались на его костлявых пальцах и руки его едва могли подняться под их тяжестью. Роскошная мантия его величая не могла скрыть его чрезмерную худобу. Он чахнул, умирал прямо у них на глазах, поднятых к нему в ожидании. Он должен был ответить, он не мог допустить показаться им слабым.
— Так мотивируйте их, — тихо произнес он. — Разошлите доверенных ко всем возможным партнерам, о которых нам известно. Отправьте им особые дары, побудите их быть беспощадными. — Не без труда он вскинул голову и повысил голос, — Стоит ли отдельного упоминания тот факт, что ежели я умру, вы будете погребены подле меня?
Его слова должны были заполнить зал, вместо этого он услышал то, что услышали его слуги — гневный вскрик старого, умирающего человека. Недопустимо, чтобы такой как он умирал без престолонаследника! Он не должен сам говорить за себя, его наследник должен был бы представлять его, кричать на придворных, принуждая к немедленному повиновению. Вместо этого ему приходится шептать угрозы, шипя как беззубая старая змея.
Как до этого дошло? У него были сыновья и даже слишком много. Некоторые были настолько амбициозны, чтобы попытаться убить его. Кого-то он отправил на войну, кого-то в пыточные застенки за наглость. Нескольких благоразумно отравил. Если бы он знал, что болезнь унесет не только выбранного им наследника, но и оставшихся троих сыновей, он возможно оставил бы кого-то в резерве, но он не знал.
И теперь он остался лишь с одной бесполезной дочерью: тридцатилетней, бездетной с мужскими повадками и складом ума. Трижды вдова, не способная дать ребенку жизнь. Женщина, читающая книги и сочиняющая стихи. Бесполезная для него, если не сказать опасная как ведьма. И в его теле больше не осталось силы, что-бы сделать ребенка какой-нибудь женщине.
Нестерпимо. Он не может умереть не оставив наследника, чтобы имя его обратилось в прах на жерновах истории. Драконье лекарство должно быть доставлено, драконья кровь, что вернет ему здоровье и мужскую силу. Тогда он родит дюжину наследников и оградит их от всех возможных несчастий.
Кровь дракона. Такое простое лекарство и никто до сих пор не смог добыть его.
— Если мой господин умрет, горе мое будет так велико, что лишь погребение вместе с ним сможет успокоить меня, о милосерднейший, — Льстивые слова канцлера вдруг показались жестокой насмешкой.
— Молчи. Твоя лесть раздражает меня. Что хорошего в твоей пустой верности? Где драконья плоть, что спасет меня? Вот что мне нужно, а не твои пустые восхваления. Здесь что, не осталось человека готового послужить мне? — Это потребовало неимоверных усилий, но на этот раз его голос звучал. Когда он пристально осмотрел их, ни один не осмелился встретиться с ним взглядом.
Они сжались и он дал им время вспомнить о сыновьях которых держал в заложниках, сыновьях, которых никто из них не видел много месяцев. Он дал им несколько долгих мгновений подумать, живы ли их наследники, затем спокойно спросил:
— Есть новости от отряда, который мы отправили проверить слухи о драконах замеченных в пустыне?
Канцлер застыл, пойманный в ловушку противоречащих приказов.
— Ты взволнован, Элик? — он удивился. — Ты помнишь, как скакал у моего стремени когда мы шли в атаку? Посмотри, во что превратились военачальник и его правая рука: дряхлый старик и раболепствующий слуга. Как только ты принесешь мне то, что нужно, все станет как раньше. Почему ты подводишь меня? У тебя есть собственные амбиции? Я должен убить тебя?
Он пристально смотрел на своего канцлера, но глаза Эллика были опущены. Когда он увидел что подданный готов сломаться, он рявкнул:
— Отвечай!
Эллик поднял глаза и герцог увидел скрытую под раболепием ярость в сером взгляде. Они скакали рядом слишком долго и сражались бок о бок слишком часто, чтобы полностью скрывать мысли друг от друга. Эллик знал каждую уловку герцога. Когда-то он играл ими. (?)
Но теперь его правая рука стал уставать от этих игр. Канцлер глубоко вздохнул.
— Как и прежде, ни слова, мой господин. Но драконы прилетают к воде нечасто, и мы приказали отряду оставаться на месте, пока они не достигнут успеха.
— Что ж, по крайней мере мы не получили весть об их провале.
— Нет, великолепнейший, еще есть надежда.
— Надежда. Ты, возможно, надеешься, я — требую. Канцлер, ты надеешься, что твое имя переживает тебя?
Страшная неподвижность сковала канцлера. Герцог знал его самое уязвимое место.
— Да, господин. — прошептал он.
— Ведь у тебя есть не только наследник, но еще и второй сын.
Герцог был удовлетворен, когда голос подданного дрогнул.
— Я благословлен, да, милосердный.
— Хмм — герцог Калсиды попытался прочистить горло, но закашлялся, что породило суету среди слуг: ему была предложен бокал прохладной воды а так же чашка горячего чая, белая салфетка дожидалась в руках слуги передвигающегося на коленях, в то время как еще один слуга предлагал ему стакан вина.
Едва заметный жест его руки разогнал их всех. Он хрипло вздохнул.
— Два сына, канцлер. И ты надеешься. Но у меня нет сына. И здоровье мое угасает из-за отсутствия одной мелочи. Простое лекарство из крови дракона, это все о чем я прошу. До сих пор я его не получил. Разьве это справедливо, что твоя надежда на то, что твое имя услышат в веках столь велика, когда мое затихнет из-за такой мелочи? Разумеется, нет.
Под взглядом своего господина канцлер как будто уменьшался. Он сжался, его голова упала на преклоненные колени а затем все его тело опустилось, физически выражая его желание избежать внимания герцога.
Тень улыбки тронула губы герцога Калсиды.
— Сегодня можешь сохранить обоих своих сыновей. Завтра? Завтра мы оба будем надеяться на хорошие новости.
— Сюда, — Кто-то поднял тяжелое полотнище служившее дверью. Тонкий луч света на мгновение пронзил тьму, чтобы тут же смениться желтым светом лампы. В соседней клетушке двухголовый пес заскулил и завозился. Сельден задумался, когда бедное создание в последний раз видело дневной свет, настоящий дневной свет.
Искалеченное существо уже было здесь, когда появился Сельден. Для него прошли месяцы, возможно год, с тех пор как он чувствовал прикосновение солнечных лучей. Дневной свет — враг всего таинственного. Дневной свет мог показать, что легенды и чудеса выставленные на крытом базаре были либо уродами, либо подделками. Дневной свет мог открыть, что даже экспонаты с претензией на подлинность, были в плачевном состоянии.
Такие как он.
Свет фонаря приблизился, желтая вспышка заставила его глаза заслезиться. Он отвернулся и зажмурился, но не попытался встать. Он точно знал длину цепей прикованных к лодыжкам, и уже опробовал на них свою силу когда его впервые привели сюда. Они не ослабли, в отличие от него самого. Он лежал неподвижно и ждал пока посетители уйдут, но те задержались напротив его стойла.
— Это он? Я думал он будет больше! Он не больше чем обычный человек.-
— Он высокий. Это не заметно когда он так свернулся.-
— Я почти не вижу его там в углу, мы можем войти внутрь?-
— Не стоит заходить туда, куда достанет его цепь.-
Они замолчали, затем заговорили тише. Сельден не пошевелился. То о чем они говорили нисколько его не интересовало. Он потерял способность чувствовать себя смущенным или униженным. Ему все еще не хватало одежды, но в основном из-за холода. Иногда, между показами, они бросали ему одеяло, но не чаще чем сами вспоминали об этом. Почти никто из тех, кто следил за ним не говорили на его языке, так что мольбы ни к чему не привели.
Медленно до его затуманенного сознания дошло то, что мужчины обсуждавшие его говорили на языке который он знал и это было необычно. Калсидийский — язык его отца, выученный в провалившейся попытке произвести на того впечатление. Он не пошевелился и не подал знака о том, что знает об их присутствии, но начал прислушиваться.
— Эй! Эй ты, драконий парень! Встань. Дай господам посмотреть на тебя.-
Он мог бы проигнорировать их, тогда они бросили бы в него чем-нибудь чтобы заставить двигаться, или начали бы крутить ворот, который натягивал цепь, ему пришлось бы подойти к задней стене или его бы отволокли туда. Его похитители боялись его и игнорировали его мольбы о милосердии. Они всегда натягивали цепь когда приходили выкидывать солому, что покрывала пол его стойла. Он вздохнул, разогнулся и медленно встал на ноги.
Один из посетителей открыл рот. — Он высокий! Посмотри какие у него длинные ноги! А хвост у него есть?-