Да, признаться, она и сама испытала сейчас такое же искушение. Элис ненадолго выглянула в окно, чтобы убедиться в том, что и так уже знала: солнце садилось, а дождь вновь начал накрапывать. А потом, с замирающим сердцем, она все-таки решилась переступить через зубчатые осколки, которые все еще цеплялись за раму, и выбраться на парапет. Холодный ветер ударил ее в спину, и под ногами скрипнуло битое стекло. Дорожка, огибавшая башню, была узкой, а ограждение на ней смехотворно низким.
Элис старалась держаться ближе к стене, когда осторожно шла вокруг башни, всматриваясь сквозь дождь в Кельсингру и ее окрестности. Туман и надвигающиеся сумерки очень мешали ей. Заброшенный город казался беспорядочным скоплением зданий на темной земле. За блестящей черной лентой реки Элис могла видеть слабые огоньки поселка хранителей, но великая Кельсингра спала в темноте. Исследовательница почти завершила свой обход, когда вдруг заметила в перилах узкие ворота. Она заставила себя шагнуть к краю и, затаив дыхание, посмотреть вниз. Да, так и есть. Ворота вели на лестницу, которая спускалась к другому круговому балкону.
Элис сразу догадалась, зачем он нужен: чтобы мыть окна. Она обеими руками вцепилась в перила и высунулась. Лестница вела на несколько этажей вниз; в закрытых комнатах, мимо которых Элис проходила, поднимаясь на башню, имелись окна. Если бы день сегодня был сухой и солнечный, она бы рискнула спуститься вниз и проверить, нельзя ли таким образом попасть в запертые помещения. Но в одиночку, на влажном ветру и в сгущающихся сумерках рисковать не стоит: запросто можно свалиться. Элис вернулась обратно в башню и застыла, смаргивая с ресниц капли дождя.
Ее внимание привлекла куча мусора в середине комнаты. Элис присела на корточки, чтобы взглянуть на нее. Прежде тут стоял большой круглый стол, который рухнул. Но на крышке стола что-то было. Она некоторое время разглядывала свою находку, прежде чем сообразила: да это же макет Кельсингры! Здесь были речной порт и причалы, немного поврежденные дождем, попавшим в разбитое окно. Но остальная часть муляжа сохранилась на удивление хорошо. Ага, все правильно: башня и впрямь находилась в самом центре города.
Эх, если бы только у нее был факел! Дневной свет уходит слишком быстро. Ничего, завтра она первым делом вернется сюда и тщательно все зарисует. Надо любой ценой сохранить эту чудесную карту города! Из-за вандализма Рапскаля этот драгоценный артефакт и так уже подвергся опасности. Надо будет поговорить с парнем сегодня вечером и доходчиво объяснить ему, какой ущерб он причинил своей небрежностью. Остается лишь надеяться, что Рапскаль не успел набедокурить где-нибудь в другом месте. И о чем этот юнец только думал?
Элис неохотно поднялась, искренне сожалея, что ей приходится уходить отсюда. Но медлить было нельзя: надо успеть спуститься, пока еще относительно светло, а то потом и дорогу обратно не найдешь. Выходя из комнаты, она бросила последний взгляд на макет и вдруг резко остановилась, не веря своим глазам. Мост! Неужели в Кельсингре был мост через реку? Нет, вряд ли! Просто невозможно построить мост через такую бурную реку. Наверное, ей показалось, и на самом деле это что-то другое. Элис вновь склонилась над макетом. Да нет, все правильно: вот она, крошечная модель черного моста, перекинутого с одного берега на другой. Элис прикинула, где именно этот мост располагался, и решилась еще раз выйти на скользкий от дождя парапет. Она напряженно вглядывалась в даль сквозь туман и ливень, однако ничего не видела. Наверное, мост уже давным-давно рассыпался.
Элис снова вернулась в башню и начала долгий спуск по ступенькам, словно в темный колодец. Кое-как преодолев первый пролет, она была вынуждена ощупью коснуться черной стены, чтобы обрести опору. И тут, к изумлению молодой женщины, башня озарилась светом: оказывается, ее пальцы нашли полоску джидзина, вделанную в стену прямо над перилами. Свет мчался впереди нее, не слишком яркий, но вполне достаточный, чтобы освещать путь. А вдруг опять появятся призраки? Ну что же, рассудила Элис, все лучше, чем темнота.
К счастью, призраков на лестнице ей встретилось не много: в основном это были слуги Старших, вооруженные вениками и щетками. Один раз Элис увидела одетого в желтое чиновника, с каким-то причудливым украшением на плече, несомненно свидетельствующим о его высоком статусе. Чиновник вышел из запертых дверей. Он нес охапку свитков и с трудом поднимался ей навстречу. Призрак успел преодолеть пару пролетов, прежде чем у Элис хватило мужества пройти сквозь него и поспешить дальше. Она посмотрела чиновнику в глаза, но тот проигнорировал ее, словно бы это не он сам, а Элис была иллюзией.
Пересекать погрузившиеся в темноту комнаты было и того страшнее. Когда Элис добралась до первого этажа и увидела сквозь дверной проем серый вечер, то припустила бегом, чтобы поскорее покинуть здание. Ну вот, наконец-то она на улице! Шаги женщины гулко отзывались эхом на мостовой, и Элис вдруг накрыло волной ужаса, которому она до сих пор не позволяла брать над собой верх. Она опрометью кинулась прочь, подальше от башни Старших, и поспешила вниз, к старому причалу, туда, где ее должна была ждать Хеби.
Двадцать пятый день месяца Перемен, седьмой год Вольного союза торговцев
От Кима, смотрителя голубятни в Кассарике, — Детози, смотрительнице голубятни в Трехоге
Да как у тебя хватило наглости утверждать, что это я — источник проблем со вшами! С такой же вероятностью птицы могли подхватить этих паразитов, когда ночевали в лесу во время одного из перелетов. Ты можешь сколько угодно отговариваться тем, что гильдия Голубиной почты якобы официально проводит плановую проверку, но я-то прекрасно знаю, кто подал эту жалобу и по чьей милости мои чердаки и голубятни тщательно осматривают без всяких на то оснований, мешая мне нормально работать! Ты и твоя семейка никогда не простите того, что татуированный появился среди вас и, благодаря собственному усердию и трудолюбию, стал смотрителем голубятни. Вот оно, истинное «равенство», которое демонстрируете нам вы, исконные жители Дождевых чащоб! Все ваши громкие обещания на деле свелись к банальной клевете и подлым обвинениям! Ты, чешуелицая и плоскогрудая сучка-ящерица! Имей в виду, что я этого так не оставлю и сам подам жалобу Совету, где подробно опишу, как ты, Эрек и твой племянничек объединились против меня и принялись всячески чернить и оговаривать с тех пор, как я только вступил в эту должность! Даже и не надейся, что это сойдет тебе с рук. Я не успокоюсь до тех пор, пока твоя голубятня не опустеет, а тебя с позором не выгонят с должности смотрительницы!
Ким
Глава 8. Прошлые жизни
Дождь не шел уже второй день. Если бы еще и потеплело немного, Седрик был бы просто счастлив. Ну и климат тут!
Как-то он вслух поинтересовался:
— Любопытно, какого черта Старших вообще сюда понесло? Зачем строить город в таком холодном и дождливом месте, когда можно было выбрать берег теплого моря? Драконы ведь любят солнце. Почему Старшие поселились здесь?
Карсон пристально посмотрел на него:
— Хороший вопрос. Иногда, когда Плевок спит и его мысли прорываются в мое сознание, мне кажется, что я вот-вот пойму. Наверняка ведь была какая-то причина, и очень важная, почему Кельсингру построили именно тут. Я чувствую это по воспоминаниям Плевка. Направляясь к этому городу, драконы были исполнены жадного предвкушения. Я разделял это чувство в его снах и уже почти понял, в чем дело. Но потом знание ускользнуло от меня. Так что я задаюсь тем же вопросом, что и ты.
Слабое утешение. Ну хотя бы дождя сегодня нет, уже хорошо. Седрик напомнил себе об этом и попытался отыскать в своем сердце благодарность судьбе, однако не преуспел. В ясные дни Карсон поднимался еще раньше, чем обычно, чтобы воспользоваться преимуществом хорошей погоды. Нынче утром Седрик проснулся от стука молотка за стеной дома, прямо возле изголовья. Он взглянул на окно, расположенное над их кроватью. Звук шел оттуда.
Когда-то в окнах этого здания были стекла, а возможно, даже имелись ставни. Каменные стены и очаг были сложены на совесть. Но к тому времени, когда они выбирали себе дом, крыша уже давно истлела. Карсон сделал новую: настелил в качестве основы грубо отесанные жерди, а сверху вместо тростника уложил ветки деревьев и охапки луговой травы. Въехав сюда, они поначалу занавесили пустые оконные рамы лишними шерстяными одеялами. Но когда дни и ночи стали холоднее, им пришлось забрать одеяла на постель, а вместо них Карсон приколотил шкуры, которые останавливали не только ветер с дождем, но и солнечный свет. Плохо выдубленная кожа стала причиной неистребимого запаха мертвечины, насквозь пропитавшего жизнь Седрика. Карсон несколько раз обещал придумать что-нибудь получше. Сейчас жесткая шкура колыхалась в такт ударам молотка. Зачем охотнику понадобилось заниматься этим на заре, Седрик не знал.
Он скатился с грубого тюфяка, который они делили, и подошел к очагу. Огонь горел слабо, и он подбросил пару поленьев, хоть и понимал, что из-за этого придется снова идти за дровами. Затем Седрик потрогал одежду, которую они выстирали и развесили еще позавчера вечером. Рубашки высохли, а вот швы и пояса брюк все еще были влажными. Было практически невозможно полностью высушить что-либо в эти дни, когда дождь не прекращался.
Седрик со вздохом натянул самую сухую одежду и заново развесил остальные вещи в надежде, что они все-таки высохнут до того, как стемнеет. Ему хотелось снять и убрать их. Необходимость жить в крохотном домишке, пропахшем шкурами, и на каждом шагу уворачиваться от свисающих отовсюду носков повергала Седрика в уныние. Он скучал по чистоте и опрятности, ему трудно было обрести душевное равновесие среди этого беспорядка. Он всегда был таким. Перед тем как приступить к своим занятиям, он всегда тщательно прибирал комнату, в которой собирался работать. Стук снаружи продолжался и становился более настойчивым.