Затем, когда она закончила, магистр взял ещё один лист бумаги и в центре его поместил халиссийскую руну, обозначавшую понятие «я». Ради сходства с системой знаков, выбранной королевой, он тоже поместил её в круг, который у него, правда, занимал большую часть листа. А затем начал работать с остальными символами.
На его рисунке не было ни стрелочек, ни перемычек, ни пунктира. Они были не нужны. Все понятия, в том числе «семья», «друзья» и даже «враги», пересекались с кругом, обозначавшим его собственную личность, в той или иной пропорции составляя неотъемлемую часть этого «я». Всё было связано со всем. Всё было единым целым. И очень малой части своей личности Тэйон позволил остаться неприкосновенной. Принадлежащей лишь ему самому.
В повисшем в воздухе молчании магистр Алория передал королеве свой рисунок. Какое-то время Шаэтанна сидела, держа перед собой на вытянутых руках два листа. Затем посмотрела на стоящие на столе фигуры и камни.
— Вы видите всё это частью самого себя. — Вывод был очевиден.
— Не стоит упрощать. — Тэйон едва не фыркнул. — Халиссийское сознание так или иначе склонно определять себя исходя из группы. Если халиссиец говорит с представителем другого клана, он видит себя членом своего клана и это сказывается на его речи и поведении. При разговоре внутри своего клана с сыном из другой семьи он воспринимает себя как представителя своей собственной и ведёт себя соответственно. При взаимодействии с враждебной политической группировкой он выступает как представитель своей группировки, даже если она и состоит из него одного. Причём всё происходит одновременно, все противостоящие группы, к которым принадлежим «я» и «другой», анализируются мгновенно и мгновенно же возникают соответствующие эмоциональные и поведенческие ответы. Считается, что каждое мгновение, пока думаешь на высоком диалекте, ты играешь в Игру Игр. Также считается, что если высокий язык тебе недоступен, то и понять истинный смысл зе-нарри тоже не дано. — Бывший сокол помолчал, потом добавил, почти небрежно: — Среди халиссийцев не принято передвигать по доске фигуру, обозначающую их самих.
Будущая королева застыла. А когда Шаэтанна оторвала наконец взгляд от листов бумаги, магистр Алория понял, что ему не понравится вопрос, который она сейчас задаст.
— Существуют ли ситуации, в которых вы… то есть халиссиец… может быть просто самим собой?
От магистра воздуха повеяло воистину арктическим ветром. Его, предавшего свой клан, свою семью, свой народ именно ради того, что можно было назвать лишь презренным эгоизмом, — спросить такое… Девушка-Нарунг, похоже, прекрасно осознавала неловкость этого поворота беседы, но фамильная спесь не позволяла отвести вызывающего взгляда. Именно под эмоциональным давлением можно узнать что-то об истинной сути собеседника — это Шаэтанна уже усвоила. Тэйон сжал зубы. Единственный способ выйти из столь идиотской ситуации, не потеряв лицо, — ответить на вопрос, сколь бы неуместным он ни был, сохраняя при этом соответствующую педагогическую отстранённость.
— Считается, что халиссиец обязан быть самим собой в общении с собственным генетическим партнёром, — холодно объяснил магистр Алория. — Это одна из причин, по которой этикет так жёстко регулирует отношения между супругами. Слишком… просто нанести несмываемое оскорбление, когда снято столько предохранительных барьеров.
Мысли подростка тут же скакнули в распахнутом перед ним направлении, и Тэйон уже почти приготовился грубо оборвать следующую бестактность, но Шаэ сообразила, что такое развитие разговора подставляло под эмоциональное давление прежде всего её саму, и сделала очередной финт, ускользая в сторону.
— Если исходить из предположения, что овладение более сложным языком позволяет овладеть соответственно более сложной системой мышления, то выходит, что наибольшие преимущества в этом отношении получают… кейлонгцы?
Ход был хорош. Понимая, что тягаться с магистром в знании халиссийской культуры бесполезно, но не желая казаться беспомощной и неумной, Шаэ изящно перевела разговор на тему, в которой имела над собеседником преимущество. Магистр Алория знал на кейлонгском лишь несколько фраз и не сомневался, что королева, коль скоро она решилась затронуть этот вопрос в бескровной дуэли, разбирается в нём досконально.
— Многомодальная структура речи действительно делает взгляд кейлонщев на мир в достаточной степени… необычным, — протянул мастер ветра, пытаясь подтолкнуть девушку к прочтению ответной лекции (и соответственно избавлению собеседника от необходимости рассуждать на тему, в которой он мало что понимал).
Шаэтанна уже набрала было воздуха, чтобы ответить, когда их беседу прервал донёсшийся откуда-то снизу яростный визг. Секунду мастер ветров и некоронованная королева Лаэссэ сидели неподвижно, вслушиваясь, затем молча (и очень выразительно) встретились взглядами. В глазах у обоих мелькнула одна и та же мысль:
«Близнецы».
И чувства при этой мысли они испытывали примерно одинаковые.
Не сговариваясь, Шаэтанна ди Лаэссэ поднялась на ноги, а магистр Алория развернул своё кресло, направляясь двери. Зрелище, открывшееся с галереи, вызвало у обоих почти одинаковый приступ зубной боли.
Принцессы Тавина и Нелита ди Лаэссэ стояли на верхней ступени лестницы, остервенело перетягивая друг на друга набитого тряпками кота и оглашая дом пронзительными воплями. Одна вцепилась в голову игрушке, другая изо всех сил тянула на себя ноги. Второй точно такой же кот валялся у них под ногами, полностью игнорируемый.
— Отдай!
— Моё!
— Пусти!
— А-ааааааа!
Одрик стоял рядом с видом растерянным и беспомощным.
Королева, из собранной и опасной девы-Нарунга разом превратившаяся в разъярённую старшую сестру, подлетела к двойняшкам. Нависла над ними, грозно нахмурившись.
— Ну что на этот раз?!
От её оклика близнецы отшатнулись, едва удерживая равновесие. Тэйон, оценив крутизну лестницы и положение на ней высочайших спорщиц, бесшумно перебросил своё кресло над перилами, и, плавным виражом спустившись на полпролёта, застыл прямо под девочками
— Она не пускает!
— Моя игрушка! Отдавай! Возьми другую!
— Я хочу ЭТУ!
— Я первая взяла!
— Мне дали!
— Пусти!
— Моё!
— Нет, МОЁ!
— Прекратить!!!
Перетягивание мгновенно перешло в толкание, затем в пинки, и, прежде чем Шаэтанна успела схватить маленьких собственниц за шкирки, обе, потеряв равновесие, уже кубарем летели вниз по крутым ступеням. Дикий, звенящий крик королевы Лаэссэ, бросившейся следом, выбил стёкла в витражах и заставил дом-крепость содрогнуться до самого основания.
А потом всё вдруг закончилось. Шаэ обвисла в могучих лапах Одрика, в последний момент успевшего схватить её за талию и не дать метнуться в самоубийственном прыжке вслед за сёстрами.
Магистр Алория медленно выпрямился в кресле, прижимая к груди сопящих, хныкающих и перепуганных, но так и не успевших сломать себе шеи принцесс. Чтобы безболезненно маневрировать креслом, ему требовалась хотя бы одна свободная рука. А руки в этот момент были заняты судорожно цепляющимися за них Тавиной и Нелитой.
«Ненавижу детей», — устало, уже скорее по инерции подумал магистр Алория.
Когда наконец ему удалось освободить одну кисть и опустить её на подлокотник, страсти несколько улеглись. Одрик со всей возможной вежливостью поставил на ноги королеву. Та, бледная от смущения и испуга, сдержанно извинялась перед магом за поведение сестёр и за выбитые окна. Младшие принцессы покаянно сопели ему в шею. Ни одна так и не выпустила злополучного кота.
Раздавшийся сзади шорох заставил давно уже заподозрившего неладное хозяина дома развернуть кресло.
Оказывается, у всей этой сцены были зрители. Внизу, в вестибюле, запрокинув вверх в разной степени непроницаемые лица, собралась настоящая аудитория.
На четверых был потрёпанный и явно дополненный неуставными деталями вариант формы военно-морского флота, из чего магистр Алория заключил, что это скорее всего люди Таш. Логично было предположить, что удивлённо вскинувший брови золотоволосый и черноглазый красавец, которого они охраняли, и есть обещанный госпожой адмиралом «соотечественник» ди Крия. Впрочем, несмотря на всю важность этого гостя, мастер воздуха лишь коротко скользнул по нему взглядом, тут же полностью сосредоточившись на всё ещё прямой и всё ещё впечатляющей фигуре генерала стражи ди Шрингара, застывшего впереди двух футунцев, облачённых в цвета его рода.
Плавным движением, скрывающим ухнувшее в пропасть сердце, Тэйон направил кресло вниз по лестнице. Замер перед гостями и с видом полностью невозмутимым заставил своё средство передвижения церемонно опуститься на пол-ладони. Усеивающие пол осколки цветного стекла чуть поскрипывали под шагами грациозно сбежавшей вслед за ним королевы.
— Господа, добро пожаловать в дом Алория. Позвольте представить вас моим гостьям…
Ему наконец удалось отодрать от себя начавших проявлять признаки любопытства принцесс, и Нелита первая переползла с колен мастера на подножку кресла, прочирикав что-то приветственное. Когда Тавина попыталась было вновь дёрнуть на себя изрядно пострадавшего кота, мастер ветров с невозмутимой улыбкой выхватил игрушку у них обеих и засунул к себе в карман. Принцессы обиженно надулись, но от протестов или плача всё-таки догадались воздержаться.
Тэйон, который тем временем дошёл в церемонии представления до черноглазого, запнулся, сообразив, что не знает ни имени, ни титула притащенного Таш arr-shansy. В том, что это родственник, пусть и дальний, одиозного Река ди Крия, у него уже не было ни малейшего сомнения. Ни в чертах, ни в фигуре этих двоих не просматривалось ничего, что могло бы указать на расовое сходство, но было что-то… более тонкое. Строение костей. Осанка. Культура движений. Манера держать себя, в конце концов.
Этот человек не был так подчёркнуто загадочен и надменен, как таинственный спутник Шаниль, но затягивающим чёрным глазам, слишком мудрым на нарочито юном лице, позавидовал бы любой профессиональный оракул. У него были коротко стриженые волосы, золотыми и серебристыми прядями падавшие на лоб, и очень загорелая, почти бронзовая кожа, на фоне которой кривоватая белозубая улыбка производила впечатление одновременно силы и циничности. Высокая, однако отнюдь не массивная фигура, расслабленность человека, в совершенстве владеющего своим телом. И странная аура возраста, опыта, знания, не вязавшаяся с залихватским внешним видом. Черноглазый был совсем не похож на ди Крия, но в нём ощущалась та же несомнен