В том повторяющемся сне поймавшая меня ловушка ограничивалась одной комнатой, из которой я не могла выбраться. Теперь в распоряжении моих мучителей был весь второй этаж. Я носилась по комнатам, оставляя за собой окровавленные следы, но уже не обращая внимания на боль в ногах. Каждый раз, подбегая к окнам, я натыкалась на новые препятствия, которые не позволяли мне перелезть через подоконник и прыгнуть. Иногда это были кирпичи, плотной стеной закрывающие окна, но чаще — такие же острые и крупные разбитые стёкла, которые просто перерезали бы меня на две части при попытке перегнуться через них.
В какой-то момент я попыталась прибегнуть к магии, но брошенный мною в ближайшее заложенное кирпичами окно светящийся шар не причинил абсолютно никакого урона. Казалось, я кинула в стену резиновым мячиком, который, оттолкнувшись, вернулся ко мне в руки, где почти сразу бесследно растаял. Тогда я направилась к чердачной лестнице, гадая, не попытаться ли мне сначала подняться туда, а затем поискать другую возможность покинуть здание.
Винтовая лестница на первый взгляд казалась крепкой, но всё же я не сразу решилась встать на истёртые ступеньки. Когда я уже почти поднялась на самый верх, дойдя до конца, лестница под моими ногами вдруг покачнулась, но устояла. Ещё пара шагов, и я оказалась на чердаке, на котором было всего одно окно. Сразу же подбежав к нему, я убедилась в том, что так просто меня отсюда не выпустят. Здесь не имелось ни кирпичей, ни острых осколков, но в них и не было нужды, поскольку окно выходило на внутренний двор, заваленный обломками камня, кирпичей и прочего строительного мусора. К тому же, высота чердака несколько превышала второй этаж. Прыжок отсюда был бы слишком большим риском, на который я пойти не решилась.
Оглядевшись, я убедилась в том, что на чердаке нет ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Он был просторным, совершенно пустым и выглядящим, пожалуй, даже чище, чем всё остальное здание. Но, пока я смотрела на чердачное помещение, с ним начало происходить что-то странное. Пространство вокруг меня сначала подёрнулось рябью, как водная поверхность, а затем его затянуло серым неизвестно откуда взявшимся туманом. К тому времени, как туман рассеялся, я уже не сомневалась в том, что ничего хорошего мне это не сулит.
Место, в котором я находилась, изменилось. Стало темно, несмотря на то, что за пределами здания стоял солнечный день, а из углов наползали тени, которые некому было отбрасывать. Ледяной ветер вихрем пронёсся по чердаку, заставив меня, содрогнувшись, обхватить руками плечи.
Кроме того, откуда-то донеслись звуки голосов, которые становились всё громче. Вскоре я поняла, что голоса были знакомыми. Они принадлежали моим покойным приёмным родителям. Поначалу это была просто беседа, подобная той, которую они каждый вечер вели за ужином, но затем звучание голосов изменилось. Теперь я слышала крики, полные ужаса, муки и боли. Их предсмертные крики. Я будто снова вернулась в день пожара и даже запах гари ощутила так явственно, что закашлялась.
Глава 61
Открыв глаза, Регина некоторое время смотрела в одну точку, приводя в порядок мысли и пытаясь определить, что было на самом деле, а что ей приснилось или почудилось в вызванном болезнью бреду. Несмотря на боль, она провалилась в сон неожиданно быстро. Девушка подозревала, что здесь не обошлось без шталевской магии, как и в оплетающих комнату охранных заклинаниях. С этим она, разумеется, могла бы и сама справиться, если бы не была так обессилена приступом мигрени. Хотя, с другой стороны ей приятно было почувствовать, что, уходя, Мартин о ней позаботился…
Регина всё же настояла на том, чтобы Шталь ушёл и разыскивал остальных без неё. Неправильно было заставлять его сидеть рядом с ней, пока она не в состоянии покинуть это место. К тому же, здесь ей едва ли что-то угрожает… да ещё и с такой защитой.
Когда-то в школьные годы, как и большинство её ровесниц, Регина увлекалась чтением любовных романов в мягких обложках. Тогда ей казалось, что в них недостаёт психологизма. Представлялось, что люди должны любить по-разному в непосредственной зависимости от особенностей их характеров, а в книгах всё выглядело одинаковым. Любовь Артура была наполненной светом, теплотой, нежностью. Хотя без ссор и приступов ревности не обходилось, его любовь оставалась ровной, крепкой, такой же искренней, каким был он сам. Мартин Шталь же являлся совершенно другим человеком. Какой могла бы оказаться его любовь?
Надо отдать должное британскому магу — тот пришёл в себя довольно быстро и даже не слишком удивился, когда увидел лешего. Хотя, едва ли он понял, кто именно предстал перед ним. Что же касается времени, проведённого с летавицей, то практически ничего Тео не мог рассказать. Он помнил лишь то, как увидел возле лагеря незнакомую девушку, а дальше — провал в памяти. Впрочем, возможно, оно и к лучшему.
Дарий старался не думать о словах, услышанных от неё, пока Тревельян был без сознания. Она сказала, что Тео страдает по той, к кому стремится он сам. Если так, то знала ли сама Вероника о том, что её фиктивный жених неравнодушен к ней? Намеренно ли она умолчала об этом? О чём она ещё не рассказала? Но сейчас было не время для таких мыслей. Главное, чтобы с ней ничего не случилось.
Британский маг шагал рядом с Дарием, сосредоточенно печатая шаг и засунув руки в карманы. Княжевич вкратце пересказал ему рассказ лешего. Разумеется, будучи магом соответствующей специальности, о Числобоге Тео слышал и раньше, как и о покровительствующих времени божествах других стран.
Сейчас, зная, что они находятся недалеко от этого места, Дарий не сомневался в том, что всё завязано вокруг него, а, значит, когда они окажутся там, им будет проще отыскать Веронику и остальных. Он и сам не смог бы назвать причину этой уверенности. Может быть, дело было в том, что у него находился созданный ею магический предмет — компас, который и вёл его за собой. Кроме того, интуитивное ощущение говорило о том, что его ведьмочка в опасности. А, значит, им следовало поторопиться.
Я зажала уши руками, но всё равно продолжала слышать крики. Когда же они смокли, сквозь превратившийся в дым туман я разглядела силуэт лежащего на полу человека. Он застонал и посмотрел прямо на меня. В этот момент я узнала в нём Дария, но при попытке подбежать к нему наткнулась на прозрачную стену, не позволяющую приблизиться. Оставалось лишь, до боли стиснув ладони и закусив губу, наблюдать за тем, как он пытается привстать, опираясь на руки, как вытирает с лица кровь, как снова падает на спину и больше не поднимается.
Ещё через несколько мгновений увиденная мною картина пропала, как и рассеявшийся дым с гаревым запахом, а на смену всему этому пришло совсем другое. Сейчас я находилась в своей школе, но смотрела на саму себя со стороны. На старшеклассницу с раскрасневшимися щеками, сбившимся на бок пучком волос на голове и опухшими от слёз глазами. Мне никогда не нравилось плакать при посторонних, но следы недавних рыданий не могли скрыть даже попытки загородиться рукой от присутствующих возле меня людей. Их было много, некоторых я даже не знала. Самой первой в глаза бросилась фигура директрисы школы, которую я всегда побаивалась, зная о её дурном характере и не вынося истерическую манеру разговаривать. Глядя на собравшихся поверх своих нелепых модных очков, она говорила, что ни за что не приняла бы в свою школу невоздержанную ведьму, что её обманули и что она немедленно собирается передать её (меня) в руки инквизиторов.
— В ежовые рукавицы, — торжествующе добавила она.
— А как же Дарий Андреевич? — спросил стоящий перед ней мой двойник, опуская глаза и пряча руки в карманы джинсов.
— Кто? — непонимающе уточнила директриса.
— Дарий Княжевич, наш временный учитель литературы.
— Ты что-то путаешь. У нас нет учителей с таким именем. Даже временных.
Когда и эту картину заволокло туманом, у меня закружилась голова. Наверное, начинала сказываться кровопотеря, ведь после бега по второму этажу я даже не проверила, сколько раз успела наступить на стёкла. Прислонившись к стене, я зажмурилась, а, когда открыла глаза, то увидела просторную аудиторию Университета Магии и Карла Розенберга, невозмутимо приветствующего студентов в качестве нового декана.
Это была иллюзия. Страшные мысли и воспоминания, вытащенные из подсознания и в несколько раз усиленные магическим воздействием. Все чувства были обострены, похолодевшие руки дрожали, и я вдруг поняла, что со мной происходит. Я уже видела такое однажды. Только тогда это делали не со мной.
Воспоминание вспышкой пронзило сознание, а затем я снова закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, стараясь собраться с мыслями. Если меня насильно заставляют показывать самой себе жуткие иллюзии, это не значит, что я не могу сопротивляться. Для начала я решила попробовать заменить иллюзию другой, близкой к предыдущей, но отличающейся от неё. Та же аудитория. Но вместо солнца за окном осенний дождь, и никакого Розенберга, да и преподавательница совсем другая.
Когда у меня получилось, я выдохнула и представила, как иллюзия постепенно начинает расплываться и таять, словно картина, которую смывают с полотна. Всё пропало, и передо мной снова появился пустой чердак. Теперь можно было вернуться к вопросу, как отсюда выбраться.
— Надо же, справилась, — произнёс чей-то голос.
Я вскинула глаза, обнаружив, что больше не одна. Привлекательная блондинка, показавшаяся смутно знакомой, стояла в нескольких метрах от меня, брезгливо отряхиваясь от чердачной пыли, попавшей на её брючный костюм. Неприятная усмешка изогнула красивые губы.
— А мои воспоминания посмотреть хочешь? — продолжала она, и спустя мгновение я, будто на экране кинотеатра, увидела ту же молодую женщину, которую весьма откровенно целовал… Дарий. Теперь я вспомнила, где и при каких обстоятельствах я её видела. Той зимой в офисе МН.