Я думала. Китайские колокольчики мелодично звенели. Когда-то у меня дома висели такие же.
— Это ведь мой сон?
— Сейчас — да.
— В моем детстве ходила одна история… — Я посмотрела на Игоря: слушает ли? Он слушал. — Что во сне можно найти особенную дверь. За ней будет еще одна, и еще… А в конце будут ждать они. Никто не знал, что это за «они», но почему-то все верили, что «им» подвластны любые чудеса и знания, и они готовы этим богатством поделиться. В детстве у меня ни разу ничего не вышло. Но вдруг получится здесь?
— Вдруг. Но как ты отличишь нужную дверь?
— Сразу за ней будет синяя комната. А после нее комната, заполненная шарами… Эдакий форт-баярд.
— Внутри есть детский «сухой» бассейн. — Игорь посерьезнел, подобрался и стал казаться старше. — Попробуем?
— Почему нет?
Следуя его примеру, я поднялась из-за стола и за десять шагов до входа в Черепах осознала две вещи. Во-первых, и ботинки, и стоптанные шлепанцы так и остались на пляже: как бы странно это ни выглядело, Игорь ходил босиком; а, во вторых — его «деловой» дресс-код был в точности таким же, как у официанта — не считая фартука.
— Так ты здесь работаешь? — спросила я, отчего-то смутившись.
— Не переношу безделья, — хмыкнул он. — Но сегодня не моя смена.
На столиках в зале лежали синие скатерти, окна прикрывали синие занавески, а люстра тускло светила через синие плафоны; наверное, это символизировало воду или что-нибудь в таком духе.
Угол зала был отгорожен ширмой и приспособлен под детскую игровую; там была маленькая горка, «сухой» бассейн с пластмассовыми шариками и ни одной двери.
Не сговариваясь, мы попробовали сдвинуть бассейн в сторону. Посетители и бармен смотрели на нас удивленно, но затея себя оправдала: под бассейном нашелся люк и лестница вниз.
— Не знал, что у нас есть второй вход в погреб… — Игорь вернулся в зал, взял со стола зажженную «для антуража» свечу, и мы стали спускаться.
Внизу оказалось холодно и темно; огонек свечи едва разгонял мрак. Сначала это место действительно напоминало погреб: на стеллажах пылились винные бутылки, на каменном полу — ящики с овощами. Но чем дальше мы шли, тем больше диковинных, странных и неуместных предметов нам попадалось. Старый велосипед без колеса, обломки мебели, книги на неизвестном языке, одежда, люстры с разбитыми плафонами, посуда, о предназначении которой оставалось только догадываться; огромные рога, слишком тонкие и ветвистые для лосиных, но слишком массивные для оленьих, чучела волков и диких кошек, скалящие клыки.
— Ты бывал здесь раньше? — спросила я. Игорь покачал головой.
Мы шли быстрым шагом уже несколько минут, но погреб все не заканчивался; только когда я уже начала задумываться — а не придется ли нам бродить тут вечность? — пятно света выхватило из темноты узкую лестницу с железными ступенями, уходящую наверх.
Я насчитала на ней двадцать одну ступеньку, преодолев которые, мы оказались в тесной комнатушке-вахтерке.
На столе лежал раскрытый порножурнал, стоял пустой бумажный стаканчик из-под кофе и небольшой ж-к монитор — мертвенно-черный; второй, подвешенный в углу, что-то бормотал. Я высунулась через обзорное окно в коридор, пустой и серый, в надежде что-нибудь там разглядеть. Но Игорь вдруг втянул меня обратно.
— Взгляни-ка на это! — Он указывал на монитор в углу, подключенный, вероятно, к телеантенне.
Показывали новости, хронику какой-то катастрофы: красные вертолеты с белыми крестами кружили над морем, в потоках мутной воды мелькали обломки деревянных стен и вывороченные деревья, разбитые машины, чемоданы. Прямо мимо камеры проплыл растоптанный черный шлепанец на резиновой подошве.
Следом оператор трансляции дал план сверху — и я узнала Город.
В бормотании диктора мало что можно было разобрать: «цунами»… «разрушения»… «жертвы»… В углу экрана появилась дата. Потрясенная всем увиденным, я не поняла ее значения; но Игорь оказался внимательней.
— Вот и чудо с ответами на все вопросы. — Он не выглядел обеспокоенным; скорее, удивленным. — По твоему календарю это ведь завтрашняя дата?
— Что… Да. Да, — глупо повторила я. — Так это случится завтра?
— Как видишь. Всегда при импровизации проблемы с концовкой. — Он слабо усмехнулся. — Но, по крайней мере, она будет. Уже успех.
— Но как же… — растеряно начала я. И замолчала.
Город был чем-то большим, чем мой сон, и не мог исчезнуть по моей прихоти: сон закончится — но город продолжит, так или иначе, существовать, те же самые люди продолжат бродить по его улицам, пить кофе, уходить в океан…
— Что «как же»? — с любопытством спросил Игорь.
— Смысл, который нужно найти, и прочее такое, — сказала я сердито. — Тебе-то какой во всем этом интерес? Надеешься как-то выскочить за мной следом?
— Узнать, чем все закончится на этот раз, — серьезно ответил он. — Мне здесь нравится. Но чужие истории — моя слабость. Без них этого места не было бы.
— И как тебе такой финал? — Я кивком указала на телевизор. — Можно ли это предотвратить?
Разрушительный удар цунами, возможно, и был прекрасен, но не потоки мутной воды, уносящие обжитые дома вместе с их обитателями и заполнившие некогда живописные улицы.
— Предотвратить? Не думаю. Но это твой сон. — Игорь по-прежнему смотрел на меня с любопытством. Ему было интересно, что я буду делать дальше. И все.
Я посмотрела на монитор, все еще показывавший кадры катастрофы.
Утопление всегда казалось мне хорошей, честной, очень, если так можно выразиться, жизненной смертью: до тех пор, пока можешь и хочешь — ты борешься и живешь, и лишь когда силы и воля оставляют тебя — волны смыкаются над головой… Но сидеть, пить кофе и просто ждать, пока придет вода? Принять свое бессилие? Тут было какое-то противоречие.
Здание вдруг словно содрогнулись от сильного удара; зазвенели стекла, воздух наполнился невероятным воем, стоном, гулом — как будто на десять миль окрест включились все сирены разом.
— Штормовое предупреждение?
— Тот, кто живет в пруду, — выкрикнул Игорь. — Ты сама…
Ревун, о котором я успела забыть, пел свою чудовищную песню.
— Игорь, ты говорил про катер! — крикнула я, наклонившись к самому его уху. — Что он течет. Но если помочь старику и вычерпывать?
Он сверкнул глазами:
— Нужно торопиться: перед цунами вода часто уходит.
Мы бегом бросились из вахтерки в коридор и оттуда — к двери под красной табличкой «Выход». Она вывела нас в проулок с разноцветными клумбами неподалеку от «Трех Черепах». Когда мы заходили в кафе, уже начинало темнеть — теперь же снаружи светило приветливое утреннее солнце; это было и хорошо, и плохо: времени оставалось мало.
Ревун замолчал, но что-то было такое в нас с Игорем тогда, что заставляло редких прохожих шарахаться в стороны. Путь до пляжа занял всего несколько минут.
Старик Джузеппе, присев в тени катера, как будто ждал нас. Ржавчины в его бороде больше не было, а линялая гавайка в утреннем свете казалась ярче. Мы подошли; он снял темные очки, посмотрел на нас внимательно светло-карими проницательными глазами и кивнул. Игорь сказал ему что-то по-итальянски, старик кивнул снова; вдвоем они принялись толкать катер к океану. Тяжело было представить двух более не похожих друг на друга людей — но работали они слажено, и, казалось, хорошо знали друг друга.
Я отошла в сторону, чтобы не мешать, и вдруг почувствовала, что кто-то теребит меня за рукав. Мальчишка лет пяти, оставив родителей дремать в шезлонгах, протягивал мне зеленое пластиковое ведерко. Более чем кстати: не горстями же воду из катера я собиралась вычерпывать?
— Спасибо, — растеряно поблагодарила я. Хотела добавить, чтобы он с родителями уходил с пляжа — но мальчишка уже бежал прочь, почти не увязая в песке. Если вообще его касаясь.
Катер покачивался на волнах; Джузеппе заводил мотор.
— Карета подана! — крикнул Игорь.
Я сняла кеды и пошла к океану, ступая по разрушенным катером песочным куличикам.
Игорь помог мне взобраться на борт, и мы отчалили.
— В добрый путь! — Джузеппе улыбался, будто мы ехали на прогулку.
Мотор чихал и кашлял, но делал свое дело: берег быстро удалялся. Скоро фигурки людей на пляже уже казались игрушечными. Почувствовав босыми ногами воду, я поспешно заработала ведерком, между делом раздумывая над тем, что команда у нас получилась странная, под стать всей истории. Игоря вело вперед любопытство, меня — упрямство, нашего немногословного капитана — мечта. Но все мы сидели в одной лодке, и лодка эта безбожно протекала.
А все же дело стоило того.
Джузеппе вглядывался в лазурную даль через узкое горлышко бухты, Игорь таращился в воду, пытаясь отыскать следы присутствия Ревуна или тех, кто однажды покинул берег в его поисках, а я сидела на корме, смотрела назад, на Город — и наблюдала, как позади него вырастает невидимая с берега Гора. Огромная, изрезанная скалами, со снежной шапкой на вершине, над которой клубился дым. Она была прекрасна.
— Разве в новостях было про извержение? — спросила я. Гора плюнула пеплом.
— В новостях на съемке с вертолета вообще не было никакой горы, — сказал Игорь, наконец, заметивший в пейзаже перемены. Впервые за все время он выглядел взволнованным.
Стемнело. Облака пепла и гари затянули небо.
Джузеппе заглушил мотор и присоединился к нам. Катер как скорлупка покачивался на самой середине бухты и постепенно заполнялся водой. Где-то на немыслимой глубине дремало доисторическое чудовище, а в небе кружили угольно-черные птицы с огненными перьями — слишком невероятные, чтобы быть настоящими. Хлопья пепла медленно опускались вниз.
По снежной шапке побежали трещины.
— Novissimo die de Pompeii[1], — сказал Джузеппе. — Великая картина. Credo quia absurdum[2]. Ave!
Гора выбросила в небо фонтан огня и раскололась.