— Уехал в Лос-Анджелес.
— Эх, вот это мой городишко, то, что надо. Девчонки только время хотят получше провести, как и мы, и никаких тебе разговоров о женитьбе и всякой такой ерунде… А ты, небось, и кинозвёзд видел?
— Некоторых.
— Например?
— Ну, Каллу Петру.
— Правда? Ух, у неё и фигурка. И что, ты говорил с ней?
— Не раз.
— Правда? А ты её не трахнул?
— Нет, я с ней играл в теннис.
— Я бы тоже с ней сыграл, — Коллинз подмигнул Джиму. — И не только в теннис.
Джим заказал себе ещё пива. Обычно он растягивал кружку на час, но теперь нервничал немного из-за Коллинза, а потому не тянул резину и, к своему удивлению, пил. Для него это было необычно.
— Тебе нравится на флоте?
Коллинз пожал плечами.
— Они в море ничего не смыслят, уж ты мне поверь. Я бы предпочёл торговый.
— Так почему не вернёшься?
— Понимаешь, я ведь был женат, жил в городе, и меня могли призвать. И чтобы меня не призвали, я записался на флот, потому что не хотел в армию. Там мне не жизнь.
Джим тем временем продолжал наблюдать за тем, что происходит в баре. Морской пехотинец ушёл, а больше никого на его вкус не было. В противоположном конце бара какой-то старик пытался договориться с морячком, который, в свою очередь, пытался договориться с солдатом, — забавное зрелище!
Тут Коллинз, который и не подозревал об этой комедии, спросил:
— Слушай, а почему ты тогда так быстро удрал с судна?
Джим ждал этого вопроса. Он ответил медленно, как можно непринуждённее:
— Хотел увидеть Калифорнию, а чтобы не волокититься со стюардом, просто взял и сбежал.
— Я так и подумал, — Коллинз допил свою кружку. — Вот только чего ты от тех девчонок удрал, я так и не понял.
Джим пожал плечами:
— Просто мне моя не понравилась, вот и все дела.
— Ух она и взбесилась, когда ты ушёл! Но ты молодец, вовремя смылся.
— Почему?
— У них у обеих был трипперок, и я тоже заразился. Ну и намучился, пока вылечил.
Они оба расхохотались, и Коллинз рассказал анекдот о парне, который двадцать раз заражался триппером, и каждый раз вылечивался, кроме первого. Наконец они простились, и Джим почувствовал облегчение: слава богу, увольнительная у Коллинза кончилась, и больше они никогда не встретятся.
Однажды холодным днём, в час, когда зимнее небо приобретает серый цвет с оранжевым оттенком, а над городом повисает промозглая позёмка, Джим отправился на Рождество домой.
Миссис Уиллард стояла на крыльце и смотрела, как её сын идёт по дорожке. У него ёкнуло сердце, когда он увидел её: седые волосы, как всегда неприбранные, бледное морщинистое лицо — пока его не было, она стала старухой.
Они обнялись, и она всем телом приникла к сыну, прижимая к себе, не говоря ни слова, только прижимая. Потом они прошли в дом — по крайней мере, там ничего не изменилось. У гостиной был, как всегда, удручающий вид, даже несмотря на ёлку, сверкавшую маленькими, чуть потрескивающими лампочками. Странное чувство испытывал Джим, будто его перенесли во времени. Он повернулся к матери, и они молча посмотрели друг на друга — два чужих человека с общими воспоминаниями.
— Ты вырос, Джим, — сказала наконец его мать, — и изменился.
— Все мы меняемся, — ответ его был далеко не блестящим.
— Ты больше похож на родню по моей ветви, ничего отцовского в тебе не осталось. А раньше было.
Джим увидел в лице матери собственные, но одряхлевшие черты, и мысль о старости и смерти пронзила его.
— Ты почти не изменилась, — солгал он.
Она засмеялась.
— Ну уж, не изменилась. Я теперь старуха, что уж тут поделаешь. Если ты в молодости не блещешь, то возраст, говорят, тебя красит, придаёт характер.
Джим заглянул ей в лицо в свете рождественской ёлки и согласился с ней. С возрастом она стала привлекательнее, у неё появилось собственное лицо, чего не было прежде.
— А жениться ты собираешься, сынок?
Странно было ему слышать опять это слово «сынок».
— Женюсь когда-нибудь.
— Чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что люди должны вступать в брак как можно раньше. Я иногда думаю, что мы с твоим отцом не очень-то ладили, потому что поздно поженились. А тебе сейчас самое время обзавестись семьёй.
— Может быть.
— Тут есть несколько симпатичных девушек. Из них получатся прекрасные жёны. Познакомься с ними, пока ты дома. Лучше тебе жениться на здешней девушке, чем искать в Нью-Йорке. Не то чтобы я совала нос в твои дела…
Джим улыбнулся. О нью-йоркцах здесь были не очень высокого мнения.
Она спросила о его работе, и он рассказал ей. Она была довольна.
— Я очень рада, что ты хорошо зарабатываешь. В этой семье такого ещё никому не удавалось, так что самое время. Но деньги это ещё не всё, правда? Я хочу сказать, что иногда женитьба, семья, радости жизни важнее, как ты думаешь?
Рано или поздно она предложит ему остаться дома навсегда.
— Не знаю, мама, я пока ещё не думал об этом. У меня хороший бизнес в Нью-Йорке, и пока он приносит деньги, я буду при нём.
Почувствовав его сопротивление, она сменила тему:
— Твой брат уже дослужился до второго лейтенанта. Он в авиации, и их в любой день могут отправить за океан. Зачем, убей бог, не пойму, ведь война почти закончилась. Во всяком случае, в газетах так пишут.
— Он приедет на Рождество?
Она кивнула.
— У него отпуск на несколько дней. Он очень способный молодой человек.
Джиму вдруг показалось, что она разлюбила своего младшего сына. Его мать явно изменилась. Всё возможно.
— Так ты теперь берёшь постояльцев? — она написала ему об этом.
— Всего одна супружеская пара, ты их увидишь за обедом. Кэрри с мужем тоже придут.
— А как мой племянник?
— Миленький и толстенький.
Она помолчала немного.
— Никак не могу понять, что в тебе изменилось, — сказала она наконец.
Они замолчали. Джим лениво пнул ногой свой чемодан, и мать сказала:
— Неси-ка это в свою комнату.
— В какую?
— В твою, старую.
— Джон там живёт, когда приезжает в отпуск?
— Да, здесь ничего не изменилось. Я стараюсь ничего не менять, если это в моих силах. Может показаться, что я живу в прошлом, но я считаю, что прошлое по-своему было очень неплохим. Надеюсь, что будущее может быть даже лучше.
— Ты хочешь сказать, после смерти отца? — Джим говорил без экивоков.
Она спокойно кивнула:
— Да, после смерти твоего отца. Я всегда считала, что, заключив договор, ты должен его выполнять, даже если это и плохой договор. Но когда его срок истёк, нет нужды притворяться, будто лучше этого у тебя ничего в жизни не было.
— Зачем же ты вышла за него?
— Господи, сынок, ну почему люди женятся и выходят замуж? Если я и знала, почему вышла за него, то давно забыла. Может, потому, что он попросил. Я не пользовалась особым успехом. А теперь неси-ка свой чемодан наверх и будь готов к обеду.
Когда Джим спустился в столовую, все уже сидели за столом. Мать представила его своим постояльцам, потом он пожал руку своему шурину и поцеловал сестру. Кэрри располнела, казалось, что её груди и бёдра сейчас выпрыгнут из платья. Без косметики её лицо выглядело усталым, но добродушным. Было заметно, что она довольна своим мужем — симпатичным парнем, который делал всё, о чём она просила.
— Вы посмотрите только на него! Красив, как и раньше, — Кэрри с восхищением смотрела на брата. — Он у нас в семье самый пригожий.
Её смех, неестественный смех, утих, только когда муж сказал ей, что она и хотела услышать: она тоже красива.
За обедом говорили о работе Джима, о том, насколько она прибыльна, и если он вернется домой, чего они все очень хотели, сможет ли зарабатывать столько же, сколько в Нью-Йорке. И, конечно, Кэрри задала неизбежный вопрос:
— И когда ты собираешься жениться, Джим?
Он пожал плечами:
— Когда какая-нибудь девушка попросит меня об этом.
Услышав это, все рассмеялись.
— Ты всегда стеснялся девушек, Джим, — произнесла его сестра с набитым ртом. — Тебе действительно пора остепениться. Нет ничего лучше семьи, правда, дорогой?
Ее муж согласился с этим. Джиму все это притворство действовало на нервы. Он попытался изменить тему, но ему это не удалось.
— Джим женится, когда будет готов к этому, — сказала мать. — Я считаю, он правильно поступил, что не женился, пока бродяжничал.
Они говорили о браке, уверенные в своей правоте люди, чьи жизни катились по накатанной колее. Их опыт — просто очередной экземпляр под копирку. Когда они пытались давать свои советы Джиму, никто из них и не подозревал, что их коллективная мудрость для него бесполезна, что его жизнь катится по другой колее. Подумав об этом, он испытал горечь и раздражение на бесконечное притворство. Его собственная необходимая ложь утомляла его. Как ему хотелось сказать им, кто он на самом деле. Интересно, подумал он, а что было бы, если бы все такие, как он, вели себя естественно и честно. Жизнь всех, конечно, бы стала лучше, если бы на секс стали смотреть как на что-то естественное, а не ужасное, и мужчины могли бы, не скрываясь, любить мужчин, как это свойственно их природе. Но, размышляя о свободе за этим столом, он знал, что быть честным опасно. И самое главное, ему не хватало смелости.
— Кстати, — сказала Кэри, — ты ведь знаешь, что Боб Форд женился на Салли Мергондаль?
— Да, мама мне написала. Где он? Где они теперь?
— Она здесь, живет со своими родителями. А он в море, но, кажется, он приезжает через пару дней. Мергондали устраивают вечеринку на Рождество, он должен быть. Ты тоже приглашен. У них такая милая крошка. Волоски темно-рыжие, как у Боба.
— Джим, бог ты мой! Да тебя не узнать! Ты такой взрослый! Правда, дорогой? — миссис Мергондаль повернулась к мужу и получила его согласие. Уверенная в мнении собравшихся, она продолжала: — Взрослый мужчина! Все они уже взрослые, а кажется, еще вчера играли в теннис на школьных турнирах. А теперь посмотрите-ка, все другие парни в армии уже переженились, да и наша малютка уже стала матерью.