Сельден натянул одеяло. Накануне он собрал с пола чистую солому и сложил ее в кучу, а сам улегся сверху, закутавшись в одеяло. На некоторое время она уберегла его больное тело от грубых досок палубы. Но Сельден беспокойно метался во сне, и солома снова развалилась. Он чувствовал под собой твердую палубу. От одеяла не было никакого проку, поскольку холодные занозистые доски высасывали тепло из его крови. Ему нужна была помощь мальчика.
Сельден тихо заговорил:
— Одна драконица, ее зовут Тинталья, сделала меня своим другом. Она изменила меня, как видишь, чтобы я смог лучше ей служить.
— Но если ты дружишь с драконом, то как же тебя обратили в рабство? Почему эта Тинталья не помогла тебе?
Паренек подошел на несколько шагов ближе. Взглянув на его изношенную одежду и лохматые волосы, Сельден решил, что его новый знакомый находится на самой низшей ступени корабельной иерархии. Скорее всего, уличного мальчишку подобрали в каком-нибудь порту, чтобы сделать из него палубного матроса.
— Драконица отправила меня с поручением. Она боялась, что осталась последней в роду, потому что все прочие драконы, которые вылупились у нее на глазах, оказались слабыми и немощными. Поэтому я покинул Удачный вместе с группой людей, которых считал своими друзьями. Тинталья попросила меня поехать в далекие земли и выяснить, есть ли где-нибудь еще другие драконы. Какое-то время этим я и занимался. Я побывал во многих странах. Все шло хорошо, люди слушали меня и мои рассказы про Тинталью. Но нигде никто не слышал о других драконах. Деньги понемногу заканчивались. А потом мои так называемые друзья оказались вовсе не друзьями.
Сельден видел, что мальчик внимательно слушает его. Он сделал паузу. А потом предложил:
— Принеси мне чего-нибудь горячего попить, и я расскажу тебе всю историю до конца. — Не то чтобы он сам хотел вспоминать об этом. Эти вероломные люди опоили его в таверне — наверное, что-то подмешали в эль. Сельден очнулся в повозке, обтянутой парусиной, со связанными за спиной руками. Через несколько дней его выставили на всеобщее обозрение как «человека-дракона». Сколько времени прошло с тех пор? Несколько месяцев? Год? Больше года? Некоторое время он пытался вести счет дням, но сбился после первого приступа лихорадки и понял, что это бесполезно.
Мальчик беспокойно отодвинулся, услышав его просьбу:
— Меня поколотят, если вдруг узнают, что я был здесь и видел тебя. А если что-то принесу — побьют еще сильнее. Да и не могу я ничего стащить с камбуза: юнг туда вообще не пускают. — Мальчишка почесал чумазую щеку и отвернулся от Сельдена. — Прости, — добавил он запоздало. Фонарик закачался, отбрасывая длинные тени, когда он уходил.
— Пожалуйста, помоги мне, — взмолился Сельден. — Очень тебя прошу!!!
От его крика паренек пустился бегом, и свет фонарика дико заплясал по стенам. Темнота вокруг Сельдена становилась все гуще, а затем и вовсе сделалась абсолютно непроницаемой. Мальчик ушел, а с ним испарилась и последняя надежда. Юнга больше не вернется. Страх побоев сильнее соблазна послушать интересную историю.
— Надо было сказать ему, что я демон, — пробормотал Сельден. — И пригрозить, что я прокляну его, если он не принесет мне одеяло и горячей еды.
Проклятия и угрозы. Вот что работает в этом мире.
Для Лефтрина все складывалось не лучшим образом. Люди слишком любопытны, и ему на каждом шагу задавали множество вопросов. Торговцев интересовало, почему это вдруг Хупрусы предоставили ему столь щедрый кредит. Капитан отвечал, что они задумали совместное предприятие, однако никакие подробности разглашать нельзя — коммерческая тайна. Вообще-то, ему даже не хотелось об этом говорить, но надо же было найти какое-то правдоподобное объяснение тому, что Рэйн и его сестра подписали кредитное обязательство на такое огромное количество товаров.
Тилламон приняла на себя главный удар и прекрасно управлялась со сплетниками. Она по максимуму использовала вуаль, попросту игнорируя любопытствующих. Интерес, проявленный Хупрусами к таинственной «экспедиции», привел к тому, что и другие торговцы захотели вложить средства в это предприятие. Лефтрин с притворной неохотой отклонял их предложения финансовой поддержки, ссылаясь на то, что Тилламон настаивает на полнейшей секретности. Сейчас он сожалел об этом, поскольку в результате страсти только накалились и двое торговцев спешно прибыли к Смоляному, настаивая на личной встрече с капитаном. Лефтрин попросил их заглянуть через три дня, надеясь, что к тому времени будет уже далеко.
Еще хуже были послания от Совета. Они начали прибывать с самого утра, когда река Дождевых чащоб только-только осветилась тусклым зимним светом. В первом Лефтрина приглашали на заседание Совета «с целью обсудить некоторые расплывчатые формулировки исходного контракта, внести ясность и согласовать их с подлинными целями экспедиции по транспортировке драконов». Капитан прекрасно понимал, что это подразумевает: эти ловкачи мигом перетолкуют контракт в свою пользу и попытаются запугать Лефтрина, заставив его подчиниться. Члены Совета хотят во что бы то ни стало выманить у капитана карту реки и узнать, что же он обнаружил. Но ни того ни другого они не получат.
Весь день Лефтрин продолжал погрузку, а слухи и толки множились и множились. Почему он так торопится? Иногда капитан даже платил вдвойне, чтобы товары, заказанные другими клиентами, немедленно оказались на его корабле. Это порождало не только любопытство, но и враждебность. Даже собственные родственники замучили Лефтрина расспросами, особенно брат. Почему он не пришел навестить их? Почему Скелли не заглянула к родителям? Ей следует немедленно увидеться с женихом, никак нельзя его обижать: это очень толковый молодой человек, из которого со временем, когда Скелли унаследует Смоляного, получится прекрасный моряк.
Лефтрин не ответил на это послание. Не в письме же объяснять брату, что он собирается жениться на Элис, как только та найдет способ освободиться от брачных уз с Гестом, и, возможно, обзаведется собственными наследниками. Еще меньше ему хотелось говорить родителям Скелли, что его племянница не на шутку влюбилась в Алума и может выйти за него замуж. Разумеется, если хранитель драконов сделает ей предложение.
От одной лишь мысли обо всех этих сложностях у Лефтрина начинала болеть голова. А грузы все прибывали и прибывали на борт, и Хеннесси со Сваргом горячо спорили о том, как их лучше разместить. От Совета одно за другим пришли два письма: первое — с приказом немедленно явиться на заседание, а второе — с категорическим запретом покидать порт без их согласия, поскольку он «располагает некими важными документами, которые являются законной собственностью Совета торговцев Кассарика». Стиснув зубы, капитан отослал гонца без ответа. Затем поступило уведомление от Совета торговцев Трехога, где говорилось, что капитан Лефтрин не имеет права передавать какие-либо документы Совету Кассарика, пока на заседании не сможет присутствовать официальный представитель Трехога, дабы убедиться в том, что интересы их города полностью соблюдены. Лефтрин дал курьеру хорошие чаевые, выбросил послание за борт и пошел к Хеннесси.
— Что, там, на причале, уже весь груз, который нам нужен?
Хеннесси был страшно недоволен тем, что его отвлекают от работы, однако вынул из кожаного футляра на поясе свернутую в рулон грузовую декларацию, развернул ее и быстро пробежал глазами:
— Ящики, которые прислала Тилламон Хупрус, только что загрузили, а следом и она сама поднялась на борт. Так, что у нас осталось? Еще два купца не доставили товар. Хотя нет, только один: вот как раз груз от Лоусона. Отлично! Там должны быть ламповое масло, шесть рулонов парусины и запасные весла.
— Что еще должны доставить?
— Да всякую всячину от «Речных товаров Конторити».
— Есть там что-то такое, без чего мы не сможем прожить?
— Ну, Беллин наверняка будет ругаться, если мы чего-то недосчитаемся. Сейчас посмотрим. — Хеннесси поднял бровь и более тщательно сверился со списком. — Чай. У нас есть немного, но Беллин сказала, что нужно больше. Рыболовные снасти. Одеяла. Два лука и несколько десятков стрел. Табак и кофе. Конечно, мало радости остаться без всего этого. Но не смертельно…
— Если товар от Конторити привезут до того, как ты закончишь грузить остальное, бери все на борт. Если же нет — забудь о нем. Мы обходились без этого раньше, проживем как-нибудь и остаток зимы. Как только причал опустеет, мы отплываем.
— Боюсь, капитан, отчалить потихоньку уже не получится.
Лефтрин повернулся и проследил за пристальным взглядом Хеннесси. Кассарик был еще совсем молодым поселением, и это отражалось на его полиции. Люди не особо стремились поступить туда на службу. Это расценивалось лишь как временное занятие, и городскими стражниками становились лишь по двум причинам: либо не было другой, более престижной и доходной работы, либо человеку не хватало способностей и навыков, чтобы найти место получше. Чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть на троих стражников в зеленых форменных мундирах, которые сейчас спускались к ним по холму. Двое из них были совсем молодыми и казались взволнованными. А третий, пожилой мужчина с солидным животом, неловко держал в руке копье. Все они явно не горели желанием выполнять задание в порту, поскольку были плохо знакомы с плавучими причалами и с тем, как по ним двигаются.
— Продолжай погрузку и будь готов отдать концы, как только я прикажу, — велел капитан старпому. И обратился к живому кораблю: — Смоляной, дружище, ты уж не подведи нас, помоги, если понадобится.
Позади стражников шли торговец Полск и еще один член Совета. Полск несла футляр для бумаг. Она запыхалась от быстрой ходьбы и тяжело дышала. Лефтрин не покидал палубу, но перешел, насколько позволяло свободное место, ближе к корме, чтобы встретить делегацию. Скорее всего, они остановятся на причале и начнут переговоры, что даст команде несколько драгоценных минут, чтобы закончить погрузку товаров на корабль.