— Вы думаете, что я упал. — сказал Микки своему отражению: — Но вы ошибаетесь. Я встану. У меня связи. И вы… — в зеркале отразилась чья-то сутулая фигура и Микки обернулся.
— Пако недоволен. — сказала сутулая фигура: — Ты не вернул деньги.
— А, это ты. — буркнул Микки: — Да верну я их. Потом.
— Сейчас. — в руке у сутулого появилась короткая дубинка и Микки успел бы уйти под удар, а потом снизу в челюсть, и в печень, в солнечной сплетение и снова в челюсть, но дьявольская сила виски замедлила его движения и он увидел только стремительно приближающийся узор, выложенный кафельной плиткой на полу.
— Извините, вы в порядке? — сказала девушка, наклонившись над ним.
— А разве не видно. — сказал Микки: — Я в полном, мать его, порядке… — он выругался и девушка вздрогнула.
— Я, черт меня раздери в самом полном порядке. — сказал Микки, пытаясь встать. Его белый костюм превратился в лохмотья, голова раскалывалась на части, а безымянный палец, откуда Сутулый содрал перстень с десятью каратами, опух и посинел.
— Иначе чего я делаю посреди ночи в этой канаве… — злобно сказал Микки, наконец сев. Ему нужно было выпить и срочно.
— Я все-таки помогу вам. — сказала девушка: — Вы же на ногах не держитесь.
— Ну просто Святая Мария! — сказал Микки. Он был зол и все еще пьян: — А ты чего здесь делаешь в такое время?
— Я работаю. — сказала девушка. Рико по-новому окинул взглядом ее фигуру. Короткая юбочка, легкая курточка, несмотря на то, что на улице прохладно, капроновые колготки и яркая помада.
— Ясно. — сказал Микки: — Хороший конец карьеры. Я валяюсь в канаве на краю дороги с проституткой. — девушка вздрогнула при слове "проститутка", но ничего не сказала.
— А ты наверно новенькая, а? — сказал Микки, которого вдруг немного отпустило: — Недавно, да? Ясно. Слушай, постой-ка… — он принялся обхлопывать себя по карманам. Сутулый забрал не все деньги. Он оставил ему пару сотен — добрый самаритянин…
— Слушай, как тебя зовут? Зара? Нет? Впрочем неважно. Где тут у вас есть ближайший кабак? Мне срочно нужно пропустить рюмочку-другую. Иначе я с ума сойду. Я заплачу… пять кредиток, сойдет?
— Это вон туда, там бар, называется "Толстяк Мо". Я провожу вас, сами не найдете. — девушка взяла его под руку, не так, чтобы повиснуть на ней, как это делали другие, а скорее поддерживая.
Когда они перешагнули через порог "толстяка Мо", Микки протянул ей пятерку.
— Вот. Спасибо.
— Не за что. Будьте осторожны. У нас район такой… всякое бывает. — сказала девушка аккуратно складывая купюру и пряча ее в карман. Микки окинул взглядом помещение. Бар был абсолютно пуст. За стойкой дремал бармен, невероятно толстый мужчина с неприятным шрамом через все лицо.
— До свиданья. — сказала девушка.
— Постой. — вдруг сказал Микки. Его язык стал жить самостоятельной жизнью, выговаривая слова, и проталкивая их сквозь непослушное горло: — Может быть останешься? Посидим.
— Я не знаю… — растерянно сказала девушка.
— Послушай, я заплачу за час. Просто посиди рядом, а?
— Конечно… я просто…
— Садись. — Микки сел сам и хлопнул ладонью по стулу рядом: — Сейчас принесу выпить. И поесть. И… ах, да, деньги… вот.
В меню у "Толстяка Мо" сегодня были только гамбургеры и люля-кебабы, подозрительного вида мясные колбаски, поджаренные над электрическим грилем. И водка.
— Не сезон. Или все выпили. — сказал Микки, раскладывая перед Томоко люля-кебабы: — Осталось только это.
— Здесь всегда одно и то же. — ответила та.
— Ну, за твое здоровье. — сказал Микки, опрокидывая первую рюмку.
— Знаешь… — сказал он чуть позже: — вчера я проиграл бой. В девятом раунде. Слег вчистую. Случайность… понимаешь… — и он объяснил ей, что этому слабаку Уоллесу просто повезло, что он, Микки Ханникенен, был не в форме, потому, что всю ночь мотался по кабакам а под утро спал на огромной кровати с шелковым балдахином сразу с тремя девицами. И что если бы он не поскользнулся, он сделал бы его как лежачего, что бой шел как надо и даже тренер, даже он говорил — "Миколаус, мальчик, он же твой, сделай его, и все будет как надо, только сделай, только не промажь, у него же такая правая, он из твоей печенки фарш сделает, не подставляйся, мальчик, держи дистанцию, а вот хук у тебя как надо, здорово ты его достал, еще пару раз туда и он будет руки вверх поднимать, тут-то его под апперкот и выведешь…" И все шло как надо и сам Уоллес стал шататься и пропускать явные удары, но тут Микки поскользнулся и упал на колено, а этот проклятый Уоллес, ударил сверху. Конечно их развели, конечно Уоллесу сделали замечание, но его правая уже взболтала мозги Микки как яичницу. Еще два удара и все. И все. Контракта с мировой ассоциацией бокса не будет. Мировой славы и миллионов — тоже. А он должен Пако, потому что опять ставил на Зеленую молнию, а Зеленая молния сломала себе ногу на втором заезде и все призы взял Угольник, вороной под седьмым номером, а деньги ушли в трубу и теперь ему не хватит даже на то, чтобы заплатить закладные за красную "Феррари" и пятикомнатную квартиру в центре Сити. И даже тренер, этот упрямый старик сказал: — "Микки, мой мальчик, тебе не хватает мотивации. За что ты бьешься? Ты вялый как вареная рыба. Мотивация, мальчик мой, ты должен хотеть победы всем сердцем." А он, Микки знает, что ему хватает мотивации, он бьется за особняк на берегу моря, за гонорары и восхищенные крики толпы, он не проиграет, вот увидишь, крошка, он еще встанет на вершине… тут он посмотрел ей в глаза, запнулся и выпил еще.
— Ты чего не ешь, а? — спросил он, указывая на люля-кебабы: — Невкусно?
— Я… не голодна.
— Понятно. — Микки еще раз окинул ее взглядом и почувствовал, что хочет ее. Всю. И сейчас.
— Слушай, может мы могли бы пройти в гостиницу? — предложил он.
— Почему нет? — она пожала плечами: — Все равно ты уже заплатил. Это твой час. Только вот в гостиницу не надо, это дорого. Пойдем ко мне, здесь недалеко.
— Давай к тебе. — согласился Микки, вставая.
— Извини. — сказала Зара: — Можно я заберу это с собой? — она кивнула на недоеденные кебабы и бургер: — все равно выкинут, а ты уже заплатил…
— Забирай.
Они шли и шли. Фонари попадались все реже, а трещины на асфальте все чаще. Пакеты с мусором, нарочито брошенные посреди улицы, надписи яркими красками поперек старых кирпичных стен, разбитые стекла и устойчивый запах мочи в подъезде. Тусклая лампочка едва освещала номер на двери, облезшая краска чешуей сползала с деревянного косяка.
— Холодно, — сказал Микки, протиснувшись в дверь вслед за Зарой. Пустая маленькая квартирка, голые стены, кушетка, небольшая тумбочка и бумажная перегородка с нарисованными на ней журавлями.
— У нас отопление выключили. — извиняющимся тоном сказала Зара: — но я печь поставила, вот тут, в углу. Просто дров нет. Извини, я сейчас. — она исчезла за перегородкой. Микки осмотрелся и сел на старый табурет. Что он здесь делает? По всему выходило, что дела у Томоко шли из рук вон плохо. Микки не любил проблемы. По крайней мере он не любил проблемы у тех девушек, с которыми он проводил время. У него и своих проблем хватает, подумал он, может быть уйти отсюда к черту? Но всплывшая в памяти фигурка Зары и то, что он уже заплатил деньги удержало его. Да, он, Микки Ханникенен — добрый человек, но если его, Микки разводят на деньги, то он может сказать — без шансов, приятель. И сейчас он уйдет отсюда и ноги его здесь больше не будет, но не раньше, чем эта красотка даст ему все, за что он уже заплатил. Верно.
— Извини, я заставила тебя ждать. — сказала Зара, появившись из-за перегородки. Она подошла к нему и положила руки на плечи. Микки прижал ее к себе. Черт, подумал он, она меня с ума сводит, вот ради этого и стоит жить, стоит бороться, стоит все это… Какой-то шорох за перегородкой заставил его обернуться.
— Что это? — спросил он, насторожившись. В голове пронеслись тревожные мысли, в этом районе нет ничего невозможного, там может быть здоровенный громила с обрезком трубы в кулаке и пока девушка-приманка отвлекает внимание, он огреет его по голове, ограбит и бросит где-нибудь в гетто, или это ревнивый муж с пистолетом в руке, а то и сутенер или…
— Это… ничего, не обращай внимания. — сказала Зара, обнимая его. Микки оттолкнул ее, Зара отлетела на кушетку, а он был уже на ногах. Он подскочил к перегородке и рывком отдернул ее, готовый дорого продать свою жизнь. И замер. За перегородкой, на маленьком матрасе, постеленном прямо на полу, сидела маленькая девочка, закутанная в одеяло. Девочка ела люля-кебабы, сжимая их в кулачках, на ее щеках застыли две белые полоски от высохших слез.
— Что за … — начал было Микки. И заткнулся. Девочка подняла на него глаза и вздрогнула, словно ожидая удара.
— Извини. — сказала Зара за спиной: — Обычно она ведет себя тихо. Просто ты купил очень вкусные кебабы. Вообще-то ей молоко нужно, без молока она кашляет, но я потом схожу, куплю, ты же дал мне денег. Не обращай внимания, просто закрой перегородку, она не будет нам мешать.
— Это твоя дочь? — спросил Микки охрипшим голосом.
— Да. — сказала Зара. Микки закрыл перегородку, подошел к кушетке и сел на нее, уронив голову на руки. Зара обняла его.
— Постой. — сказал Микки: — Я не могу… так.
— Я… я могу вернуть тебе деньги. — с трудом сказала Зара: — Только…
— Нет, не надо. — сказал Микки, вставая: — Я скоро приду.
Через пять минут он уже шел по улице твердым шагом.
Через двадцать он остановил такси.
Через час он вошел в дверь "Золотого Льва", самого престижного ночного клуба в городе. Сперва он подошел к Моне-младшему, продувному еврею, который зарабатывал на всем, на что только можно было делать ставки или заключать пари.
— Послушай, Моня. — сказал он, наклоняясь к нему: — Какие ставки я могу сделать… — тут он понизил голос и никто из рядом стоящих не услышал, что он сказал.
Потом он отдал Моне остаток денег и золотые часы. И направился к дверям в чилл-аут походкой человека, наконец обретшего смысл в этой жизни.