Герцог недоверчиво посмотрел на собеседника, но Эллик нисколько не смутился.
— Здесь доказательство моей верности, — тихо проговорил он. — И я отдаю тебе его без всяких условий.
Он легко поднялся, направился к буфету и вскоре вернулся. На этот раз в его руках оказался небольшой бумажный сверток, перевязанный веревочкой. Присев на корточки, канцлер развязал узелок. Когда он развернул промасленную бумагу, в ноздри герцога ударил давно знакомый запах.
— Вяленое мясо? — спросил он, разрываясь между обидой и изумлением. — Ты решил угостить меня солдатским пайком?
— Единственный способ сохранить мясо, чтобы оно не испортилось, пока его везут издалека, — это просолить и закоптить. — Эллик жестом фокусника до конца развернул бумагу, и на его ладони оказался маленький кусочек синей чешуйчатой кожи. — Это плоть Старшего, не дракона. Дракона я достать не смог… пока. Но я предлагаю тебе копченое мясо существа, которое уже частично превратилось в дракона. В надежде, что это вернет тебе здоровье!
Герцог молча смотрел на подношение.
Эллик негромко заговорил:
— Прикажи, если сомневаешься, и я попробую его первым. Оно не отравлено.
Мысли лихорадочно крутились в голове герцога. Если приказать канцлеру первым съесть кусочек мяса, то на его долю останется совсем мало. А он чувствовал себя таким больным. Если мясо отравлено, то умрут они оба. А вдруг он отдаст часть Эллику, а потом обнаружит, что чешуйчатая плоть и впрямь обладает целительным действием? Но тогда слишком мизерная порция не принесет ему особого облегчения… И герцог решился. Протянув костлявые пальцы к мясу, он увидел, что они дрожат, словно усики у муравья. Взял кусочек, понюхал его. Взгляд Эллика ни на минуту не отрывался от лица повелителя.
Герцог положил копченую плоть в рот. Забытый вкус перенес его в те дни, когда он был совсем еще молодым воином. Не могущественным правителем, а всего лишь мечником Ролленбледом, четвертым сыном герцога Калсиды. Мужественно сражаясь против врагов родины, он доказал отцу, чего стоит. А когда старшие братья устроили заговор с целью самим захватить власть, он предал их и встал на сторону отца. Он доказал ему свою преданность, пролив кровь родных братьев.
Открыв глаза, герцог обнаружил, что комната стала как будто ярче, чем мгновение назад. Опустив взгляд, он увидел свою руку, сжимающую бумажную обертку из-под вяленого мяса. Такая, казалось бы, мелочь — скомкать лист бумаги! Но он не мог делать этого уже в течение долгого времени. Герцог глубоко вздохнул и постарался усесться прямее. Эллик смотрел на него с улыбкой.
— Дай мне человека-дракона — и получишь мою дочь!
Эллик шумно выдохнул и низко поклонился, коснувшись лбом пола.
Герцог кивнул сам себе. Этот человек был именно таким, каким он хотел бы видеть своего сына. А сына, если его верность вдруг окажется фальшивой, можно и убить. Улыбка герцога стала шире.
Эпилог. Домой
Айсфиру понравилось охотиться в горной гряде на границе пустыни. Во время полета он искусно следовал рельефу местности. Он скользил ближе к земле, иногда почти касаясь острой серо-зеленой щетины, покрывавшей скалистые предгорья. Когда его черные крылья двигались, это были обманчиво-ленивые, мощные взмахи. Он перемещался беззвучно, словно тень, плывшая под ним по неровной поверхности земли.
Он отточил свое умение охотиться до совершенства. Оба дракона оставались здесь с весны, и крупные животные, когда-то не знавшие страха перед небом, уже приучились не спускать настороженных взглядов с облаков. Поэтому Айсфир тихо парил над землей, не поднимаясь высоко. Наслаждаясь лучами полуденного солнца, он нападал на дичь в укромном ущелье, еще до того как звери успевали заметить его.
У Тинтальи же пока получалось не так хорошо. Она была меньше и все еще совершенствовала свое умение летать, тогда как Айсфир научился этому сотни лет назад. Он уже был старым драконом, когда попал в долгий ледяной плен. Теперь он был бесконечно древним, единственное выжившее существо, способное вспомнить времена Элдерлингов-Старших и легендарную цивилизацию, которую построили вместе Старшие и драконы. Он помнил также разрушительные извержения и страшный хаос, которыми закончились те славные дни. Люди и Старшие гибли или бежали. Айсфир видел, как рассеявшаяся популяция драконов уменьшается и вымирает.
К разочарованию Тинтальи, черный дракон мало рассказывал о былых временах. У нее самой остались лишь смутные воспоминания о том, как она, будучи змеей, создала кокон перед своим превращением в дракона. Еще Тинталья помнила, как, запертая в погребенном под землей городе, она осознала себя внутри кокона, отрезанная от солнечного света, в котором нуждалась, чтобы вылупиться. Она подозревала, что это Старшие перетащили туда коконы драконов ее поколения, чтобы укрыть их от летящего пепла. Эта попытка спасения стала для нее роковой — город оказался погребенным под толстым слоем пепла. Тинталья не имела представления, сколько времени провела в темноте и одиночестве. Люди, нашедшие палату, где томились в ловушке она и ее собратья, меньше всего думали о драконах, собираясь использовать их коконы как диводрево — особый материал для строительства кораблей, устойчивых к кислотным водам реки Дождевых чащоб. Это случилось еще до того, как Рэйн и Сельден нашли и освободили ее.
Сельден… Тинталья скучала по своему маленькому певцу. Как же он умел льстить и восхвалять! Его голос был так же сладок, как и красивые слова, возвеличивавшие драконицу. Но она отослала своего хранителя прочь, внушив ему, что он должен отправиться на поиски других драконов. Тогда она еще верила, что последние старые змеи, окуклившись, выйдут из коконов жизнеспособными драконами. Она не желала признавать, что драконы вымерли — полностью и повсюду. Так что она дала Сельдену поручение, и он с готовностью отправился странствовать, не только чтобы выполнить ее приказ, но и в надежде найти союзников для Удачного в непрекращающейся войне с Калсидой.
Впоследствии, проведя не один год с Айсфиром, Тинталья избавилась от иллюзий. Кроме них двоих, в мире больше не осталось драконов, так что, хотя Тинталья и считала, что Айсфир ей совершенно не подходит, он стал ее парой: выбирать было не из кого. Она снова задумалась: что же все-таки стало с Сельденом? Умер ли он или просто находился вне пределов досягаемости ее мыслей? Не то чтобы это на самом деле имело значение. Люди, даже превращенные драконами в Старших, живут слишком мало. Так что едва ли стоит пытаться подружиться с ними.
Когда Айсфир спикировал вниз, Тинталья тоже ощутила слабый запах антилоп. Это было маленькое стадо, всего пять или шесть особей, дремавших в обманчивом тепле зимнего солнца. Когда Айсфир обрушился на них, они метнулись в разные стороны. Он схватил двух антилоп растопыренными когтями, предоставив подруге преследовать остальных.
Сегодня охотиться было труднее, чем обычно. Загноившаяся стрела под основанием левого крыла превращала каждый взмах крыльев в мучение. В узких оврагах, испещрявших склоны, дичи удавалось забиваться в такие узкие щели, куда дракону залететь было невозможно. Одно глупое животное отделилось от остальных и бросилось вверх, на хребет холма. Тинталья погналась за ним и, прежде чем зверь смог укрыться в очередном овраге, пригвоздила его к земле в яростном броске. Схватив добычу и прижав к груди, она впилась в нее передними когтями. Антилопа недолго сопротивлялась, забрызгивая драконицу теплой кровью, а потом обмякла в ее хватке. Тинталья тут же вонзила зубы в плоть. Это была ее первая добыча за день, и драконица умирала от голода.
Антилопа оказалась небольшой и по-зимнему тощей. Вскоре от нее ничего не осталось: ни рогов, ни копыт; только липкая кровь на каменистой земле. Тинталья не насытилась, однако, завершив трапезу, почувствовала, что ее клонит в сон.
Драконица вытянулась и закрыла глаза. Потом перевернулась и приняла другую позу. Но стало только хуже. Неудобство ей причиняла не каменистая земля, а обломок древка, наконечник стрелы, вокруг которого уже началось воспаление. Она подняла крыло, вывернула голову, чтобы понюхать рану, и неприязненно фыркнула. Плохо дело: пахнет гниющим мясом. Когти на передних лапах драконицы были слишком велики для столь деликатной работы — все ее попытки вытащить ими стрелу только ухудшали положение. Теперь конец обломанного древка было даже не разглядеть. Тинталья опасалась, что стрела вонзается все глубже.
Айсфир приземлился рядом, в клубах пыли, поднятой мощными ударами его крыльев.
Нам нужно еще поохотиться.
Я хочу спать.
Он поднял голову и понюхал воздух:
Твоя рана гноится. Тебе надо вытащить стрелу.
Я пробовала. Не могу.
Айсфир наклонился ближе, обнюхивая ее рану, и Тинталья, хотя и не слишком охотно, позволила ему это сделать.
В старину люди иногда использовали против нас отравленное оружие. Они опускали острия своих копий в нечистоты, перед тем как попытаться проткнуть нас. Они знали, что вряд ли сумеют убить дракона напрямую, вот и пускались на хитрость.
Тинталья вздрогнула и немедленно вытянула шею, чтобы осмотреть рану:
Думаешь, эта стрела была отравлена?
Не знаю. — Айсфир выглядел очень спокойным. — Ну что, поохотимся еще?
А что они делали, эти драконы, с отравленными ранами?
Они умирали. Некоторые из них. А другие обращались за помощью к Старшим. Маленькие человеческие руки иногда могут очистить и вылечить рану. Серебряная вода способна исцелить множество болезней. Я отправляюсь охотиться. Ты со мной?
Как ты считаешь, может, мне стоит вернуться в Дождевые чащобы и постараться найти моих Старших? Малту и Рэйна?
Черный дракон смотрел на нее какое-то время. О чем бы он ни думал, он не поделился с Тинтальей своими размышлениями. Когда Айсфир заговорил, он сказал только:
Вряд ли я сумею снова поверить человеку. Даже Старшему.
А я, пожалуй, могла бы им довериться. Если не буде