ежду ними и этой толпой существует и обратная связь: про них тоже все всё знают. У них за спиной вспоминают их подвиги или провалы на личном фронте, обсуждают их романы, учитывают их, составляя списки приглашенных на вечеринки. Вики и Маноло как раз про них, наверное, и говорят сейчас: «Вон идет Альберто. Элена согласилась с ним встречаться – это с шестой-то попытки. На прошлой неделе согласилась, а теперь бросит. Бедненький!»
В парке Саласар полно народу. Едва переступив бордюр ухоженных четырехугольных газонов, окружающих фонтан с красными и желтыми рыбками и памятник цвета охры, Альберто и Эмилио меняют выражение лиц: уголки губ слегка растягиваются, скулы перестают выступать, глаза беспокойно искрятся в полуулыбке – такой же, как у тех, кто попадается им навстречу. Некоторые группками неподвижно стоят у парапета набережной и наблюдают, как людской водоворот завивается вокруг газонов, делясь на круги, двигающиеся в разных направлениях. Парочки здороваются – при этом застывшая полуулыбка не стирается с лица, лишь на миг в быстром заученном движении поднимаются брови и веки, на лбу пролегает морщинка – жест даже не приветствия, а, скорее, узнавания, своего рода пароль. Альберто и Эмилио дважды обходят парк, узнают друзей, приятелей, чужаков из Лимы, Магдалены и Чоррильоса, явившихся поглазеть на девушек, которые, должно быть, напоминают им киноактрис. Со своих наблюдательных постов чужаки, словно удочку, закидывают в глубины людского водоворота то одну, то другую фразу, обращаясь к местным красавицам.
– Не пришли, – сказал Эмилио. – Который час?
– Семь. Может, они и здесь, да мы их не видим. Лаура утром мне сказала, что они точно придут. Собиралась взять с собой Элену.
– Нагрела она тебя. Ничего удивительного. Элена только и знает, как тебя дурачить.
– Уже нет, – возразил Альберто, – так раньше было. А теперь она со мной. Это совсем другое дело.
Они сделали еще несколько кругов, тщетно вглядываясь в гуляющую публику. Обнаружили не одну местную парочку: Бебе и Матильде, Тико и Грасиелу, Плуто и Молли.
– Наверное, что-то случилось, – сказал Альберто. – Они давно уже должны быть здесь.
– Если придут, сам будешь с ними разговаривать, – сварливо сказал Эмилио. – Со мной так нельзя, я человек гордый.
– Может, они и не виноваты вовсе. Может, их не отпустили.
– Фигня. Если девчонка собралась гулять, она горы свернет, чтобы выйти.
Они продолжали молча кружить по парку и курить. Через полчаса Плуто сделал им знак: «Пришли, – ткнул в сторону угла. – Чего вы ждете?» Альберто, расталкивая парочки, ринулся в нужном направлении, Эмилио, ворча что-то сквозь зубы, поплелся за ним. Конечно, девчонки были не одни, вокруг собрался целый рой чужаков. «Разрешите», – процедил Альберто, и те, не возражая, отпрянули. Минуту спустя Эмилио с Лаурой и Альберто с Эленой, держась за руки, медленно вращались вместе со всеми.
– Я уж думал, ты не придешь.
– Я раньше не могла. Дома оставалась одна мама, и пришлось ждать сестру из кино. И я ненадолго. В восемь мне надо быть дома.
– В восемь? Но сейчас уже половина восьмого.
– Нет, сейчас четверть восьмого.
– Да какая разница.
– Что с тобой? Ты не в духе?
– Нет, но ты меня пойми, Элена. Это же ужасно.
– Что ужасно? Я не понимаю, о чем ты.
– Наше с тобой положение. Мы почти не видимся.
– А, вот теперь убедился. Я тебя предупреждала, что так будет. Поэтому и не хотела с тобой встречаться.
– При чем тут это? Если мы вместе, должны же мы хоть иногда видеться. Пока мы не начали встречаться, тебя отпускали везде – как всех девочек. А теперь держат взаперти, как маленького ребенка. Думаю, это Инес виновата.
– Только не надо хаять Инес. Не люблю, когда о моей семье плохо отзываются.
– Против твоей семьи я ничего не имею, но вот сестра у тебя противная. Она меня ненавидит.
– Тебя? Да она даже твоей фамилии не знает.
– Это ты так думаешь. Я всегда в «Террасас» с ней здороваюсь, а она не отвечает. Зато исподтишка смотрит – я много раз замечал.
– Может, ты ей нравишься.
– А может, хватит надо мной издеваться? Что с тобой такое?
– Ничего.
Альберто крепче сжимает Эленину руку, заглядывает в глаза. Лицо у нее очень серьезное.
– Постарайся меня понять, Элена. Ну почему ты такая?
– Какая? – сухо отвечает она.
– Не знаю. Иногда мне кажется, тебе тошно быть со мной. А я влюбляюсь в тебя все сильнее и сильнее. Потому и бешусь, что тебя не вижу.
– Я предупреждала. Не вали теперь на меня.
– Я два года за тобой бегал. И каждый раз, как ты мне отказывала, думал: «Однажды она согласится со мной встречаться, и все плохое, что со мной творится, уйдет». Но сейчас только хуже. Раньше я тебя хоть чаще видел.
– Знаешь что? Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь.
– Как я разговариваю?
– Вот как ты мне это говоришь. Нужно иметь хоть какую-то гордость. Нечего меня упрашивать.
– Я не упрашиваю, просто говорю как есть. Разве ты не моя девушка? На что тебе моя гордость?
– Я не ради себя, а ради тебя. Тебе же без нее хуже.
– Я такой, какой есть.
– Ну, дело твое.
Он снова сжимает ее ладонь, ищет ее глаза, но она отводит взгляд. Вид стал еще более серьезный, даже мрачный.
– Давай не будем ссориться, – говорит Альберто. – Мы так недавно начали встречаться.
– Мне нужно с тобой поговорить, – резко бросает она.
– О чем?
– Я долго думала.
– О чем, Элена?
– Лучше нам остаться друзьями.
– Друзьями? Хочешь меня бросить? Из-за того, что я сказал? Забудь, не обращай на меня внимания.
– Дело не в этом. Я давно уже так думаю. Раньше мы лучше ладили. Мы ведь очень разные.
– Да мне начхать. Я люблю тебя, какие бы мы разные ни были.
– А я нет. Я все обдумала и поняла: я тебя не люблю.
– А, – сказал Альберто, – ну ладно.
Они медленно идут по парку, забыв, что держатся за руки. Молча, не глядя друг на друга, преодолевают метров двадцать. У фонтана она легонько, ненавязчиво разжимает пальцы, он понимает и отпускает. Но они не прерывают шага. Молча, бок о бок, еще раз обходят весь парк, улыбаясь встречным парам. Наконец, у проспекта Ларко останавливаются. Встречаются взглядами.
– Ты точно решила? – говорит Альберто.
– Да. Думаю, да.
– Ладно. Тогда и говорить больше не о чем.
Она кивает, мимолетно улыбается, но тут же вновь делает лицо, приличествующее обстоятельствам. Он протягивает руку. Элена пожимает ее и вежливо, с облегчением говорит:
– Но ведь мы по-прежнему друзья?
– Конечно, – отвечает Альберто, – конечно, друзья.
Он уходит проспектом, петляя между автомобилей, прижатых бамперами к бордюру парка. Сворачивает на улицу Диего Ферре. Там пусто. Едва ли не скачками движется вперед, по центру мостовой. Не успев дойти до улицы Колумба, слышит за спиной звук быстрых шагов и голос, зовущий его по имени. Оборачивается. Это Бебе.
– Привет! – говорит Альберто. – Ты как тут оказался? А как же Матильде?
– Ушла. Ей надо домой пораньше.
Бебе подходит и хлопает Альберто по плечу. Смотрит сердечно, тепло.
– Жаль, что так получилось с Эленой, – говорит он. – Но, по мне, оно и к лучшему. Она тебе не подходит.
– Откуда ты знаешь? Мы только что рассорились.
– Я со вчерашнего вечера знал. Все знали. Только тебе не сказали, чтобы не расстраивать.
– Что-то я не понял, Бебе. Можешь толком сказать?
– А ты не расстроишься?
– Да не расстроюсь я, говори уже.
– Элена с ума сходит по Ричарду.
– Ричарду?
– Да, этому, из Сан-Исидро.
– Кто тебе сказал?
– Никто. Но это и так понятно. Вчера они вместе были у Нати.
– В смысле, на вечеринке у Нати? Элена же не ходила.
– Нет, ходила. Это-то мы и не хотели тебе говорить.
– А мне сказала, не пойдет.
– Вот поэтому я и считаю, что она тебе не подходит.
– Ты ее видел?
– Да. Она весь вечер танцевала с Ричардом. Ана подошла к ней и спросила: «Ты что, рассталась с Альберто?» А она: «Нет, но завтра точно расстанусь». Только не расстраивайся ты из-за этого.
– Да ну, – говорит Альберто, – насрать. Я уже сам уставать начал от Элены, честное слово.
– Вот и отлично, – говорит Бебе и снова хлопает его по плечу, – вот и молодец. Найди себе другую – это лучшая месть, самая обидная, самая сладкая. К примеру, Нати. Она красотка. И сейчас одна.
– Да, – говорит Альберто, – можно. Неплохая мысль.
Они вместе проходят квартал по Диего Ферре и у дома Альберто прощаются. Бебе в знак поддержки еще пару раз хлопает его по плечу. Войдя в дом, Альберто бросился прямиком на лестницу к себе в комнату. Там горел свет. Он распахнул дверь: отец стоял с табелем в руках, мама с задумчивым видом сидела на кровати.
– Привет, – сказал Альберто.
– Добрый вечер, юноша, – сказал отец.
Как обычно, он был одет в темный костюм и, казалось, только что побрился. Волосы блестели. Он старался придать лицу суровое выражение, но время от времени жесткость во взгляде пропадала – глаза начинали придирчиво осматривать сверкающие туфли, галстук в серую крапинку, белоснежный платок в кармане, безупречные руки, манжеты, складки на брюках. Окинув себя противоречивым – беспокойным, но довольным – взглядом, он спохватывался и снова напускал строгий вид.
– Я пораньше вернулся, – сказал Альберто, – голова побаливала.
– Наверное, грипп, – сказала мама. – Ложись-ка в постель, Альбертито.
– Но сперва поговорим, юноша, – сказал отец, потрясая табелем. – Я только что ознакомился.
– Некоторые предметы я завалил, – сказал Альберто, – но главное – на второй год меня не оставили.
– Замолкни, – сказал отец, – не говори глупостей, – мама испуганно взглянула на него. – В моей семье такого никогда не бывало. Глаза девать некуда. Знаешь, сколько времени мы были первыми учениками в школе, в университете, везде? Два века подряд. Твоего деда удар бы хватил – попадись ему этот табель.