По дороге к Копула-Холлу я удивил водителя, приказав везти нас длинным, кружным путем, который вел через Карн-штрас. В Бешеле это ничем не примечательная улица с множеством магазинов в Старом городе, но она пересечена с небольшим перевесом в сторону Уль-Комы. Большее число зданий принадлежит нашему соседу: в Уль-Коме это историческая, знаменитая Уль-Майдин-авеню, которая выходит к Копула-Холлу. Мы, словно случайно, проехали мимо выхода из Копула-Холла в Уль-Кому.
Я развидел его, когда мы выехали на Карн-штрас – по крайней мере, демонстративно, – но, конечно, гросстопично рядом с нами стояли очереди из улькомцев и тек ручеек бешельцев с бейджиками туристов. Они входили в то же самое физическое пространство, по которому, возможно, гуляли еще час назад. Теперь они удивленно оглядывались, любуясь архитектурой Уль-Комы, увидеть которую раньше означало совершить пролом.
Рядом с выходом в Уль-Кому находится храм Неизбежного Света. Я много раз любовался им на фотографиях, и хотя развидел его, когда мы проезжали мимо, я знал про его роскошные зубчатые стены и едва не сказал Дегештану, что мечтаю поскорее увидеть это чудо. Теперь же я на полной скорости выехал из Копула-Холла, и свет – иностранный свет – поглотил меня. Я глазел по сторонам, оборачивался, чтобы посмотреть на храм через заднее стекло. Я внезапно, к собственному удивлению, оказался в том же самом городе, что и он.
– Впервые в Уль-Коме?
– Нет, но давно здесь не был.
В первый раз я проходил тесты много лет назад: у моей отметки о сдаче зачетов давно истек срок годности, и, кроме того, она стояла в уже недействительном паспорте. На этот раз я прошел ускоренный курс ориентации – двухдневный. На занятиях был только я и различные преподаватели – улькомцы из посольства в Бешеле. Погружение в иллитанский, чтение текстов по истории Уль-Комы, гражданская география, основные положения местного законодательства. Данный курс, как и наши собственные эквиваленты, в основном рассчитан на то, чтобы помочь жителю Бешеля справиться с потенциально травмирующим фактом самого пребывания в Уль-Коме, с необходимостью не-видеть места, где мы прожили всю жизнь, и видеть здания, которые мы не замечали в течение десятилетий.
– С появлением компьютеров акклиматизационная педагогика продвинулась далеко вперед, – сказала одна из преподавателей – молодая женщина, которая постоянно хвалила мой иллитанский. – Теперь у нас много продвинутых методов; мы работаем с нейрофизиологами, и так далее.
Я – полицейский и поэтому оказался в привилегированном положении. Обычные путешественники проходили бы стандартный курс обучения и потратили бы значительно больше времени на сдачу экзаменов.
Меня посадили в так называемый «симулятор Уль-Комы» – будку с экранами на стенах внутри. На них проецировались фотографии и видео Бешеля, на которых бешельские здания были выделены с помощью освещения и фокусировки, а их улькомские соседи сведены к минимуму. В ходе занятий преподаватели снова и снова меняли акценты на противоположные, чтобы на тех же самых изображениях Бешель уходил в тень, а Уль-Кома сияла.
Кто при этом не вспомнит истории, на которых выросли и мы, и, несомненно, улькомцы? Мужчина из Уль-Комы и девушка из Бешеля встретились в Копула-Холле и вернулись домой и поняли, что они живут – гросстопично – по соседству. Они жили в одиночестве, храня верность друг другу, вставали в одно и то же время, ходили по пересеченным улицам, словно супружеская пара, каждый – в своем городе, никогда не создавая проломов, никогда не прикасаясь друг к другу, не говоря ни слова. В детстве мы слушали сказки об отступниках, которые проламывались и уходили от Пролома, поселяясь в пространствах между городами – не экспатрианты, но инпатрианты, скрывающиеся от правосудия и возмездия, мастерски становящиеся невидимыми для всех. «Дневник инпатрианта» Паланика запрещен в Бешеле (и я уверен, что и в Уль-Коме тоже), но я, как и большинство людей, читал его в пиратском издании.
Я прошел тесты, наведя указатель мыши на улькомский храм, улькомского жителя и улькомский грузовик с овощами так быстро, как только мог. Задания были слегка оскорбительными: их создатели рассчитывали поймать меня на том, что я невольно увижу Бешель. Когда я впервые проходил подобный курс обучения, то ничего такого еще не было. Еще совсем недавно в ходе аналогичных тестов вас могли спросить об отличительных чертах национального характера улькомцев и предложить выбрать среди типичных изображений людей улькомцев, бешельцев и «других» (евреев, мусульман, русских, греков или людей другой национальности – в зависимости от общественных настроений того времени).
– Видели храм? – спросил Датт. – Вон там раньше был колледж. А это многоквартирные дома. – Он тыкал пальцем в здания и говорил, куда ехать, водителю, которого он так мне и не представил.
– Наверное, сейчас у вас необычные ощущения, – сказал он мне.
Да. Я смотрел на то, что Датт мне показывает. Конечно, все знакомые гросстопичные места я не-видел, но не мог не замечать их. Улицы, по которым я постоянно ходил, кафе, в которых часто бывал, – все это сейчас находилось рядом, но на заднем плане, в другой стране. У меня перехватило дыхание. Сейчас я не-видел Бешель. Я забыл, какой он; я пытался представить его себе, но тщетно. Сейчас я видел Уль-Кому.
Сейчас, посреди дня, все было залито светом холодного пасмурного неба, а не неоновыми огнями, которые показывали в многочисленных программах, посвященных соседней стране. Продюсеры этих телепередач, очевидно, считали, что нам будет проще представить себе другой город в кричащих красках ночи. Но этот пепельный дневной свет освещал гораздо более яркие и живые цвета, чем те, что были в моем Старом Бешеле. В наши дни Старый город Уль-Комы по крайней мере наполовину превратился в финансовый квартал: причудливо украшенные, крытые дранкой крыши соседствовали с отполированной до зеркального блеска сталью. Рядом с домами из стекла уличные торговцы и торговки в платьях, заплатанных рубашках и штанах продавали рис и шампуры с мясом модно одетым мужчинам и немногочисленным женщинам (мимо которых, в сторону более скромных бешельских зданий, шли мои ничем не выделяющиеся соотечественники, которых я пытался развидеть).
После того как ЮНЕСКО мягко выразила неодобрение Уль-Коме и погрозила ей пальцем (к которому были привязаны инвестиции из европейских стран), местные власти приняли законы о зонировании, которые должны были бороться с наиболее чудовищными проявлениями архитектурного вандализма, вызванного экономическим бумом. Некоторые из наиболее уродливых новых зданий даже снесли, исторические достопримечательности Уль-Комы с их барочными украшениями все равно казались почти жалкими по сравнению с их огромными молодыми соседями. Я, как и все жители Бешеля, привык ходить по магазинам среди иностранных теней иностранного успеха.
Иллитанский повсюду; непрекращающиеся комментарии Датта, возгласы торговцев и таксистов, оскорбления, которыми осыпают друг друга водители. Я вдруг ощутил, сколько ругани я не-слышал на пересеченных улицах на родине. В каждом городе мира есть свой лексикон автомобилистов. Мы еще не добрались до сплошных улькомских районов, и улицы еще обладали знакомыми очертаниями, но из-за резких поворотов они казались более запутанными. Все происходило так странно, как я и ожидал, – видение и не-видение, пребывание в Уль-Коме. Мы ехали обходными путями, которые в Бешеле редко использовались или предназначались только для пешеходов. Наш водитель постоянно жал на гудок.
– В гостиницу? – спросил Датт. – Может, хотите освежиться и что-нибудь поесть? Тогда куда? Наверняка у вас есть какие-то соображения. У вас хороший иллитанский, Борлу. Он лучше, чем мой бешельский. – Он рассмеялся.
– У меня есть планы. Хочу побывать кое-где. – Я выставил вперед свой блокнот. – Вы получили досье, которое я вам отправил?
– Разумеется, Борлу. Это все, да? Вы на этом остановились? Я бы рассказал вам о том, что мы уже сделали, но… – он поднял руки, словно сдаваясь в плен, – но, если честно, похвастаться особо нечем. Мы думали, что в игру вступит Пролом. Почему вы не отдали дело им? Любите усложнять себе работу? – Снова смех. – В общем, дело мне поручили всего пару дней назад, так что на многое не рассчитывайте. Но мы им плотно занимаемся.
– Какие-нибудь соображения насчет места убийства?
– На самом деле нет. Есть только запись с тем фургоном, проезжающим через Копула-Холл. Мы не знаем, куда он затем поехал. Никаких версий. В общем, ситуация…
Казалось бы, бешельский фургон в Уль-Коме заметили бы, как и улькомский – в Бешеле. Но на самом деле до тех пор, пока человек не замечал знак на лобовом стекле, он предполагал, что иностранный автомобиль находится в другом городе, и, соответственно, стремился его развидеть. Потенциальные свидетели обычно не знали, что перед ними что-то важное.
– Этот вопрос я хочу прояснить прежде всего.
– Разумеется, Тиадор – или, может Тиад? Что вы предпочитаете?
– И еще я бы хотел поговорить с ее преподавателями, с ее друзьями. Можете отвезти меня в Бол-Йе-ан?
– Меня можете называть «Датт» или «Кусс», мне все равно. Слушайте, давайте сразу договоримся, чтобы потом не было недоразумений. Я знаю, что ваш комиссар, – он с удовольствием произнес иностранное слово – уже вам об этом сказал, но все-таки: это улькомское расследование, и здесь у вас нет прав полиции. Поймите меня правильно – мы очень благодарны вам за сотрудничество, и мы наладим совместную работу, но следователем должен быть я. А вы – консультант, наверное.
– Конечно.
– Извините. Все эти разговоры типа «я начальник» – полная херня. Вы уже общались с моим боссом, полковником Муаси? В общем, он хотел заранее убедиться в том, что вы на нас не в обиде. Вы, разумеется, почетный гость улькомской милиции.
– Я не ограничен рамками… я могу путешествовать?
– У вас есть разрешение, и печать, и все прочее. – Одноразовая виза, с продлением через месяц. – Конечно, если вам нужно, если хотите, можете пару дней потратить на осмотр города, но когда вы сам по себе, то вы просто турист. Лады? Но, наверное, лучше так не делать. Нет, вас никто останавливать не будет, но мы же знаем, что гостю сложно без гида – вы можете проломиться, даже не желая того, и что тогда?