Он покосился на сидевшую рядом женщину под вуалью, словно бы ожидая ее одобрения. Но Тилламон Хупрус по-прежнему молчала.
Лефтрин тупо кивнул: он был так измучен, что в ушах звенело от усталости, и капитан потряс головой, чтобы в мозгах хоть немного прояснилось. Времени на отдых просто не было.
— А что, кофе у нас больше не осталось?
— Есть немного, — ответила Беллин.
Она взяла с железной печки кастрюлю и принесла ее к столу, наполнила для капитана большую кружку, а когда Рэйн подвинул свою на середину стола, налила и ему тоже. Лефтрин посмотрел на Старшего, сидевшего напротив, — донельзя усталого и взволнованного. Рэйн Хупрус так нуждался в помощи капитана и его корабля, чтобы спасти своего новорожденного сына. Но в истории, которую поведал его двоюродный брат, упоминались калсидийские шпионы, и Лефтрин подозревал, что знает по крайней мере одного из них. И если он сейчас открыто бросит Синаду Ариху вызов, то можно только догадываться, что тот предпримет в ответ. Расскажет, что Лефтрин незаконно использовал диводрево, чтобы усовершенствовать свой корабль? Или что именно капитан тайно провез Ариха вверх по реке Дождевых чащоб? А это поставит под удар не только самого Лефтрина, но и всю команду…
Его люди сделали все, чтобы сохранить тайну корабля. В то время они просто приняли выбор капитана, безоговорочно поддержав его. Когда же калсидиец исчез со Смоляного, никто не задал ни единого вопроса. Но сейчас все невольно чувствовали себя виноватыми: их стремление обезопасить себя обернулось против них же самих. Скрывая один проступок, Лефтрин совершил другой, и вряд ли этому можно найти оправдания. Страшно представить, какой шум поднимется в Дождевых чащобах, если об этом станет известно. А что скажет Элис, когда все узнает? А Рэйн и Тилламон небось и не догадываются о его переживаниях.
Скелли неуверенно проговорила:
— Но Малта не совершила ничего плохого. Это калсидийцы собирались убить ее и ребенка. Почему бы нам просто не пойти в Совет торговцев? Разве мы не обязаны предупредить их? Пусть поймают второго злодея!
Капитан кинул на Скелли предостерегающий взгляд. Лучше бы ей успокоиться и помолчать. И пояснил:
— Совет подкуплен.
Теперь Лефтрин был абсолютно уверен в этом. Кто-то умышленно закрывает глаза на присутствие здесь калсидийцев. Кассарик — город небольшой. И если, как сказала Малта, шпионы спокойно перемещаются туда-сюда, закупают товары, а один из них живет в борделе, то власти просто не могут об этом не знать. И значит, у калсидийцев есть покровители, которых они либо подкупили, либо шантажируют.
— Неужели весь Совет? — ужаснулся Рэйн.
— Возможно, и не весь. Но мы этого не знаем наверняка, а если вдруг обратимся не к тому человеку, то окажемся в ловушке.
— И время дорого, — заметила Беллин. — Если калсидийцы бывают в городе, а члены Совета ничего не предпринимают, значит им это выгодно. А Смоляной ясно выразился: пока он сохраняет жизнь ребенку, но чем раньше мы найдем для малыша дракона, тем лучше.
Лефтрин отхлебнул кофе и сказал:
— Интересно, как именно дракон может помочь мальчику?
На самом деле он прекрасно помнил, каким образом драконы изменяли своих хранителей, давая им выпить своей крови или съесть чешуйку. Но не хотел раскрывать их тайны. И в любом случае лучше говорить об этом, чем о том, как низко пал Совет Кассарика. Торговля с Калсидой под запретом, и он знал, на какой риск идет, когда был вынужден переправить Ариха вверх по реке. Но убивать драконов и продавать их плоть — это было еще худшим преступлением, нарушением договора с Тинтальей. Да раньше мысль о подобном кощунстве никому даже в голову прийти не могла. Страшно представить, что же такое творится в Дождевых чащобах! Поэтому гораздо удобнее обсуждать, зачем новорожденному ребенку нужен дракон, чем мучиться над вопросом: что могло заставить человека предать свой народ?
Рэйн, ничего не ведавший о душевных терзаниях капитана, попытался ответить на его вопрос:
— Я и сам не до конца все понимаю. — Он вздохнул. — Мы с Малтой и ее братом Сельденом изменились из-за того, что драконица Тинталья приблизила нас к себе. Но у нас были годы, чтобы это хорошенько обдумать и обсудить. Мы считаем, что жизнь рядом с драконами или с артефактами из городов Старшей расы меняет людей, даже младенцев в утробах матерей. Но Тинталья пристально следила за происходящими с нами переменами, и вместо традиционного наследия Дождевых чащоб — уродства и ранней смерти — она наградила нас изяществом и красотой. И возможно, даже более долгой жизнью, хотя этого мы пока не знаем наверняка. — Рэйн снова вздохнул, на этот раз еще более тяжко. — Мы считали это благословением. Вплоть до недавнего времени. Я надеялся, что наш сын унаследует все преимущества родителей. Малта, правда, питала меньше надежды, чем я, и ее опасения оправдались. Наш мальчик действительно сильно отмечен Дождевыми чащобами, но не в лучшую сторону: когда он родился, то был серого цвета и сначала даже не плакал. Жена подумала, что Смоляной поможет ребенку, поэтому принесла его сюда. Поскольку диводрево — это кокон невылупившегося дракона, мы надеялись, что живой корабль сможет направить изменения в теле младенца на правильный путь. Но Смоляной объяснил Малте, что это не в его силах: чтобы наш сын выжил и со временем превратился в Старшего, нужен настоящий дракон. — Рэйн замолчал и теперь просто смотрел на капитана.
Еще совсем недавно Рэйн казался Лефтрину таким величественным и стоящим несоизмеримо выше его на социальной лестнице: он был настоящим Старшим, отпрыском богатой и уважаемой семьи торговцев, изысканно одетым и высокомерным. Теперь же перед ним был самый обычный человек: совсем еще молодой, растерянный и несчастный.
На некоторое время камбуз погрузился в тишину, а затем Рэйн горячо взмолился:
— Пожалуйста, не могли бы вы отвезти нас в Кельсингру, к драконам? И сделать это как можно скорее?
Решение было за капитаном, полноправным хозяином Смоляного. Никто не имел права советовать ему, как поступить: на его корабле демократии не было и в помине. Но когда Лефтрин, подняв уставшие и воспаленные глаза, обвел взглядом всех матросов, собравшихся на камбузе, он легко прочел их мысли. Если он согласится, Беллин мигом отдаст швартовы, а Скелли бросится ей помогать. Хеннесси напряженно наблюдал за капитаном. Большой Эйдер стоял, как всегда, ожидая его приказа; он был одет в новую чистую рубашку, потому что надеялся позже повидаться с матерью, но наверняка готов был ради такого случая отменить все свои планы. Григсби, рыжий корабельный кот, легко вспрыгнул на столешницу, на секунду застыл, а затем подошел к Рэйну. Тот начал рассеянно гладить кота, и Григсби громко замурлыкал.
— То есть ты вообще ничего не хочешь рассказать Совету? Ни о калсидийцах, ни о том, что Малта, защищаясь, убила одного из них?
— Я уверен, что они и сами скоро узнают о его смерти, — мрачно отозвался Рэйн. — Как только труп этого типа обнаружат, то сразу же доложат обо всем Совету.
— Было бы интересно посмотреть, как это будет. Заметить, кто испуганно вздрогнет; понять, кому известно больше, чем следовало бы.
— Но это может быть опасно. — Рэйн невесело хмыкнул и заключил: — И вообще, я в эти игры больше не играю. Мне нет никакого дела до их грязных делишек. Меня волнует только мой сын. И Малта.
Лефтрин коротко кивнул:
— Прекрасно тебя понимаю. Но все не так просто: мы вернулись в Кассарик по нескольким причинам. Хранители и Элис хотели сообщить родным, что они живы. Я должен был отчитаться перед Советом, что полностью выполнил условия контракта. Но самое главное дело еще не сделано: я намерен получить причитающуюся нам плату и загрузить на борт судна припасы. Вот почему мы до сих пор здесь. Нам никак не обойтись без этих денег. Сегодня лавочники отпустили мне товары в долг, и их хватит на мою команду, но это — капля в море по сравнению с тем, что нам нужно. Мы, считай, основали небольшое поселение в верховье реки, но у нас нет самого необходимого из вещей, а зима еще только началась. Там очень холодно. Нам нужны теплая одежда, продукты, охотничьи снасти, строительные материалы. Тот город — Кельсингра — не для нас, а даже если бы мы и захотели в нем остаться, он совершенно не приспособлен для жизни. Нам придется задержаться здесь и дождаться денег, чтобы приобрести все, что нужно, и трудно сказать, как долго придется ждать от Совета выплат.
Рэйн пристально посмотрел на капитана, и внезапно лицо его просияло.
— За деньгами дело не станет. Пусть Совет торговцев подавится обещанным. Обойдемся и без них. — Увидев на лице капитана недоумение, он беспечно махнул рукой. — У Хупрусов нет недостатка в средствах. Я позабочусь, чтобы на баркас погрузили все необходимое, и считай это лишь скромной платой за то, что я прошу. Сын для меня дороже всего. Я понимаю: там, куда мы собираемся, опасно и жить придется в очень суровых условиях. Но если мы останемся здесь, наш мальчик умрет. — Он вздохнул и заключил: — Так что мы все равно поплывем с вами, если, конечно, вы согласны взять нас с собой.
Все на камбузе затаили дыхание, ожидая ответа капитана. Лефтрин подумал об Элис, о том, что бы она сказала, если бы сейчас была здесь. Он должен поступить так, чтобы любимая им гордилась.
Это дитя мне родня. Его мать уже доверила его мне. И я возьму малыша к драконам!
Живой корабль редко настолько прямо говорил с Лефтрином. Капитан посмотрел на остальных, гадая, слышали ли они Смоляного так же ясно, как и он, но все смотрели только на него. Элис как-то спросила его, умеют ли живые корабли, подобно драконам, наводить чары. И он ответил тогда, что нет, однако теперь в этом усомнился. Какое-то мгновение Лефтрин колебался, а потом, под впечатлением того, что сказал ему Смоляной, произнес вслух:
— Семья есть семья. И кровь гуще воды, даже если это вода из реки Дождевых чащоб. Мы постараемся отплыть завтра. — Однако, увидев, какой радостью загорелись глаза Рэйна, капитан осадил его: — Все будет зависеть от того, сумеешь ли ты найти деньги и закупить необходимое. Придется обойтись тем, что можно купить в Кассарике или быстро доставить сюда из Трехога. — Лефтрин покачал головой, зная, что, к сожалению, далеко не все сумеет достать так быстро. — Черт! — сказал он вслух, обращаясь скорее к себе, чем к Рэйну. — Я рассчитывал еще приобрести немного живности: нескольких овец, кур, парочку коз…