Он не хотел выходить из комнаты, но видел, что она уже меня не боится.
– Но она действительно ходила в те места, где они оставляли для нее письма, – сказала Иоланда. – В диссенсы – точки входа в Орсини. Она была так близка к тому, чтобы стать его частью. Так она думала. Поначалу. – Я ждал, и наконец Иоланда продолжила: – Я все спрашивала у нее, что случилось. В последние две недели произошло что-то очень плохое. Она перестала ходить на раскопки, на совещания и так далее.
– Я слышал.
– «В чем дело?» – спрашивала я, и поначалу она такая: «Ничего». Но в конце концов она сказала, что ей страшно. «Что-то не так», – сказала она. Кажется, она злилась, что Орсини ее не впускает, и работа сводила ее с ума. Я никогда не видела, чтобы она так упорно училась. Я спрашивала ее, в чем дело. Она отвечала, что ей страшно. Говорила, что раз за разом перечитывает свои записи и начинает кое-что понимать. Что дело плохо. Она сказала, что мы воруем, сами не подозревая об этом.
Айкам вернулся с двумя теплыми банками газировки «Кора-Оранжа» для меня и Иоланды.
– Думаю, она сделала что-то, чтобы разозлить Орсини. Она знала, что они с Боуденом попали в беду. Она так сказала перед тем, как…
– Зачем им его убивать? – спросил я. – Он ведь уже не верит в Орсини.
– О господи, ну конечно, он в них верит. Конечно. Да, он много лет это отрицал, чтобы не потерять работу, но вы книгу его читали? Они преследуют всех, кто знает про них. Перед тем как исчезнуть, Махалия сказала, что ему грозит опасность. Он слишком много знал, и я тоже. А теперь и вы.
– Что вы собираетесь делать?
– Останусь здесь. Буду прятаться. Попытаюсь выбраться отсюда.
– И как это у вас получается? – спросил я. Иоланда страдальчески посмотрела на меня. – Ваш парень сделал все, что мог. Даже спросил у меня, как преступник мог бы выбраться из города. – Она даже улыбнулась. – Разрешите мне вам помочь.
– У вас ничего не получится. Они повсюду.
– Вы не можете этого знать.
– Как вы меня защитите? Они и до вас доберутся.
Через каждые несколько секунд снаружи раздавались звуки шагов по лестнице, крики и шум переносного MP3-плеера, улькомский рэп или техно, которое слушали на безумном уровне громкости. Такие повседневные звуки могут быть камуфляжем. Корви сейчас была в другом городе. Теперь, когда я стал прислушиваться к этим звукам, мне показалось, что время от времени их источники останавливались у двери квартиры.
– Мы не знаем, как все обстоит на самом деле, – заметил я. Я собирался сказать больше, но понял, что не уверен в том, кого я хочу убедить. Я помедлил, и она прервала меня:
– Махалия знала… Что вы делаете?
Я достал свой телефон и, держа его обеими руками, поднял его вверх, словно сдаваясь.
– Не паникуйте, – сказал я. – Я просто подумал… Нужно решить, что мы будем делать. Есть люди, которые, возможно, нам помогут…
– Остановитесь, – сказала она.
У Айкама был такой вид, словно он снова готов на меня броситься. Я приготовился сделать шаг в сторону, но помахал телефоном, показывая Иоланде, что он выключен.
– Есть вариант, который вы не рассматривали, – сказал я. – Вы могли бы выйти на улицу, перейти через дорогу недалеко отсюда и зайти на Яхуд-штрас. Это в Бешеле. – Она посмотрела на меня словно на сумасшедшего. – Встать там, помахать руками. Вы могли бы проломиться.
Ее глаза расширились.
Еще один человек пробежал наверх, что-то крича, и мы трое немного подождали.
– Вы не думали, что стоит попробовать? Кто пойдет против Пролома? Если вас преследует Орсини… – Иоланда смотрела на коробки со своими книгами, на саму себя, упакованную в коробки. – Может, для вас это будет даже безопаснее.
– Махалия говорила, что они враги, – ответила Иоланда. Голос ее звучал так, словно она где-то далеко. – Однажды она сказала, что вся история Бешеля и Уль-Комы – это история войны между Орсини и Проломом. Бешель и Улькома – это шахматные фигуры в этой войне. Со мной они могут сделать все, что угодно.
– Да бросьте, – прервал ее я. – Вы же знаете: иностранцев, которые проламываются, просто выставляют…
Но она тоже прервала меня:
– Даже если бы я знала, как они поступят – а мы этого не знаем, – подумайте вот о чем. Это тайна, которой более тысячи лет. Она между Уль-Комой и Бешелем и все время наблюдает за нами. И у нее свои планы. Думаете, мне будет безопаснее, если меня заберет Пролом? Внутрь Пролома? Я не Махалия. Я не уверена, что Орсини и Пролом – враги. – Иоланда посмотрела на меня. Я не стал отмахиваться от ее слов. – Может, они сотрудничают. А может, когда вы призываете их, то уже сотни лет передаете власть Орсини, пока рассказываете друг другу о том, что Орсини – просто сказка. Мне кажется, что Орсини – имя, которым называет себя Пролом.
Глава 20
Сначала Иоланда не хотела, чтобы я входил, а потом – чтобы я уходил.
– Вас заметят! Они вас найдут и схватят, а потом придут за мной.
– Я не могу здесь оставаться.
– Они вас поймают.
– Я не могу здесь оставаться.
Она посмотрела, как я прошелся по комнате – к окну и обратно к двери.
– Не надо… Отсюда нельзя звонить…
– Не паникуйте. – Но я остановился, так как не знал, может, она и не зря боится. – Айкам, у этого здания есть другие выходы?
– Кроме того, через который мы вошли? – На мгновение его взгляд стал пустым. – Внизу есть пустые квартиры. Можно заглянуть в них…
– Ладно.
Начался дождь; он стучал, словно кончиками пальцев, по закрашенным стеклам. Судя по тому, как неуверенно потемнели белые окна, это была лишь небольшая облачность. Возможно, она смыла все цвета. И все равно бегство сейчас казалось более безопасным, чем в холодную и солнечную погоду, как в это утро. Я принялся расхаживать по комнате.
– Вы одни в Уль-Коме, – прошептала Иоланда. – Что вы можете сделать?
– Вы мне доверяете? – спросил я.
– Нет.
– Очень жаль. У вас нет выбора – я вас отсюда вытащу. Здесь я не в своей стихии, но…
– Что вы хотите сделать?
– Я собираюсь вытащить вас отсюда, вернуть на знакомую землю, туда, где я могу решать вопросы. Я собираюсь доставить вас в Бешель.
Она запротестовала. Она никогда не была в Бешеле. Оба города контролировал Орсини, за обоими наблюдал Пролом. Я прервал ее:
– А что еще вам делать? Бешель – мой город. Я не знаю, как устроена местная система. Здесь у меня нет контактов, здесь я не ориентируюсь. Но из Бешеля я могу вас вывезти, а вы поможете мне.
– Вы не…
– Иоланда, заткнитесь. Айкам, ни с места. – Мне нельзя было терять времени. Она была права: я не мог обещать ей ничего, только попытку ее вызволить. – Я могу вытащить вас, но не отсюда. Еще один день. Ждите здесь. Айкам, это все: больше ты в Бол-Йе-ане не работаешь. Теперь твоя задача – быть здесь и заботиться об Иоланде. – Он вряд ли сможет ее защитить, но своими постоянными вмешательствами в Бол-Йе-ане он непременно привлечет внимание людей. – Я вернусь. Понимаете? И вытащу вас.
У нее есть консервы, их хватит на несколько дней. У нее есть маленькая гостиная, она же спальня, еще одна комната, поменьше, в которой нет ничего, кроме сырости, кухня без электричества и газа. Туалет не работал, но день-два они протянут: Айкам набирал воду в ведра в какой-то колонке. Еще он купил кучу освежителей воздуха, и поэтому здесь воняло не так сильно, как могло бы.
– Оставайтесь здесь, – сказал я. – Я вернусь. – Айкам узнал фразу, хотя она и была на английском. Он улыбнулся, и поэтому я повторил ее с австрийским акцентом. Иоланда не поняла шутку. – Я вас вытащу, – сказал я ей.
Я немного потолкался в двери на первом этаже и нашел пустую квартиру. Когда-то давно в ней был пожар, и там по-прежнему пахло углями. Я постоял на кухне, посмотрел сквозь окна с выбитыми стеклами на самых стойких мальчиков и девочек, которые отказывались уйти из-под дождя. Я долго ждал, заглядывая в каждую тень, но, кроме детей, никого не увидел. Натянув рукава на пальцы, чтобы защитить их от осколков стекла, я выпрыгнул во двор. Если дети и заметили меня, то ничего не сказали.
Я умею проверять, есть ли за мной слежка. Я быстро прошел по извилистым тропкам, пересекавшим территорию жилого комплекса, мимо его мусорных баков и машин, граффити и детских площадок, пока не выбрался на улицы Уль-Комы и Бешеля. Я увидел, что здесь, кроме меня, есть еще пешеходы, с облегчением выдохнул и, как и все остальные, пошел целенаправленно, словно спасаясь от дождя. Я наконец включил телефон, и он с упреком показал мне, сколько сообщений я пропустил. Все они были от Датта. Я умирал с голоду и точно не знал, как вернуться в Старый город. Я стал бродить в поисках метро, но нашел телефонную будку. Я позвонил ему.
– Датт.
– Это Борлу.
– Твою мать! Вы где? Где вы были? – Голос у него был злой, но заговорщический; ответив на звонок, он заговорил тише, а не громче. Хороший признак. – Блин, я вам уже несколько часов звоню. Вы в порядке? Что происходит?
– Я в порядке, но…
– Что-то произошло? – В его голосе звучал гнев, но не только.
– Да, но я не могу об этом говорить.
– Да ладно, блин.
– Послушайте. Послушайте. Мне нужно с вами поговорить, но у меня нет времени на все это. Если хотите знать, что происходит, встретимся… я не знаю… – я полистал атлас, – …в Кайн-Ше, на площади у станции, через два часа. И, Датт, никого не приводите. Дело серьезное. Вы даже не представляете насколько. Я не знаю, к кому обратиться. Вы мне поможете?
Я заставил его ждать час и следил за ним из-за угла. Наверняка он знал, что я так и сделаю. Станция Кайн-Ше – крупный вокзал, поэтому на площади рядом много кафе, здесь работают уличные музыканты, здесь улькомцы покупают DVD и электронику в киосках. Топольгангерская площадь в Бешеле тоже не пустовала, поэтому не-видимые жители Бешеля гросстопически тоже были здесь. Я укрылся в тени одного из сигаретных киосков, сделанного в форме улькомской временной хижины – когда-то такие можно было часто встретить на болотах, где собиратели просеивали пересеченную грязь. Я видел, что Датт ищет меня, но прятался, пока не стемнело, и следил за тем, не звонит ли он кому-нибудь (он не звонил) и не подает ли кому-нибудь сигналы (не подавал). Наконец я появился в его поле зрения и стал равномерно помахивать рукой. Это привлекло его внимание, и я поманил его к себе.