Дверь звякнула колокольчиками. И мужчина поднялся навстречу вошедшей молодой женщине. Она была одета строго и элегантно. Увидев на ней шляпку с вуалью, Катарина фыркнула. Эта особа вообще из другой реальности!
— Лиля! Привет! Мне нравится твой новый серый взгляд.
— Алекс! — под паутиной вуали влажно блеснули глаза: — Ты не изменился.
— Что может изменить меня теперь?
— Да, в этом мире уже ничего!
Он улыбнулся так весело, что его глаза засияли:
— Я соскучился, Лиля.
— Я тоже, Алекс.
Они подошли к столику, мужчина отодвинул ей стул. Катарина шикнула на Марику, собравшуюся принять заказ, и направилась к третьему столику сама. Больно уж хотелось рассмотреть чудную парочку поближе.
— Чего изволите?
К ее досаде, молодая женщина листала меню, наклонив голову, поэтому Катарина могла наблюдать лишь пучок каштановых волос, заколотых простой деревянной шпилькой. Она удивленно воззрилась на деревянную палочку, так не сочетающуюся с дорогим и безупречным образом молодой женщины. Вдруг посетительница подняла голову и посмотрела прямо в глаза Катарине.
— "Райские кущи"?
— Да, мэм. Мой покойный муж придумал. Уже пять лет как он на самом деле там, — Катарина скорбно поджала губы, не забывая отметить приятные черты лица, цветные линзы в глазах и исключительную бледность кожи посетительницы.
Молодая женщина ободряюще кивнула, ее глаза выражали сочувствие, и Катарина заметила, что, несмотря на серые линзы, они чуть отливают краснотой.
Да она альбинос!
Катарина чуть не выпалила это вслух, хорошо, что собеседница уже не смотрела на нее. Она повернулась к своему кавалеру:
— "Райские кущи"! Мне всегда нравилось твое чувство юмора, Алекс! Надеюсь, нас не выгонят отсюда, как предыдущих?
— Не заказывай яблок, и все обойдется, — он тоже улыбался.
Женщина засмеялась и, захлопнув меню, обратилась к Катарине:
— Я голодна, несите все самое вкусное. Только никаких яблок, пожалуйста!
Катарина посмотрела на мужчину.
— Все самое вкусное для дамы. Мне же — кусок мяса. Просто целый кусок мяса.
— Это называется бифштекс, сэр.
— Да, конечно, я знаю. И бутылку красного сухого вина.
Катарина чиркнула в блокноте и поплыла распоряжаться на кухню. Ну и забавная парочка! Абсолютно разные внешне, они были похожи друг на друга тем, что отличны от всех остальных. Однако, в чем именно это отличие, хозяйка "Райских кущ" сказать не могла.
Большая Катарина не любила загадки. Она была любопытна, но чисто житейским любопытством. Мистика не для нее. В мире Катарины Дэвис все объяснимо и рационально. Конечно, она хочет знать, кто с кем спит, где прячется этот ублюдок Грендель (О, у нее есть несколько версий! И если бы полиция удосужилась поинтересоваться… Но нет, копы в этом городе не способны найти даже пистон засунутый им в трусы!), ну и еще изредка ее занимает вопрос, к кому сегодня зайдет Иванов. Все же "необъяснимые явления" и "парадоксальные загадки" могут не беспокоиться, — Большой Катарине до них дела нет.
Так вот над этой парочкой будто витало облако "нерациональности" и "необъяснимости". Катарина раздумывала над этим, когда появилась Марика:
— Там Фил пришел, говорит, дождь будет.
— Скажи Сильверу, чтобы дал ему мяса. Только свежего, от замороженного у него зубы ноют, он мне в прошлый раз жаловался… Хотя, ладно, я сама выйду, перекинусь с ним парой слов. А ты обслужи третий столик.
— Ты выбрал этот городок… — Лиля посмотрела в окно, оглядела зал.
Четыре столика в кафе было занято: высокий брюнет и русоволосая девушка только пришли и делали заказ; за столиком у окна вели оживленную беседу два подвыпивших типа (один — в помятом костюме-тройке, а второй чуть ли не в телогрейке); напротив — рыжеволосый папа угощал мороженым не по возрасту серьезную дочку.
— …почему? Я добиралась сюда двумя самолетами и поездом.
— Жаль, что мы не можем летать, да?
— Ты так захотел.
— Поэтому есть самолеты.
Она сострила рожицу в ответ.
Они помолчали. И вдруг спросили одновременно:
— Ты скучаешь?
Он улыбнулся, она откинулась на спинку стула:
— Отвечай первым ты!
— Хорошо. Ты спрашиваешь, скучаю ли я по миру, где дети подчиняются приказам? Скучаю ли я по войне, в которой мы заведомо должны были проиграть? Нашими игрушками были машины-монстры. Наши матери умерли, чтобы дать им жизни, а родной отец каждый день посылал меня на смерть… Нет, я не скучаю.
— А я да.
— Лиля, на самом деле ты не скучаешь. Это просто ностальгия по твоему детству. По нам, какими мы тогда были. Ты была ребенком…
— Я ведь смогла родить, а ты — зачать.
Казалось, он немного смутился, затем бросил взгляд за окно и ответил:
— Да, чудесное дитя.
— Чудесное? Ты хоть иногда смотришь вечерние новости?
— Вспомни новости из нашего детства.
Она замолчала, подошла официантка и стал выставлять заказ.
— Ты просила вкусное, а тебе принесли все меню по списку!
— Ну, какой хозяин признается, что в его меню есть что-то невкусное? И я буду есть с удовольствием, ведь платишь-то ты!
Она с аппетитом приступила к трапезе.
— А вот ты изменилась, — сказал он.
— Мм?
— Ты улыбаешься, смеешься, хорошо ешь. Этот мир для тебя.
Она покачала головой:
— Нет, это я для него. Так же как и ты, папочка.
— По крайней мере, у тебя есть еще дети. Настоящие дети. А у меня только это, — он развел руками вокруг.
— Все дети этой планеты — твои дети, Алекс.
Он промолчал.
— Мы с Дэвидом решили завести третьего.
— Ты прирожденная мать.
— Скорее, у меня на роду было написано стать матерью.
— Как дела у Дэвида?
— Его повысили. Он хочет купить нам новый дом.
Глотнув вина, она посмотрела прямо в глаза мужчине:
— Говорит, я кричу по ночам.
Алекс отвел взгляд.
— Это наше прошлое…
— Нет, это не прошлое. Ночью я чувствую боль своего ребенка. Каждую смерть, каждый взрыв.
Лицо молодой женщины застыло. Алекс вздрогнул: Лилит вернулась. Он вспомнил ее красные глаза и белые волосы; он вспомнил ее холодное "Так точно!"; вспомнил, что машина, в которой она сидела, казалась человечнее ее самой.
Лилит, девочка-солдат с бесстрастным лицом и бесстрашным взглядом. В ее сердце был долг, в голове — приказ. Она убивала и была готова умереть. Она стала матерью.
Но тут взгляд женщины потеплел, губы дрогнули в улыбке, лицо ожило:
— Алекс, а помнишь мушмулу?
— Лиля, сколько можно вспоминать об этом?
— Ты ненавидел мушмулу и сделал так, что в этом мире ее нет. Это так… так по-детски!
— Но я ведь и был ребенком! И ты тоже ненавидела мушмулу. Ее все ненавидели, а нас пичкали ею каждое утро. Бррр!
Он сел на стуле прямо, вытянул вперед руку и торжественно провозгласил:
— Дети этого мира избавлены от мушмулы!
— На ее место пришли овсянка и шпинат.
— Свято место… — Алекс вздохнул: — Но, согласись, мушмула в сто раз хуже овсянки!
— А Хелене она нравилась.
— Хелена всегда была сумасшедшей, ты же знаешь.
— Я ведь видела ее. Около полугода назад.
Алекс уставился на нее. Он был напряжен, но молчал. Лиля понимала, почему он так испытывающе с надеждой смотрит в ее лицо. Она сама так же трепетно вглядывалась в лицо Хелене на той идиотской вечеринке в Нью-Йорке, куда притащил ее Дэвид.
— Она теперь известная журналистка. И все такая же сумасшедшая.
Алекс молча не сводил с нее глаз. Лиля ковыряла десерт маленькой ложечкой.
— Ты помнишь, как она спасла нас в том пекле под Катаром? Господи, а как она все время кричала на тебя!
Алекс пошевелился:
— Лиля…
— Нет. — сказала она с внезапно затвердевшим лицом: — нет. Она не помнит ничего. Думаю это был сознательный выбор, Алекс… она столько всего пережила… но все же жалко. Что мы одни тут. — Лиля отвернула лицо в сторону.
Алекс опустил плечи и откинулся на спинку. Грустно посмотрел на Лилю.
— Мы не одни. У них другая жизнь, это правда. Но они живут, и это ты им дала такую возможность.
Лиля повернулась к нему, в глазах стояли слезы.
— Она ненавидела меня, помнишь?
— Она всех ненавидела. Я был между вами, как между молотом и наковальней.
— А теперь мы так мило болтали с ней, окруженные светским обществом с коктейлями в руках.
— Мы и делали все ради этого.
— Но все-таки она осталась собой. Когда какой-то кретин сказал ей что-то о ее последней работе, она кинула в него вилку! Представляешь? Вилка воткнулась в дверь в двух сантиметрах от его лица.
— Хелена осталась Хеленой. Хотя… прежняя она не промахнулась бы…
Они помолчали. Лиля ковырялась в десерте. Официантка принесла кофе и оставила счет.
— Лиля, посмотри на ту пару. На нее. Ты видишь?
— Угу. Заметила.
— Он идет в туалет. Извини меня.
— Брось, Алекс. Им хорошо.
— Я скоро вернусь.
Шум спускаемой воды. Эрик подошел вымыть руки. Рядом, уже вытирая их бумажным полотенцем, стоял молодой азиат.
— Эрик Ласаль?
— Мы знакомы?
— Я знаю вас. Зовите меня Алекс.
— Очень приятно, Алекс.
— Постойте, — азиат задержал его руку. — Девушка с вами…
— Это моя жена Ольга. — Эрик насторожился.
— Эрик, вы должны знать…
— Стойте! — Эрик резко вырвал руку и сделал жест, будто пытаясь закрыть странному японцу рот. Его сердце бешено колотилось в груди. Азиат пугал его. Наверное, тем, что Эрик поверил бы ему на слово безоговорочно.
— Я стану счастливее, узнав это?
Он вернулся за столик. На вопросительный взгляд Лили покачал головой и улыбнулся:
— Просто пописал.
Она закатила глаза.
— Ну, все же, Алекс, почему этот город? Я приглашала тебя в самые прекрасные места мира! Мы могли бы встретиться где угодно. А это…это не город, а какая-то помойка. Помойка мира.
— Нет, не помойка. Это пуп мира.