Город и лес у моря — страница 4 из 26

Я перечислила тут далеко не всех иллюстраторов первых книг отца, даже из ленинградцев. В других городах, конечно, тоже печатались книги Бианки с иллюстрациями тамошних художников. В Москве ими были В. Ватагин, Г. Никольский, Е. Рачев.

Отец особенно ценил согласие художников жить летом где-нибудь поблизости, например в соседней деревне, и тогда рассказы, построенные на местном материале, получали наиболее достоверные изображения героев, будь то маленький Муравьишка или Аришка-Трусишка с медвежонком. Сюжетная линия занимает маленького читателя или слушателя, автор же одновременно ненавязчиво знакомит его с птицами, зверями, насекомыми, их приспособленностью к условиям жизни. Той же степени условности, с точки зрения отца, должен придерживаться и художник-иллюстратор – никак не большей, иначе будет нарушено найденное автором равновесие между биологической правдой и принятой сказочной формой.

Другу-редактору В. Бианки писал: «Кто заглянет в их детство – покажет, как солнце, лес, птица, зверь сделали из человека еще ребенком жизнерадостного поэта и счастливца через всё». Детские и юношеские впечатления оставляют долгую память, и у отца среди первых книг и рассказов есть воспоминания о его жизни в Лебяжьем, объединенные отстраненным названием «Про одного мальчика». В 1940-х годах он возвращается к лебяженским темам в рассказах «Морской чертенок», «О Аулей, Аулей, Аулей!», «Уммб!» и «Чайки на взморье». Они сильно отличаются от ранних произведений, которые просто ставили вопрос и отвечали на него вполне понятно для маленького читателя-слушателя. Это уже «задумчивые рассказы» с философским подтекстом.

Лес, море и люди Лебяжьего навсегда остались в сердце отца, но места эти стали военной зоной, и он там больше не бывал.

Елена Бианки

На Великом морском пути


Многоуважаемый гражданин председатель!


Сегодня, 7 мая 19… года, я отпущу на волю дикого гуся из породы белолобых казарок.

Птицу эту я случайно купил осенью прошлого года в Петрограде на улице. Ее нес продавать на рынок охотник. Он рассказал, что поймал казарку за несколько дней перед тем у берега Финского залива, где-то за Ораниенбаумом. Птица запуталась лапами в рыболовной сети.

Зиму казарка прожила у меня на дворе в городе Витебске. Скоро она стала очень ручной. Позволяла даже гладить себя по спине моему сыну, когда он приносил ей пищу. Весной, однако, она стала дичать. По тому, как она натягивала и щипала привязывающую ее веревку и била крыльями по воздуху, легко было догадаться, что ее потянуло на волю. Мы с сыном решили отпустить ее. Но мы так привязались к своей дикой пленнице, что нам было бы жалко расстаться с ней без всякой надежды когда-нибудь снова услышать о ней. Я достал нумерованное алюминиевое кольцо выпуска Московского орнитологического комитета серии «С», № 109. Его мы наденем на ногу птице, прежде чем ее отпустить.

Если кто-нибудь снова поймает нашу казарку, заметит у нее на лапе кольцо и напишет об этом в Орнитологический комитет, не откажитесь сообщить мне в Витебск, куда она залетела и при каких обстоятельствах была поймана.


Человек, написавший это письмо, добавил внизу свой адрес, подписался и вложил письмо в конверт с адресом Московского орнитологического комитета.

Затем он встал из-за стола и подошел к двери.

– Миша! – позвал он сына. – Пойдем выпускать казарку.

Глава первая

Сидя у конуры, казарка яростно теребила клювом привязанную к ее ноге веревку. Но, заметив приближающихся людей, она сейчас же оставила это занятие, вся выпрямилась и высоко подняла голову. Теперь она казалась ростом с домашнего гуся, хотя на самом деле была значительно меньше. С первого взгляда в ней легко было узнать дикую птицу. Перья на всем ее теле лежали как-то особенно гладко и красиво, как они никогда не лежат у домашних птиц. Фигура у нее была статная, крепкая, грудь выпуклая, шея упругая. Ее короткие, широко расставленные ноги твердо упирались в землю.

Восьмилетний Миша залюбовался ее воинственным видом. Пока он подходил, казарка зорко следила за каждым его движением. Миша знал, что ее никогда нельзя застать врасплох: она всегда была готова защитить себя метким ударом крепкого клюва.

«Глупая! – подумал он. – Не понимает, что мы ее освободить пришли!»

Ему стало жаль расстаться с птицей и захотелось приласкать ее. Несмотря на свой боевой настрой, она была так привлекательна в своем свежем весеннем наряде волнисто-серого цвета, переходящем в черный наверху и белый внизу. На лбу у нее сияло полумесяцем чисто-белое пятно.



Но едва Миша подбежал к казарке, как она с криком рванулась от него. Веревка натянулась и дернула ее назад. Казарка с размаху ткнулась головой в землю.

Этим мгновением воспользовался Мишин отец. Он крепко схватил птицу сзади за крылья и поднял ее на воздух.

– Развязывай веревку, – сказал он Мише.

Пока Миша возился с туго затянутым узлом, казарка всеми силами старалась вырваться. Взрослый человек едва мог удержать ее.

– Ну, Мишка, – сказал отец, когда наконец веревка упала на землю, – теперь простись с казаркой и пожелай ей счастливого пути…

Миша прижался лицом к теплой груди своей любимицы, и на глазах у него выступили слезы.

– Не хочу с ней расставаться! – прошептал он. – Пусть она еще немножко побудет с нами.

– Плохо же ты ее любишь! – сказал отец, защищая сына от грозно шипящей казарки. – Смотри, как она рвется на волю. Подумай, как ей хочется к своим, на родину.

– Куда она полетит? Она даже дороги туда не знает: ведь ты привез ее из Петрограда в корзине.

– Ну, это не беда! – весело сказал отец. – Птица всегда найдет дорогу к себе домой, хоть бы ее увезли оттуда с завязанными глазами.

– Все равно, – не сдавался Миша. – Она может опять попасть в руки людям по дороге на родину. А мы ничего даже и не узнаем о ней.

– А вот давай примем меры, чтобы узнать. Достань-ка у меня из правого кармана кольцо и плоскогубцы. Так. Ну, теперь разомкни кольцо и надень его казарке на лапу. Теперь хорошенько сожми его концы щипцами. Вот и хорошо. Если она попадется кому-нибудь в руки, так мы с тобой еще о ней услышим.

– Почему услышим? – спросил удивленный Миша.

– А вот посмотри: видишь на кольце адрес и номер? Если кто-нибудь поймает нашу казарку, он должен будет сообщить номер ее кольца по этому адресу в Орнитологический комитет, чтобы оттуда написали нам, где будет поймана казарка. Понимаешь?

– Понимаю! – обрадовался Миша. – Вот хорошо будет получить о ней весточку!

– Ну, а теперь я ее выпускаю, – сказал отец. – У меня уже руки устали держать ее.

Он подбросил птицу в воздух. Казарка взмахнула крыльями и полетела низко над землей. Но вдруг, почувствовав, что ничто уже больше не привязывает ее к земле, она рванулась вверх, перелетела через забор и поднялась над крышей.

«Гонк! Гонк!» – раздался вверху ее радостный крик.

Через минуту она казалась уже маленькой темной точкой.

– Как она обрадовалась! Даже не оглянулась на нас, – задумчиво сказал Миша. – Теперь я буду бояться за нее: вдруг она попадет в когти хищнику. Тогда мы никогда ничего о ней не узнаем.

– Не горюй! – утешал отец. – Она сильная и умная птица. Сумеет постоять за себя.

Когда казарка совсем скрылась из виду, отец послал Мишу опустить в почтовый ящик письмо председателю Орнитологического комитета.

Глава вторая

Казарка летела высоко над землей. В вышине гудел ветер. Кругом, насколько глаз хватало, никого не было видно. Вверху, быстро и бесшумно, плыли ей навстречу белые облака.

Земля внизу казалась черной. Лишь в ложбинах кое-где еще лежал снег. Там, внизу, медленно-медленно исчезая под ногами, подвигались назад поля, леса, деревни, реки. Над ними большая стая черных птиц, махая крыльями, казалось, неподвижно застыла в воздухе. Время от времени то одна, то другая из птиц, сложив крылья, внезапно проваливалась вниз. Но вдруг, над самой землей задержав стремительное падение, торопливо поднималась назад в стаю.

Это летели грачи. Понемногу и они, отстав, исчезли из виду. Казарка неслась всё вперед. Прошло уже несколько часов с тех пор, как она почувствовала себя свободной. Она спешила теперь разыскать других казарок, чтобы вместе с ними совершить длинный и опасный путь на родину. Но до сих пор она никого из своих не встретила в вышине.

Вот если б ей добраться туда, где полгода назад поймал ее охотник! Она хорошо помнила это место. Там было море. Там пролегал Великий морской путь. По нему стая за стаей вереницей тянулись казарки, гуси, лебеди, утки, кулики и другие морские и прибрежные птицы. На Великом пути она рассталась с родной стаей и со своим неразлучным другом – гусем-казанком. Скоро, может быть, она снова найдет его.



Охотник увез ее оттуда в темном мешке: она не могла запомнить дорогу. Но безотчетное чувство, знакомое только птицам, безошибочно указывало ей верный путь.

Долгий и быстрый полет не утомил казарку: птицы не знают одышки. Каждый взмах крыльев наполнял воздухом ее легкие и через них – воздушные мешки во всем ее теле, даже в пустых костях. Те же мускулы, что двигали ее крыльями, то растягивали, то сжимали эти мешки. Воздух свободно входил и выходил из них. И дыхание казарки оставалось таким же ровным, как если б она спокойно сидела на месте. Заставить ее опуститься на землю мог только голод.

Ей уже хотелось есть. Все тело начинала охватывать неприятная слабость, все труднее становилось двигать крыльями. Казарка стала понемногу опускаться, высматривая удобное место для кормежки.

Она знала, как опасно кормиться в одиночестве. Пока будешь нырять за кормом под воду или разыскивать его на земле, и не заметишь, как подкрадется враг. Казарка оглядывала землю: нет ли где таких птиц, к которым можно бы присоединиться хоть на время кормежки?

Под собой она видела поля, рощи, перелески. Иногда снизу поднимались крошечные жаворонки, и песни их звенели в воздухе. То тут, то там казарка стала замечать такие маленькие сверху фигурки людей, коров, лошадей, словно ползающих по земле.