— Элис, пожалуйста, успокойся, — примирительно обратилась к ней Тимара. — Я понимаю, что для тебя значит этот древний город. Ты хочешь узнать все тайны Кельсингры и считаешь, что мы не должны тревожить даже пыль на полу до тех пор, пока ты не опишешь ее. Я понимаю, что…
— Да что ты понимаешь! — Голос Элис звучал напряженно, и чувствовалось, что она пытается взять себя в руки. — Ты еще наполовину ребенок и не знаешь другого мира, кроме леса, где выросла. Если бы ты жила в Удачном, если бы ты видела поток древних сокровищ, который проходит через рынки, чтобы все эти раритеты потом рассеялись и потерялись в огромном мире… Это уникальные вещи, а их считают просто диковинками, доступными лишь богачам и коллекционерам. Да большинство людей, к которым попадают творения Старших, даже не понимают их истинной ценности, для них главное — возможность удивить окружающих, похвастаться новым приобретением.
Тимара с непроницаемым лицом стояла под натиском этих обвинений. Никто не возражал Элис, и Татс видел, как та волнуется, слышал дрожь в ее голосе, когда она продолжила говорить:
— Я много лет изучала Старших, работая с отдельными разрозненными фрагментами, которые грабители и мародеры оставили ученым. Раз за разом тщетно пыталась истолковать несколько уцелевших страниц рукописи, догадаться по лоскуту гобелена, что было изображено на картине. Мне попадались загадочные инструменты, предназначение которых я могла бы понять, если бы знала, где и при каких обстоятельствах они были найдены. А сейчас у нас есть шанс провести полноценные исследования, но боюсь, что времени очень мало. Вскоре в Кельсингру хлынет поток расхитителей, и они не оставят от нее камня на камне. Так неужели вы начнете уничтожать раритеты еще до того, как эти люди явятся сюда? Вам безразлично наследие Старших?
Ее слова были встречены молчанием. На душе у Татса стало совсем скверно.
«Да что же это за день сегодня такой? — с горечью подумал он. — Мое сердце разбито. Дружба тех, кто вместе отправился в путь, рушится на глазах. Похоже, все мы отдаляемся друг от друга».
Элис обращалась к хранителям, взывая к их общей истории, тогда как сам Татс принадлежал к другому народу. Никто из его предков не жил в Дождевых чащобах. Да, он тоже стал покрываться чешуей и постепенно превращаться в Старшего, но это произошло исключительно по воле его дракона. Слова Элис напомнили ему, что он здесь чужак, единственный хранитель, который изначально не был сильно отмечен Дождевыми чащобами. Он вдруг почувствовал, что не имеет здесь права голоса, а потом его острой болью пронзила догадка: уж не по этой ли причине Тимара предпочла ему Рапскаля? Может быть, общее происхождение для нее важнее многолетней дружбы?
— Никто не посмеет разрушить Кельсингру, — внезапно сказал Рапскаль, который до этого упорно хранил молчание, так что Татс даже подумал, будто он прячется от гнева рыжеволосой исследовательницы, подставляя под удар Тимару. Но теперь, когда он заговорил, в его голосе слышалась такая уверенность, что даже Элис притихла. — Мы не позволим этого сделать, — добавил он. — Потому что это наше наследие. Да, Кельсингра — город Старших. Но не мертвое поселение, которое можно лишь изучать. Оставить город таким, какой он сейчас, будет не меньшей ошибкой, чем растащить его по кусочкам.
Элис, просто откройся городу, — продолжал он, — и ты поймешь, что он вовсе не собирается держать что-то в тайне от тебя. Кельсингра готова рассказать любые секреты, которые ты захочешь узнать, поделиться своими воспоминаниями. Город жив и ждет нашего возвращения. Присутствие драконов разбудило его. Понятия не имею, что такого сделала Синтара, чего не делала раньше Хеби, но, видимо, это и пробудило Кельсингру. Я не могу сказать наверняка, как это работает. Но так или иначе, Кельсингра ждет нас.
Элис, — говорил Рапскаль, — позволь мне рассказать, что мы с Тимарой нашли там. Я хочу поведать тебе все до мелочей. Запиши наш рассказ, если надо, хоть вряд ли в этом есть необходимость. Я хочу, чтобы ты знала все, что знаем мы! А мы знаем гораздо больше, чем могут поведать холодные каменные стены или сломанные инструменты! Там есть здание, служившее банями для драконов. Внутри — теплые комнаты и мягкие кровати. Мы нашли там одежду, которая идеально приспосабливается к нашим фигурам. Пускай мы с Тимарой проголодались, зато мы смогли вымыться и согреться. Ничего подобного я не чувствовал уже несколько недель. И когда наши драконицы полежали в теплой воде, они снова выросли, как прежде, — помните, когда по пути сюда мы наткнулись посреди реки на горячий источник? Этим утром Синтара, едва проснувшись, отправилась охотиться. Сейчас она летает и сама ищет и убивает добычу, как и положено дракону.
Не только хранители, увлеченные рассказом, потянулись ближе к Рапскалю. Воздух был буквально пропитан завороженным вниманием драконов.
Рапскаль старался говорить почтительно, но это получалось у него не очень хорошо.
— Элис, вместо того чтобы пытаться сохранить мертвый город, лучше подумать, как доставить других драконов и всех хранителей на тот берег. Если мы собираемся стать настоящими Старшими, нам нужно поскорее оказаться там. И тебе тоже. Как только мы поселимся в Кельсингре, ты сможешь изучать наш живой город сколько пожелаешь. Но ты напрасно пытаешься не подпускать нас к вещам, в которых мы нуждаемся, чтобы превратиться в Старших. Хочешь сохранить это для истории — описывай, как мы пришли в город, разбудили его и вернули к жизни.
Татсу было трудно сосредоточиться на словах Рапскаля и вникнуть в их смысл. Не то чтобы Рапскаль говорил нечто сложное для понимания, просто ревность и зависть застилали Татсу разум, мешая соображать. «Он мой товарищ», — напомнил себе Татс. Но этого было мало, чтобы обуздать свои чувства. Рапскаль стоял рядом с Тимарой, разодетый по-королевски, и с терпеливым спокойствием взрослого мужчины объяснял всем, как им следует жить дальше. Он говорил смело и уверенно. И дело было даже не в том, как смотрела на него Тимара или как Элис явно призадумалась, впечатленная его речью. Все было ясно, как если бы сам Са набросил на плечи Рапскаля мантию вождя. Рапскаль четко видел их будущее и намеревался вести их вперед. Все, чего когда-либо стремился достичь Татс, уже имелось у Рапскаля. Татс отправился в это долгое путешествие в надежде наконец почувствовать себя своим среди своих. Но место, которое он рассчитывал занять, занял другой.
Он ощутил легкое прикосновение Фенте к своему разуму. Его зеленая королева, одна из самых маленьких дракониц, посылала хранителю утешение и одновременно выражала свое недовольство им.
Пока ты принадлежишь мне, ты здесь свой, — заверила она Татса. — Прекрати волноваться о том, чтобы найти себе пару. У тебя впереди годы жизни, чтобы сделать это, целые десятилетия — очень много времени по людским меркам. А сейчас сосредоточься на другом. Хеби и Синтара достигли города драконов, и теперь они могут летать и охотиться, а я все еще голодаю. Как ты доставишь меня в Кельсингру, чтобы я могла там купаться, расти и подниматься в воздух? Вот что должно волновать тебя в первую очередь.
Его окутала волна спокойствия. Одновременно Татс почувствовал приятное волнение от того, что драконица удостоила его разговора. Умом он понимал, что Фенте пустила в ход чары, однако был рад на время позабыть о своем разбитом сердце и переключиться на выполнение задачи, которую поставили перед ним. Фенте права: пока у него есть своя миссия в этом мире. Человеческие треволнения — дело десятое, а прежде всего он обязан заботиться о своей драконице.
Элис все еще раздумывала над словами Рапскаля, в то время как остальные ожидали ее ответа. Татс воспользовался этой паузой, чтобы высказаться:
— Значит, мы, хранители, должны срочно озаботиться тем, чтобы драконы смогли поскорее попасть в город. Это несложно. Некоторые из наших драконов уже способны ненадолго подниматься в воздух. Наша задача — постоянно тренировать их, научить летать так хорошо, чтобы они смогли пересечь реку.
Меркор фыркнул. Звук был негромким, но все сразу повернулись к золотистому самцу.
— Хранители не могут научить драконов летать. Драконы должны сами вспомнить то, что когда-то знали. Но Татс прав: именно этим нам сейчас необходимо заниматься каждый день, от рассвета и до заката. Некоторые уже пробовали подниматься в воздух. Другие предпочитали жаловаться или ворчать. Но имейте в виду: те из нас, кто овладеет искусством полета, без сожалений оставят тут остальных. Так что начните сегодня, прямо сейчас. Выбор прост: стать настоящим драконом и отправиться в Кельсингру или умереть здесь.
После этих его слов воцарилась мрачная тишина. Никто из собравшихся на берегу драконов не произнес ни звука. После короткой паузы Элис заговорила.
— Я приняла решение относительно города… — начала она.
— Совершенно не важно, что ты решила. — Голос Меркора был спокойным, для дракона почти добрым. Но в то же время он звучал непреклонно. — Решать не тебе. Рапскаль почти понял истинное положение вещей. Кельсингра жива и ждет нас. Но это не город Старших. Да, они действительно построили его и жили рядом с нами. Однако Кельсингра была создана для драконов. Как только мы пересечем реку, Элис, то восстановим город. Мы будем рады, если ты пойдешь с нами. Среди людей и Старших испокон веку были книжники, которые вели летопись наших жизней и мыслей. Мы всегда возвышали наших поэтов, певцов и прочих, кто прославлял нашу жизнь. Так что для тебя есть место среди нас. И оно весьма почетное.
Меркор повернул голову, изучая хранителей:
— Оденьтесь, как подобает тем, кто служит драконам. И немедленно отправляйтесь на охоту, вы все. Нам понадобится много мяса. Теперь ваша главная цель — дать драконам силу. Мы научимся летать. А потом вместе с вами переберемся в Кельсингру, и город снова станет нашим.
Второй день месяца Рыбы, седьмой год Вольного союза торговцев
От Детози, смотрительницы голубятни в Трехоге, — Рейалу, исполняющему обязанности смотрителя голубятни в Удачном