— Ты боишься, что с ними случилось что-то плохое?
Татс тяжело вздохнул:
— Не совсем так. Моя драконица, Фенте, сегодня вдруг пришла в страшное возбуждение — она почувствовала, что Синтара упала в реку и тонет. Но Фенте, казалось, не слишком горевала об этом. Тогда я пошел к Меркору, поскольку он более рассудительный, не такой ревнивый и мстительный, как моя драконица. Думаю, Меркор сказал мне правду. Он поднял голову, как будто прислушиваясь к чему-то, а потом ответил, что с Синтарой все в порядке. Да, она и впрямь свалилась в реку, но благополучно выбралась. А теперь синяя драконица в Кельсингре, и у нее все замечательно. Интересно, как она там оказалась? Мы же все знаем, что Синтара не умеет летать, так что я отправился на поиски. Но ее нигде нет. — Говоря это, парень не поднимал глаз, смотрел только на свои руки. — Похоже, она и впрямь на том берегу. В городе. И Рапскаль, Хеби и Тимара тоже там.
Седрик сел, завернувшись в одеяло, и с сочувствием посмотрел на гостя. Мальчик казался таким несчастным.
Карсон начал рассуждать вслух:
— Я видел утром на лугу следы: кто-то из драконов пытался взлететь. Вполне вероятно, что это была Синтара и у нее получилось. Может быть, именно поэтому Тимара и осталась в Кельсингре? А может быть, они не вернулись из-за ужасной погоды, решили переждать дождь там? Я уверен, Татс, что с ними все хорошо. Если бы что-то случилось с Тимарой, Рапскаль перепугался бы и сразу вернулся обратно. Если бы что-то стряслось с Рапскалем, Хеби мигом устроила бы переполох. Ну, а приключись с ним и самой Хеби неладное, остальные драконы почувствовали бы. Синтара подчас бывает очень вредной, но, несмотря на это, она наверняка бы дала нам знать, если бы ее хранительница нуждалась в помощи.
— Наверное, ты прав, — тихо сказал Татс, глядя в пол. — Но вообще-то, дело не только в этом. Я не боюсь, что с ними случилось что-то плохое. Я волнуюсь из-за того, что Тимара и Рапскаль там вместе. — Он втянул голову в плечи, как будто это могло облегчить его боль.
Седрик посмотрел на юношу с внезапным пониманием. Он узнал муки ревности.
Скамья жалобно скрипнула под массивным охотником, когда он решил устроиться поудобнее. Карсон сидел в профиль к Седрику, и в отсвете пламени на его лице отчетливо было видно изумление.
— Так вот оно что. Но если они и впрямь вместе, ты ничего не сможешь поделать с этим, сынок. Такие вещи случаются.
— Я знаю. — Татс зажал руки между коленями, слегка качнулся, а потом вдруг сказал: — Я сам все испортил. Сперва у нас с Тимарой все вроде бы шло хорошо, а потом… Она так разозлилась, узнав, что я спал с Джерд. А я и понятия не имел, что для нее это настолько важно. Ведь в то время, когда мы с Джерд были вместе, Тимара, кажется, даже и не интересовалась мной. Мы с ней просто были друзьями. Так с чего же она вдруг так распсиховалась?
— Ну, теперь, я думаю, ты лучше понимаешь ее. — Карсон наклонился и засунул полено поглубже в очаг. — Это неприятный опыт, но в один прекрасный день каждый из нас сталкивается с ревностью. Обычно это чувство кажется глупым, пока не испытаешь его на собственной шкуре.
— Так и есть! — Татс оживился и, похоже, даже рассердился. — Я не хочу думать о том, что они вместе, но ничего не могу с собой поделать. Ну как Тимара могла так поступить со мной? Я имею в виду — разве нельзя было заранее сказать обо всем? Предупредить меня или дать мне шанс что-то изменить, прежде чем выбрать Рапскаля, а?
Карсон посмотрел сначала на Седрика, а потом перевел взгляд на гостя:
— Не все в жизни можно спланировать заранее. Иногда что-то вспыхивает внезапно, на пустом месте. Ты так говоришь о том, что Тимара выбрала Рапскаля, как будто она сделала это нарочно, лишь бы позлить тебя. Не обижайся, сынок, но, скорее всего, она вообще не брала тебя в расчет. Когда ты решил сойтись с Джерд, то ведь не задавался вопросом, что думает об этом Тимара? Или Рапскаль и Варкен? Или кто-то еще?
— Когда я решил быть с Джерд? Ха! — Татс горько рассмеялся и смущенно пояснил: — Да не принимал я никакого решения. Я тогда вообще ни о чем не думал.
— Ну, может, и для Тимары…
Внезапно улыбка исчезла с лица Татса.
— Но она же девушка. А девушки всегда думают о таких вещах, разве нет?
Карсон хмыкнул:
— Ты пришел сюда, чтобы спросить у меня совета относительно женщин? — Он повернулся и многозначительно посмотрел на Седрика. — А ты уверен, что постучался в нужную дверь?
— А куда мне еще пойти? Другие хранители просто посмеются надо мной. Разве что Джерд меня утешит, но мне такое утешение сейчас не нужно… С Сильве говорить бесполезно, потому что она тут же доложит обо всем Тимаре. А вы оба кажетесь такими счастливыми, поэтому я и обратился к вам. Вы старше и опытнее меня, знаете толк в ревности… и в любви.
Последнее слово Татс выговорил с трудом, пряча глаза.
Седрик тоже отвел взгляд от охотника, словно боялся прочесть то, что отразится у него на лице. Некоторое время Карсон молчал. Потом он тихо произнес:
— Ох, Татс, любовь к кому-то — это не то безумное влечение, которое ты ощущаешь поначалу, такая страсть быстро проходит. Ну, может быть, она и не совсем пройдет, но утихнет, а потом, когда ты меньше всего этого ждешь, вдруг вспыхнет снова. Но суть не в этом. Когда ты любишь человека, то всегда стремишься быть рядом с ним. В горе и в радости, в хорошие времена и в плохие. Потому что благодаря этому человеку все, что с тобой происходит, делается лучше. Ну, или хотя бы становится более терпимым. Вот что такое любовь.
— Да. Это я и чувствую к Тимаре.
Седрик посмотрел на Карсона. Охотник медленно покачал головой:
— Прости, Татс, но я в этом сильно сомневаюсь.
Юноша вскочил на ноги:
— Я не вру!
— Я знаю, что не врешь. Ты и сам веришь в то, что говоришь. Но… Только, пожалуйста, не злись. Я скажу тебе то же самое, что говорил недавно Дэвви. Не обижайся, однако ты просто недостаточно взрослый, чтобы понимать, о чем толкуешь. Ты хочешь Тимару, и я уверен, тебе нравится быть с ней. Я также не сомневаюсь в том, что тебя сводит с ума мысль, что сейчас она с Рапскалем, а не с тобой. Но я вижу перед собой молоденького парнишку с крайне ограниченным выбором партнерш и весьма незначительным жизненным опытом…
— Ты не понимаешь! — воскликнул Татс и повернулся к двери. Он распахнул ее и задержался, чтобы натянуть капюшон.
Карсон не пытался его остановить.
— Неправда, Татс, я прекрасно тебя понимаю, поскольку и сам через все это проходил. А когда-нибудь ты будешь на моем месте и скажешь те же самые слова какому-нибудь юнцу. И он, вероятно, не…
— Что это? Смотрите! Неужели пожар? Кельсингра горит? — Татс замер в дверях, глядя вдаль через склон на другой берег реки.
В два шага Карсон оказался рядом с ним:
— Понятия не имею. В жизни не видел ничего подобного. Свет идет из окон, но он такой белый!
Раздался гул, настолько глубокий, что Седрик скорее почувствовал его, чем услышал. Он встал и, закутавшись в одеяло, тоже подошел к двери. И вдалеке, в ночной темноте, увидел город таким, каким никогда не видел прежде. Это было не отдаленное скопление зданий, а неровный узор из прямоугольных огоньков, разбросанных вдоль берега и уходящих вдаль до самых, как Седрик догадался, холмов. Пока молодой человек смотрел, внизу, на реке, загорались все новые и новые огоньки, и у него внезапно перехватило дыхание от осознания, что древний город значительно больше, чем он себе представлял. Кельсингра явно не уступала по размерам Удачному.
— Да пребудет с нами милость Са! — выдохнул Карсон, и в тот же миг гул, который ощущал Седрик, превратился в оглушительный рев десятка драконьих глоток.
— Что это? — изумленно воскликнул он и почувствовал, как Релпда эхом отозвалась на его вопрос.
Его драконица проснулась от света и рева. Какое-то мгновение хранитель ощущал только ее растерянность, а потом в сознание Седрика проникли ее мысли, одновременно радостные и мучительные:
Город проснулся и приветствует нас. Пора вернуться домой. Но мы не можем туда добраться.
Элис разбудил посреди ночи трубный рев драконов. Она свесила ноги с кровати и поморщилась от прикосновения к холодному полу. Она спала в платье Старшей не только потому, что оно хорошо хранило тепло, но еще и потому, что это был подарок Лефтрина. Элис поспешила к двери хижины, казавшейся без капитана огромной и пустой, и открыла дверь в дождь и темноту.
Но темнота вовсе не была кромешной: по ту сторону реки горели яркие звезды. Элис тряхнула спросонья головой, протерла глаза и взглянула снова. Нет, это не звезды. И не огни. Окна горели тем странным светом, который могла вызвать лишь магия Старших. В городе что-то произошло, что-то началось. Элис наблюдала за происходящим со смесью страха и разочарования.
«Я должна была быть там, когда это случилось. Кто это сделал и как?»
Впрочем, догадаться было нетрудно. Она знала, что порывистый и бесшабашный Рапскаль, с самого начала пути напоминавший ей озорного мальчишку, продолжает посещать город в отсутствие Лефтрина, и подозревала, что он не внял предупреждениям капитана об опасностях, связанных с камнем памяти. И то, что происходит в Кельсингре сейчас, тоже его рук дело: наверняка парень что-то случайно обнаружил или совершил. Если это удивительное явление было похоже на другие виды магии Старших, с которыми Элис сталкивалась прежде, то оно продлится какое-то время, а затем — так же внезапно, как и началось, — исчезнет навсегда.
А она, как на грех, не там, а здесь, на другом берегу реки.
Слезы жгли ей глаза. Элис сердито сморгнула их. Не время плакать. Надо внимательно смотреть и пытаться запомнить, какие из далеких зданий освещены, а какие остались темными. Все это следует записать. Если окажется, что Элис суждено было стать свидетельницей последнего проявления величественной магии Старших, она, по крайней мере, все тщательно сохранит для истории.
— Давайте устроим какое-нибудь более надежное укрытие для госпожи Старшей и ее ребенка, — предложил Хеннесси, расположившись за столом в камбузе.