– Самолеты «Беш-Эйра» и «Иллитании» на земле. Аэропорты не принимают рейсы.
– А частные самолеты?
– Для них инструкции те же самые, но они, в отличие от национальных авиакомпаний, нам не подчиняются, так что это более…
– Вот оно. Вы не успеете их блокировать. Кто-то вырвется. Мы должны добраться до здания «Сир энд Кор».
– Это там, где…
– Где происходит то, что происходит. Все это… – я указал на окно. Мы услышали звон разбивающегося стекла, крики, рев автомобилей, звуки рукопашной. – Это – обманка.
Глава 27
На улицах, по которым мы шли, билась в предсмертных судорогах маленькая революция, которая умерла, не успев родиться, но еще об этом не знала. Но эта агония по-прежнему представляла опасность, и поэтому мы были в боевой готовности. Никакой комендантский час не смог бы сдержать эту панику.
Люди в обоих городах бежали; на улице впереди нас громкоговорители сообщали на бешельском и иллитанском о том, что действует карантин. Кто-то бил окна. Некоторые из тех, кого я видел, бежали скорее весело, чем напуганно. Не объединители – подростки, бросающие камни и тем самым совершающие свое самое страшное правонарушение в жизни, создавая крошечные проломы в чужом городе. Улькомская пожарная бригада спешила по улице на своей блеющей машине туда, где светилось ночное небо. В нескольких секундах за ней следовала бешельская машина; они по-прежнему пытались соблюдать различия; одна команда сражалась с огнем в одной части здания, вторая – в другой.
Этим детям стоило побыстрее убраться с улиц, потому что повсюду были люди Пролома – невидимые для большинства и, как обычно, действующие скрытно. На бегу я замечал их: они двигались целеустремленно, словно хищники, словно Ашил и я. Я видел их потому, что в последнее время натренировался их замечать, а они видели меня.
Мы заметили отряд объединителей. Я был потрясен, даже после нескольких дней жизни между городом и городом, увидев, что они действуют сообща. Их одежда, несмотря на их панк-рокерские куртки и нашивки, четко заявляла тем, кто настроен на городской семиозис, о том, что эти люди либо из Бешеля, либо из Уль-Комы. А теперь они были вместе, они шли от дома к дому, покрывая стены граффити в смешанном бешельско-иллитанском стиле, выводя на обоих языках слова – идеально читаемые, хотя и несколько вычурные: «ВМЕСТЕ! ЕДИНСТВО!»
Ашил потянулся за оружием. Он подготовил его еще до нашего выхода, но я не успел его разглядеть.
– У нас нет времени… – начал было я, но из теней вокруг бунтовщиков даже не появились, а скорее сфокусировалась небольшая группа. Пролом. – Как у вас получается так двигаться? – спросил я.
Аватары были в меньшинстве, но они бесстрашно двинулись на эту группу, и резко – не эффектными, но весьма брутальными бросками и захватами – обездвижили троих. Остальные перестроились, и тогда люди Пролома достали оружие. Я ничего не услышал, но двое объединителей упали.
– Господи, – сказал я, но мы уже двинулись дальше.
Ловким движением руки Ашил открыл ключом какую-то машину, выбранную по неизвестным мне критериям.
– Садись. – Он оглянулся. – Подобные операции лучше проводить так, чтобы это никто не видел. Они их переместят. Это чрезвычайная ситуация. Оба города теперь в Проломе.
– Господи…
– Только там, где этого нельзя избежать. Только для того, чтобы взять под контроль города и Пролом.
– А беженцы?
– Есть и другие возможности. – Он запустил двигатель.
Машин на улицах было мало. За каждым углом нас подстерегали неприятности. По улицам двигались небольшие группы людей Пролома. Если кто-то из них пытался остановить нас, то Ашил просто смотрел на него, доставал свой знак или выстукивал пальцами какой-то тайный код. Все понимали, что он – аватар, и пропускали нас.
Я умолял его взять с собой больше людей.
– Они не пойдут, – сказал он. – Не поверят. Я должен быть с ними.
– Вы о чем?
– Сейчас все разбираются с этим. У меня нет времени на споры.
Вдруг мне стало предельно ясно, насколько мало людей Пролома, насколько тонка эта линия. Они придерживались принципов демократии, децентрализации и самоуправления, и это означало, что Ашил мог выполнять это задание, поскольку я убедил его в том, что это важно. Однако из-за кризиса мы остались в одиночестве.
Ашил повел машину через многополосное шоссе, через натянутые границы, объезжая небольшие очаги анархии. На углах стояла милиция и полиция. Иногда из ночной темноты появлялись аватары Пролома и отдавали приказы местной полиции – забрать какого-нибудь объединителя или труп, что-то охранять – и снова исчезали. Дважды я видел, как они вели куда-то напуганных североафриканцев – беженцев, которые стали инструментами создания хаоса.
– Этого не может быть, мы… – Ашил прервал себя и коснулся наушника: ему пришло новое сообщение.
Когда все закончится, появятся лагеря, набитые объединителями. Исход дела уже был предрешен, но объединители все еще пытались поднять на борьбу население, крайне негативно к ним настроенное. Наверное, их пьянила возможность перейти через границы и встретить своих зарубежных товарищей на улице, которая внезапно стала единой, создать – хотя бы на несколько секунд – свою собственную страну, ночью, перед начертанным на стене лозунгом и разбитым окном. Наверно, они уже знали, что народ не пошел за ними, но, несмотря на это, не растворились в своих городах. Как они могли вернуться? Честь, отчаяние или храбрость заставляли их действовать.
– Этого не может быть, – сказал Ашил. – Глава «Сир энд Кор», какой-то чужак никогда не смог бы это организовать… Мы… – Он прислушался к тому, что ему сказали по телефону, и его лицо застыло. – У нас потери среди аватаров.
В войне между теми, кто стремится объединить города, и силой, которой поручено их разделять, пролилась кровь.
«ЕДИНСТВО» – это слово не успели дописать на здании Унгир-Холла, оно же – дворец Сул-Кибай, так что теперь на здании была написана какая-то бессмыслица. Краска еще не успела засохнуть. Кварталы, которые в Бешеле были деловым центром, совсем не походили на свои аналоги в Уль-Коме. Штаб-квартира компании «Сир энд Кор» находилась на берегах реки Колинин; открытие ее филиала стало одной из немногих успешных попыток оживить умирающий док Бешеля. Мы проехали мимо темной воды.
Стук, доносившийся с пустого неба, заставил нас поднять глаза. Мы увидели одинокий вертолет, подсвеченный своими собственными мощными прожекторами.
– Это они, – сказал я. – Мы опоздали. – Однако вертолет летел с запада, к реке. Он не увозил пассажиров, а летел за ними. – Вперед.
Даже в такую ночь, полную событий, меня поражало умение Ашила вести машину. Он свернул на темный мост, поехал против направления движения по односторонней бешельской улице, пугая прохожих, затем по пересеченной площади, а затем по улице в Уль-Коме. Я выглядывал из окна, следил за тем, как вертолет садится между домами у реки в полумиле от нас.
– Он сел, – сказал я. – Действуйте.
Это был перестроенный склад, по обеим сторонам от которого стояли надутые газовые комнаты улькомских зданий. На площади никого не было, но в здании «Сир энд Кор», несмотря на поздний час, горели огни, а у входа стояли охранники. Когда мы вошли, они агрессивно двинулись к нам. Фойе было выложено мрамором и подсвечено люминесцентными лампами. Логотипы «СК» из стали висели на стенах, словно картины, а на столах рядом с диванами лежали журналы и корпоративные отчеты, сделанные в виде журналов.
– Валите на хрен отсюда, – сказал охранник, бывший бешельский военный. Он положил руку на кобуру и повел к нам своих людей, но замер, увидев, как действует Ашил.
– Сдавайтесь, – сказал Ашил и сердито посмотрел на него, чтобы запугать. – Сегодня весь Бешель в Проломе.
Показывать свой значок ему не пришлось: охранники отступили.
– Отоприте лифты и дайте мне ключи от вертолетной площадки, – добавил он. – Никого не впускать.
Если бы охранники были иностранцами, если бы они приехали сюда из родной страны «Сир энд Кор», из Европы или Северной Америки, то, возможно, не подчинились бы. Но мы сейчас находились в Бешеле, и охранники были бешельцами, так что они сделали так, как сказал Ашил. В лифте он достал оружие – большой пистолет неизвестной мне модели. Ствол пистолета был заключен в огромный глушитель. С помощью ключа, полученного от охранников, мы с Ашилом поднялись на самый верх, на этажи, где располагалась администрация.
Дверь открылась навстречу порывам жесткого холодного ветра. Мы оказались в темноте, среди сводчатых крыш, антенн, тросов улькомских дирижаблей, зеркальных фасадов улькомских компаний и шпилей храмов в обоих городах. Перед нами, за ограждениями, находилась вертолетная площадка. Темная машина уже ждала, ее ротор вращался очень медленно, почти беззвучно. Перед вертолетом собралась группа людей.
Мы почти ничего не могли расслышать за гулом двигателя и ревом сирен в городе, где продолжалось подавление бунта объединителей. Люди, стоявшие у вертолета, не услышали, как мы подошли. Мы держались ближе к укрытиям. Ашил повел меня к вертолету. Их было четверо. Двое из них крупные, бритоголовые – похоже, ультранационалисты: «Истинные граждане», выполняющие тайное задание. Они стояли по бокам от незнакомого мне человека и еще одного, которого я не мог разглядеть. Двое в центре о чем-то горячо спорили.
Я не понял как, но один из них нас увидел. Поднялась суматоха. За секунду до того, как пилот вертолета осветил нас мощным прожектором, они повернулись к нам, и я увидел четвертого из них – он смотрел прямо на меня.
Михель Бурич. Социал-демократ, представитель оппозиции, второй человек из Торговой палаты.
Прожектор ослепил нас. Ашил схватил меня и затащил за толстую железную трубу вентиляционной системы. Наступила долгая тишина. Я ждал, когда начнется стрельба, но никто не стрелял.
– Бурич, – сказал я Ашилу. –