В каюте воцарилось молчание. Оба они смотрели на Тилламон. Тучи закрыли солнце, и внезапно день потускнел, но сестра Рэйна лишь плотнее запахнулась в плащ и повернулась лицом к ветру, как будто хотела им насладиться.
— Надеюсь, наш ребенок не будет отмечен Дождевыми чащобами, — заговорил Рэйн. — Или возможно, поскольку мы теперь Старшие, он сразу родится с изменениями, которые будут…
— …приятными глазу, — договорила за мужа Малта, когда он замолчал. — Нас ведь драконы наградили необычной красотой. Нам повезло, что мы изменились таким образом, что люди улыбаются, глядя на нас. Вернее, раньше улыбались. Теперь же я вижу в их лицах еще кое-что. Обиду. Они возмущаются, считая нас обоих слишком заносчивыми: дескать, мы возгордились, поскольку Тинталья выбрала именно нас. Жители Дождевых чащоб полагают это неправильным. Хотя торговцы всегда считали себя выше татуированных или выходцев с трех кораблей, не говоря уже о жестоких калсидийцах и варварах из Шести Герцогств, но им очень не понравилось, когда сатрап Джамелии объявил нас с тобой королем и королевой Старших. Они считают, что мы не имели права принять эти титулы, пусть даже позже Совет официально и закрепил их за нами. Многие оскорблены этим, Рэйн. А есть и такие, кто хотел бы нас использовать. Да ты и сам прекрасно обо всем этом знаешь.
— Разумеется, знаю. — Он обнял жену и притянул ее к себе. — Просто я никогда не задумывался, как это скажется на нашем ребенке. Если он будет слишком сильно отмечен Дождевыми чащобами, а мы решим сохранить ему жизнь, то отношение к семье Хупрусов изменится. Возможно, у него будет не очень много приятелей. Но не может быть, чтобы все от него отвернулись. И уж тем более я не представляю, что мы сами добровольно от него откажемся.
При этих его словах Малта не выдержала и всхлипнула.
Рэйн обнял жену:
— Не бойся, дорогая. Что бы ни произошло, мы встретим это вместе. Я не брошу собственного ребенка в угоду глупым традициям. Если Са дарует ему свое дыхание, он должен жить, и никто не сможет этому помешать. Это я тебе обещаю.
Малта проглотила слезы.
— Я тоже обещаю тебе, что сделаю все, что в моих силах, — сказала она мужу. И закрыла глаза в безмолвной молитве.
Двадцатый день месяца Перемен, седьмой год Вольного союза торговцев
От Детози, смотрительницы голубятни в Трехоге, — Рейалу, исполняющему обязанности смотрителя голубятни в Удачном
Запечатано в красный карантинный футляр.
Рейал, я посылаю тебе лишь единственного голубя, чтобы свести риск к минимуму. В этом году погода гораздо хуже обычного, и от вечного холода и дождя птицы начали чахнуть одна за другой. Пожалуйста, прими соответствующие меры: обязательно сажай на карантин всех птиц, прилетающих в вашу голубятню, как мы это уже делаем здесь. Я выбрала самого здорового голубя, чтобы доставить тебе это послание. У некоторых заболевших особей появляются какие-то странные вши: красные, необычной формы. Если вдруг заметишь таких у какой-нибудь из ваших птиц, немедленно их изолируй.
Ну и погодка! Интересно, это ненастье когда-нибудь закончится?
Эрек страшно переживает, что такое случилось именно сейчас, когда он уехал в Трехог и занят приготовлениями к свадьбе. Я понимаю его. Пожалуйста, сделай все возможное, чтобы вплоть до возвращения Эрека его птицы и голубятня оставались в хорошем состоянии. Мы пока что не приняли окончательного решения, но, скорее всего, после свадьбы поселимся в Удачном, хотя трудно сказать, как меня там примут. Эрек совершенно не замечает недостатков моей внешности, которые порождены Дождевыми чащобами. Такой уж он человек!
Твоя тетушка Детози
Глава 7. Драконьи сны
Полет не требовал усилий. Алые крылья Синтары поймали теплый поток, восходящий от широких, засеянных зерновыми полей внизу, и подняли ее. Она взлетала вверх, в самое небо. Под ней на зеленом пастбище толстые белые овцы щипали траву. Как только ее тень упала на луг, они в испуге разбежались. Глупые существа. Синтаре не нравился вкус их липкой шерсти. Драконы вообще редко ели этих животных, разве что им было совсем уж лень охотиться. Синтара подозревала, что именно поэтому люди и разводят овец в таком количестве. Драконам больше по вкусу крупный рогатый скот. Но истинному хищнику вроде нее пикирование на загон, где содержалось живое мясо, не приносило удовлетворения. Она предпочла бы долгую охоту, разыскивая какую-нибудь рогатую тварь, которая смогла бы хоть немного сопротивляться, возможно даже сражалась бы за свою жизнь, прежде чем превратиться в добычу для дракона.
Но только не сегодня. Вчера Синтара славно поела и после того, как насытилась, долго спала — весь день и ночь. Теперь появилась жажда, которую она стремилась утолить, но то была не жажда крови или не слишком вкусной речной воды. Она взмахнула крыльями, развернулась и направилась назад, к Кельсингре. На Серебряной площади наконец-то не было ни одного дракона. Она приземлится здесь и не будет ждать возвращения Старших, чтобы… чтобы сделать что? Нечто такое, чего она очень хотела, причем очень сильно. А еще с этим была связана какая-то тайна. Нет, все равно не вспомнить… Драконица беспокойно шевельнулась.
Она была не Синтарой. Где-то глубоко во сне она спряталась от вечного голода и своей продрогшей плоти, погрузившись в воспоминания об ином времени и месте. Это кто-то из ее алых предков летал над Кельсингрой в ту благословенную пору, в тот давний солнечный день. Сама она, увы, не испытала ни свободы полета, ни радости от дружбы со Старшими, которые некогда жили в союзе с драконами. То были хорошие времена для обеих рас. Но потом все закончилось, и Синтара точно не знала из-за чего. Во сне она избегала неприятного настоящего и исследовала частички прошлого, надеясь понять, что ей делать, чтобы будущее стало именно таким, каким ему и надлежит быть.
Внезапный порыв ветра хлестнул ее по морде дождем, и сны-воспоминания мигом рассеялись. Синтара открыла глаза навстречу ночи и буре. Убежище, построенное для нее Тимарой, было крохотным — всего лишь навес из бревен с соломенной крышей. Постелью ей служил толстый слой соснового лапника, так что драконица спала почти на земле. Синтара за последнее время подросла, и теперь у нее все затекало, когда она сворачивалась клубком, чтобы уместиться внутри. Эта глупая девчонка должна была возвести просторное жилище с толстыми стенами, которые не мешало бы обмазать глиной. Синтара прямо так ей и сказала. Однако ее хранительница в ответ раздраженно поинтересовалась, сможет ли драконица обойтись без пищи все то время, что понадобится на строительство. Сейчас, вспомнив об этом, Синтара вновь разозлилась. Эта никчемная девица ничего не делает как следует. По ее милости драконице приходится дрожать в жалком укрытии, да еще и постоянно думать о еде. Ну что за жизнь у бедной Синтары — никакой радости! Только голод, сплошные неудобства и обманутые надежды.
Синтара перевернулась на живот. Опять шел дождь. Похоже, дожди тут вообще никогда не прекращаются. Тучи закрывали луну и звезды, но, широко открыв глаза, она без труда видела все вокруг. Здесь, посреди долины с разбросанными тут и там немногочисленными деревьями и кустарниками, хранители построили из убежищ для драконов целую деревню. Как если бы они были людьми, которые всегда селятся поближе друг к другу! Навес Синтары хоть и был далек от идеала, выглядел ничуть не хуже других. Если уж говорить откровенно, он был даже лучше большинства укрытий. Однако подобные жилища все-таки не годятся для драконов. Если верить ее расплывчатым воспоминаниям из памяти предков, это нечто среднее между конюшней и собачьей конурой. А приюты для домашних животных, разумеется, совершенно недостойны Повелителей Трех Стихий.
Правда, и сами хранители устроились ненамного лучше. Они поселились в пастушеских и фермерских хижинах, которые люди в древние времена построили на этой стороне реки. Правда, многие дома уже почти полностью разрушились, но хранители выбрали те, что можно было худо-бедно восстановить, сделав хоть отчасти обитаемыми. Синтара слышала разговоры и мысли хранителей. Люди считали, что им было бы гораздо удобнее, если бы только они могли перебраться через реку на тот берег, в величественную Кельсингру, которая с достоинством выдержала бесчинства времени и непогоды. Они могли уйти, по одному переправляясь с помощью глупой Хеби, которая, кажется, считала себя чуть ли не ломовой лошадью. Но в таком случае им пришлось бы бросить драконов.
И хранители остались с ними.
Синтара сердилась даже за ту малую толику благодарности, которую испытывала в связи с этим. Чувство признательности было незнакомым и неудобным, совершенно неподобающим драконам, особенно по отношению к людям. Благодарность подразумевает, что тебе сделали одолжение, но как дракон может быть в долгу у человека? Это все равно что быть в долгу у голубя. Или куска мяса.
Синтара прикрыла глаза от дождя и встряхнула головой, прогоняя мысли, подобно каплям воды, что сорвались с ее крыльев. «Пора, — сказала она себе. — Ветер утих, кругом темно, и все остальные спят».
Покинув укрытие, драконица бесшумно двигалась по ковру из мокрых листьев и лесного перегноя. Она отважилась спуститься по склону к лугу, выходившему на реку.
Достигнув луга, она остановилась и пристально осмотрела его: драконы хорошо видят в темноте. Никто и ничто не шевелилось. Вся крупная дичь сбежала подальше отсюда еще недели назад, когда они только-только тут появились. Существа, поначалу взиравшие на драконов в удивлении, быстро поняли, что их надо бояться. Сейчас Синтара была на лугу одна. Далеко внизу текла река, полноводная от постоянных дождей, и шум ее был слышен даже здесь. Это была широкая и темная река, холодная и глубокая, с течением достаточно сильным, чтобы утащить дракона и удерживать его, пока он не утонет.
В наследственной памяти Синтары сохранились воспоминания о том, что нырнуть в реку, окунув разгоряченное на солнце тело в холодную воду, было даже приятно. В этих воспоминаниях вода смягчала удар, позволяя плавно опускаться на дно, плотно сложив крылья, пока когти не ощущали песок и гравий. А затем, предусмотрительно закрыв ноздри от воды, борясь с течением, она выбиралась наверх вдоль отмелей, и каждая ее чешуйка сверкала на солнце.