— Я чувствую себя таким беспомощным. — Скрестив ноги, Рэйн сел на палубу рядом с Малтой. Несмотря на мрачность его слов и тона, он улыбнулся ей, очарованный этой картиной: его красавица-жена кормит грудью их новорожденного сына.
Она взглянула на него:
— По крайней мере, ты можешь ходить куда вздумается.
— Для вас обоих безопаснее оставаться здесь. И кстати, Лефтрин разрешил мне покидать корабль только в случае крайней необходимости. Нельзя, чтобы кто-то узнал, что ты и ребенок здесь.
Он уже говорил это раньше и, без сомнения, еще не раз повторит до отплытия. Логические доводы не всегда действовали на Малту, особенно когда расходились с ее собственными предпочтениями.
— А вдруг второй калсидиец захочет отомстить тебе? А если даже и нет, то в любом случае по Кассарику ходят слухи, что прошлой ночью в публичном доме кого-то зарезали. Убийцу ищут.
— Известно ли, что он был калсидийцем и находился здесь незаконно?
Рэйн вздохнул:
— Я не стал задавать вопросов, притворившись, будто эта новость меня совершенно не интересует. Вместо этого я сделал все, что в моих силах, чтобы помочь Лефтрину выпросить, взять в долг и чуть ли не украсть все припасы, какие только можно загрузить на корабль. Тилламон настояла на том, чтобы послать матери почтового голубя с сообщением о произошедшем, чтобы она не беспокоилась о нас. Как будто можно не волноваться, получив такие вести! Мы умоляли маму ничего не предпринимать, пока не будем в безопасности, но я не уверен, прислушается ли она к этому.
— Надо было еще купить нескольких птиц про запас, чтобы взять с собой.
— О, если бы это было так просто! Хорошие почтовые голуби высоко ценятся и стоят очень дорого. Так что гильдия их кому попало не дает. Мне все же удалось договориться с местным смотрителем голубятни. Он сказал, что не может продать казенных птиц, но у него есть свои собственные, которых он, по его словам, выращивает на мясо. Очевидно, они растут быстрее и более крупные. Мне показалось, что вид у птиц довольно жалкий, но смотритель пояснил, что у них сейчас линька и, когда появятся новые перья, они будут очень красивыми. Он продал мне несколько штук и сказал, что не имеет значения, где мы их выпустим: птицы в любом случае вернутся к нему. Он дал мне также футляры для посланий и подходящие свитки, которые в них поместятся, но заставил меня поклясться, что я буду хранить все это в секрете. В общем, когда прибудем в Кельсингру, то сможем, по крайней мере, сообщить маме, где мы, а она передаст новости Кефрии и Ронике. И это, любовь моя, самое большее, что я смог сделать.
Малта кивнула и полностью сосредоточилась на ребенке, который уснул на ее груди. Она закутала сына и уложила в небольшой деревянный ящик из-под сухарей, устланный грубым корабельным одеялом. И, поправляя платье, сказала:
— Я упаковала некоторые вещи для малыша на тот случай, если он вдруг родится раньше срока. Ты не мог бы…
— Тилламон уже занимается этим. Она вернется к нам в комнату, сложит все необходимое в дорожный сундук и велит отправить его на корабль.
— Почему все продвигается так медленно? Я не успокоюсь, пока мы не доставим нашего мальчика к дракону, который сможет ему помочь.
— Мне кажется, он выглядит уже намного лучше. Корабль делает все, что может.
— Я знаю. — Она прижала ладонь к деревянной палубе в надежде, что Смоляной ощутит благодарность матери и не истолкует ее слова неправильно. — Но я чувствую, что и́менно он делает, и это пугает меня. Рэйн, корабль напоминает нашему малышу, что надо дышать! Он слушает, как бьется его сердечко.
Малта подошла к ребенку и положила руку ему на грудь, как будто сама хотела в этом убедиться.
Рэйн помолчал, а потом задал вопрос, который должен был задать:
— А что, если Смоляной не напомнит ему?
— Боюсь, тогда он просто перестанет дышать, — честно ответила Малта.
Рэйн подвинулся поближе и обнял жену.
— Ничего, уже недолго осталось, — сказал он, молясь, чтобы это было правдой. — Как только погрузка закончится, мы отчалим. Капитан Лефтрин обещал, что так и будет.
Он неподвижно сидел, прислушиваясь к звукам на причале. Лефтрин выделил Рэйну маленькую каюту, где имелась койка, и в глубине души ему сейчас очень хотелось оказаться там и хоть ненадолго прилечь. Но их ребенку надо было оставаться здесь, на носу судна, где диводрево Смоляного толще всего, чтобы сохранять связь с живым кораблем. Малта провела тут всю ночь, напомнил он себе.
— Не хочешь пойти в каюту и немного поспать? Я останусь с нашим сыном.
Она покачала головой:
— Может, потом, когда мы отплывем и я буду знать, что мы уже в безопасности, смогу расслабиться. Но не сейчас. — Внезапно Малта хмыкнула: — Наш сын. Как странно и прекрасно звучат эти слова! Но ему нужно дать имя, Рэйн. — Она посмотрела вниз, на спящего младенца. — Сильное имя, чтобы он обрел поддержку.
— Ефрон, — заявил Рэйн, не раздумывая.
Глаза Малты расширились.
— Хочешь назвать мальчика в честь моего дедушки?
— Ну да, я слышал о нем только хорошее. А второе имя?
— Бендир, — предложила она.
— Но ведь так зовут моего брата! Моего старшего брата, который всю жизнь командовал мной, помыкал, когда мы были детьми, а потом всячески насмехался, когда я влюбился в тебя!
— А мне нравится имя Бендир, — призналась Малта с улыбкой, и ради этой улыбки, столь неожиданной на ее изможденном лице, он согласно кивнул.
— Ефрон Бендир Хупрус. Большое имя для маленького мальчика.
— Он будет Фроном, пока не вырастет. Так в детстве называли моего деда.
— Значит, Фрон Хупрус, — заключил Рэйн и нежно погладил спящего младенца по головке. — У тебя есть большое имя для жизни, малыш.
Малта накрыла руку мужа своей и улыбнулась своему крохотному сынишке. А потом вдруг издала короткий сдавленный смешок.
— Что это тебя развеселило? — поинтересовался Рэйн.
— Вспомнила собственное детство. В нашей семье только Сельден был младше меня, а потому он оказался единственным младенцем, которого я знала.
— И ты полюбила его, как только впервые увидела?
Ее улыбка стала шире, и Малта отрицательно покачала головой:
— Нет, совсем нет. Моя мать пришла в ужас, когда я принесла братишку на кухню и показала ей, что он идеально помещается в форму для выпечки.
— Не может быть!
— Представь себе, это правда. По крайней мере, так мне неоднократно рассказывали. Сама я этого не помню. Зато я хорошо помню тот день, когда Уинтроу уезжал из дома, чтобы стать жрецом Са. Я тогда еще спросила, не может ли он забрать с собой Сельдена.
Рэйн покачал головой:
— Немного ревновала, да?
— Да, ревновала, и еще как, — признала Малта. Ее улыбка слегка поблекла. — А сейчас я бы дорого заплатила, лишь бы только выяснить, где мой младший братишка. Или хотя бы знать, что с ним все в порядке.
Рэйн обнял жену и поцеловал ее в лоб:
— Не беспокойся, твой брат очень сильный. Он через многое прошел. Сельден был еще совсем мальчишкой, когда мы увидели, как Тинталья вылупляется из кокона. Другой ребенок на его месте испугался бы и начал плакать. А Сельден помогал нам выпутываться из затруднений. Теперь он взрослый мужчина и вполне может сам о себе позаботиться. Я верю в Сельдена, любимая.
Его разбудил свет фонаря. Сельден наполовину открыл глаза. Веки слипались, и силуэт перед ним расплывался. Он вытянул одну руку из-под грубого одеяла, чтобы протереть глаза, и почувствовал, как сильно их щиплет. Сельден резко кашлянул, а потом закашлялся сильнее. Свесившись как можно дальше с кровати, он выплюнул мокроту. Человек, который наблюдал за ним, издал возглас отвращения.
— Если тебе не нравится то, что ты видишь, — уходи. Или же обращайся со мной нормально, чтобы я поправился, — хрипло сказал Сельден.
— Ну что, убедился, что он и впрямь умеет разговаривать?
— Это еще не означает, что он на самом деле человек, — возразил второй голос, и Сельден понял, что на него пялятся двое. Голоса очень молодые.
Он поднялся на ноги, и цепь вокруг его лодыжки загремела. Одеяло прилипло к кровоточащей ране на плече, той самой, из-за которой он и оказался на этом корабле.
— Я человек, — утвердительно произнес Сельден. — Я человек, и я серьезно болен.
— Он дракон. Видишь чешую? Значит, я был прав, а ты проиграл спор.
— Не проиграл! Он же сам говорит, что он человек.
— Парни! — резко сказал Сельден, пытаясь снова привлечь их внимание. — Я болен. Мне нужна помощь. Горячая еда или хотя бы горячее питье. Другое одеяло. Возможность выйти на палубу и получить немного…
— Пошли скорее отсюда, — всполошился один из мальчишек. — Нам всыплют по первое число, если кто-нибудь вдруг узнает, что мы спускались вниз и разговаривали с этим типом.
— Пожалуйста, не уходите! — воскликнул Сельден, но первый парнишка уже бежал прочь, стуча босыми ногами в темноте трюма.
Новый приступ кашля скрутил Сельдена, и он сжался, буквально сложился пополам — такой острой была боль в легких. Когда кашель наконец прошел и он вытер выступившие на глазах слезы, то с удивлением увидел, что второй подросток все еще здесь. Сельден протер веки, но в ярком свете фонаря фигура мальчика по-прежнему выглядела размытой.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Мальчик поднял голову, и его светлые волосы рваной челкой упали на глаза.
— Э-э… не скажу. А вдруг ты демон? Так говорили матросы. А демону нельзя называть свое имя.
— Никакой я не демон, — устало проговорил Сельден. — Я человек, такой же, как ты. Послушай! Ты можешь мне помочь? Хотя бы сказать, где я и куда меня везут?
— Ты на «Ветренице». Мы плывем в Калсиду. Это такой город, столица герцогства Калсида. Там тебя спустят на берег. Твой новый владелец хорошо заплатил нам, чтобы мы плыли прямо туда без остановок.
— Я не раб. У меня нет владельца. Я не признаю рабства.
Мальчик скептически наморщил нос:
— Однако ты здесь и прикован к палубе. Похоже, не имеет значения, во что ты веришь. — Он замолчал и задумался на некоторое время, судя по всему оценивая свое собственное незавидное положение. — Слушай, а если ты и впрямь человек, то почему так странно выглядишь? Откуда у тебя вся эта чешуя?