– Я всегда говорил ей правду. Вы же слышали меня, инспектор. Я много раз вам говорил. Такого места, как Орсини, не существует.
– Вы ей льстили? Говорили ей, что можете поведать правду только ей?
– Борлу, я могу убить вас прямо сейчас, и никто не узнает, где именно мы находимся. Если бы вы были в одном городе или в другом, тогда, возможно, они бы меня арестовали, но вы ни в одном из них. Я знаю, и вы тоже, что все не так – но только потому, что все – и в том числе Пролом – не соблюдают правила, их собственные правила. Но ситуация такова: если вас убьет человек, про которого точно неизвестно, в каком он городе, и если никто не знает, в каком именно городе находитесь вы, то ваш труп останется гнить здесь навсегда. Людям придется переступать через вас. Потому что никто не создал пролома. Ни бешельцы, ни улькомцы не станут убирать ваш труп – просто не захотят рисковать. Вы будете лежать здесь и отравлять своим зловонием оба города, пока не превратитесь в пятно. Я ухожу, Борлу. Думаете, если я в вас выстрелю, вам придет на помощь Бешель? Или Уль-Кома?
Наверное, Корви и Датт услышали его, даже если пытались этого не делать. Боуден смотрел только на меня и не двигался.
– Мой… ну, мой напарник… из Пролома был прав, – сказал я. – Даже если Бурич и мог это замыслить, ему не хватило бы опыта и терпения организовать все так, чтобы на это купилась Махалия. Она была умной. Для этого нужен человек, который разбирается в архивах, и тайнах, и слухах про Орсини – и не слегка, а в полной мере. Вы говорите, что сказали ей правду: Орсини не существует. Вы повторяли это снова и снова. Таков был ваш расчет, верно? Это придумал Бурич – после той конференции, когда она всем так досадила? Определенно, это придумали не «Сир энд Кор» – они бы наняли человека, который бы занимался контрабандой более эффективно, а не так, как вы, по мелочи. Нет, они просто воспользовались подвернувшейся возможностью. Вам, конечно, понадобились ресурсы Бурича, чтобы все это провернуть, а он, разумеется, не отказался от шанса обокрасть Уль-Кому, торгануть Бешелем – сколько инвестиций было связано с этим проектом! – и к тому же сколотить на этом состояние. Но это была ваша идея, и вы действовали не ради выгоды, а потому что вам не хватало Орсини – места, где можно и так, и этак. Да, разумеется, насчет Орсини вы тогда ошиблись, но сейчас могли повернуть все так, как будто были правы.
Были откопаны особые артефакты, в которых могли разобраться только археологи – или те, как считала бедная Иоланда, кому они принадлежали. Затем выдуманный Орсини внезапно прислал инструкции своему агенту – требуя действовать решительно, не давая времени на то, чтобы подумать или передумать – быстро заберите предметы у похитителей и передайте нам.
– Вы сказали Махалии, что можете сообщить правду только ей, что от своей книги вы отреклись просто из-за политических интриг? Или вы сказали ей, что струсили? Вот это было бы ловко. Наверняка вы так и сделали. – Я подошел к нему. Его выражение лица изменилось. – «Мне стыдно, Махалия, но давление было слишком велико. Ты смелее, чем я. Продолжай работу, ты так близка к цели, ты его найдешь…» Вы просрали свою карьеру, и время вспять не обратишь. Но есть другой вариант: повернуть все так, как будто это с самого начала было правдой. Уверен, деньги вы получили неплохие – только не говорите, что вам не платили… У Бурича были свои причины, у «Сир энд Кор» – свои, а нацики готовы работать на любого, кто умеет красиво говорить и у кого есть бабло. А для вас смысл заключался в Орсини, да? Но Махалия поняла, что это бред, доктор Боуден.
Насколько идеальной, наверное, стала эта не-история – ее второй вариант – сейчас, когда он мог создавать доказательства не только из обрывков документов и ссылок на неправильно понятые тексты, но и добавлять к ним фальсифицированные данные, советовать тенденциозные статьи и даже создавать сообщения – для самого себя, для нее, а позднее и для нас – от жителей несуществующего города. Но Махалия все равно узнала правду.
– Наверное, вам это было неприятно, – сказал я.
Он не отрывал взгляд от того места, где мы находились.
– Это да…
Она сказала ему, что доставка товара – и выплаты за него – прекратится. Но его разозлило не это.
– Может, она думала, что вас тоже обманули? Или она поняла, что за всем этим стоите вы? – Удивительно, что такая подробность почти не имела отношения к сути дела. – Я думаю, что она не знала. Она не стала бы над вами насмехаться, это не в ее характере. Мне кажется, что она хотела защитить вас. Поэтому и договорилась о встрече – чтобы сказать, что вас обоих кто-то надул, что вам обоим грозит опасность.
Нападение было таким яростным. Все усилия оказались напрасными, сделанные задним числом оправдания мертвого проекта опровергнуты. Никакого соревнования, никакой победы по очкам. Факт оставался фактом: Махалия, даже не подозревая того, оказалась умнее, чем Боуден, поняла, что он все придумал – несмотря все его попытки сделать свое творение непотопляемым. Она сокрушила его – беззлобно, бесхитростно. Доказательства снова уничтожили его концепцию, его улучшенную версию, Орсини 2.0, – как и в прошлый раз, когда он действительно верил в него. Махалия умерла, так как доказала Боудену, что он дурак, если поверил в придуманную им сказку.
– Что это за вещь? Она…
Нет, она не могла бы ее вынести, а если бы и доставила, то вещь не осталась бы у него.
– Я храню ее уже много лет, – сказал он. – Ее я нашел сам. Когда я занимался раскопками. Тогда их охраняли не так, как сейчас.
– Где вы с ней встречались.? В каком-нибудь из этих бредовых диссенсов? В каком-нибудь пустом здании, про которое вы ей наплели, что там действует магия Орсини?
Это не важно. Место убийства было просто какой-то пустой площадкой.
– А вы поверите, если я скажу, что точно не помню самого момента? – осторожно спросил он.
– Да.
– Просто эти постоянные… эти…
Рассуждения, разрушившие его проект. Наверное, он показал ей этот артефакт в качестве доказательства. «Это не Орсини! – вероятно, сказала она. – Мы должны подумать! Кому может пригодиться такая вещь?» И это привело его в ярость.
– Вы сломали эту штуку.
– Ее можно починить, она крепкая. Артефакты – прочные штуки.
Несмотря на то, что ею он забил до смерти Махалию.
– Это была хорошая мысль – провезти ее через контрольно-пропускной пункт.
– Когда я позвонил и попросил прислать водителя, Бурич не обрадовался, но все понял. Проблема была не в милиции и не в полиции. Мы не могли допустить, чтобы нас заметил Пролом.
– Но у вас устаревшая карта. Я заметил это еще в прошлый раз, она лежала на вашем столе. Весь этот хлам, который собрали вы или Йорджевич, – он оттуда, где вы ее убили? – он был бесполезен.
– Когда они успели построить этот парк для скейтеров? – На мгновение Боудену удалось сделать вид, словно эта мысль действительно его развеселила. – Это ведь должен быть прямой путь к устью реки.
Где старое железо утащило бы ее на дно.
– Разве Йорджевич не знал дороги? Это же его город. Ну и боец.
– У него никогда не было повода ездить в Покост. Я сам не бывал там с тех пор, как приехал на конференцию. Карту, которую я ему дал, я купил много лет назад, и на тот момент она была правильная.
– Но во всем виновато проклятое городское строительство, да? Вот он приехал, в фургоне груз, а тут рампы и хафпайпы, они преграждают путь к воде, а уже светлеет. И когда этот план провалился, вы с Буричем… поссорились.
– На самом деле нет. У нас с ним был разговор, но мы решили, что все утихло. Нет, он забеспокоился, когда вы прибыли в Уль-Кому, – сказал он. – Именно тогда он понял, что нам грозит опасность.
– Значит… В каком-то смысле я должен перед вами извиниться…
Он попытался пожать плечами. Даже этот его жест не выдавал в нем жителя одного из городов. Он постоянно сглатывал, но его тики ничего не говорили о том, где он находится.
– Если угодно, – сказал он. – Именно тогда он вывел на охоту своих «Истинных граждан». Даже прислал ту бомбу – чтобы вы во всем обвинили «Кома превыше всего». И, кажется, он думал, что я тоже в это поверил. – На лице Боудена отобразилось отвращение. – Наверное, он слышал, что так бывало и раньше.
– Все эти записки, которые вы писали на языке Предшественников, письма с угрозами в свой адрес, сымитированные ограбления – все это добавляло правдоподобности вашему Орсини. – Он так посмотрел на меня, что я не стал добавлять «вашему вранью». – А Иоланда?
– Мне… мне очень жаль, что с ней так вышло. Наверное, Бурич решил, что мы с ней были… Что Махалия или я ей что-то рассказали.
– Но это не так. И Махалия тоже ничего ей не говорила – она защищала ее от всего этого. На самом деле только Иоланда до конца верила в Орсини. Она была вашей самой главной фанаткой. Она и Айкам.
Боуден холодно посмотрел на меня. Он знал, что эти двое не отличались особым умом.
– Господи, Боуден, какой же вы враль, – сказал я после долгой паузы. – Вы даже сейчас врете. Думаете, я не знаю, что это вы сказали Буричу, что Иоланда придет туда? Вы отправили их туда на тот случай, если ей что-то известно. Но, как я и сказал, она ничего не знала. Вы убили ее ни за что. Но почему туда пришли вы? Вы же понимали, что они попытаются убрать и вас тоже.
Мы долго смотрели друг на друга.
– Должны были удостовериться, да? – спросил я. – И они тоже.
Они не отправили бы Йорджевича, не организовали бы это экстраординарное покушение через границу из-за одной Иоланды. Они даже точно не знали, что ей известно – и известно ли вообще. Но они прекрасно понимали, что Боуден знает все.
«Они думали, что я тоже в это верю», – сказал он когда-то.
– Вы сказали им, что она будет там и что вы тоже переходите, потому что «Кома превыше всего» пытается вас убить. Неужели они полагали, что вы в это верите? Вы должны были прийти туда, иначе бы они поняли, что их обвели вокруг пальца. Если бы Йорджевич не увидел вас, он бы сообразил, что вы что-то затеяли. Он должен был видеть вас обоих. – Я вспомнил то, как странно шагал Боуден в Копула-Холле, как он странно себя вел. – Значит, вы должны были явиться и сделать так, чтобы вас кто-то загораживал… – Я остановился. – Там было три цели? Значит, именно из-за меня все пошло не так. Я покачал головой. – Вы знали, что они попытаются вас убить, но готовы были рискнуть, лишь бы избавиться от нее. Камуфляж.