вался. Но позади ничего не было — только мирные земли да туман в устье реки на западе. Он мысленно прислушался к тому, что творится в стане врагов, и ощутил их мысли и предутренние сны — все шло как обычно.
Он сделал все, что мог. Надо было быть полным дураком, чтобы рассчитывать, что он сможет как-то помешать неизбежному. Что может один человек против целого народа, решившего разжечь войну? Совершенно измученный, без конца пережевывая свое позорное поражение, Роканнон мчался в сторону замка Бренья. Больше ему некуда было идти. Больше он уже не удивлялся тому, почему Лига так медлит с ударом. Они вообще не станут наносить удар. Они решили, что это просто ловушка, обман. Или же, что вполне возможно, он просто забыл координаты Кергелена; в конец концов, одна неверно набранная цифра — и его послание полетело в пустоту. И ради этого погибли Рахо, Иот, Могиен? Ради посланного в никуда сообщения? А он останется здесь, в вечной ссылке, бесполезный, беспомощный, чужой...
В конце концов, это-то как раз неважно. Он — всего лишь одиночка. Судьба одного-единственного человека не имеет значения...
«А что же тогда имеет?»
Невыносимо было вновь вспоминать это! Он еще раз оглянулся — просто чтобы не видеть маячившего перед ним лица Могиена — и с криком прикрыл изуродованной рукой глаза: невыносимо яркий свет высоченным столбом вспыхнул вдруг на равнине у него за спиной.
В вое и яростных порывах поднявшегося вслед затем ветра, перепуганный Крылатый бросился было вперед, потом резко пошел вниз и рухнул на землю. Роканнон выскочил из седла и бросился рядом с ним, закрыв голову руками. Но от одного он не смог защитить себя — нет, не от этого света, а от тьмы, что ослепила вдруг его душу, принеся ему единовременное ощущение гибели тысячи людей. Смерть, смерть, смерть — всюду смерть, и все это сразу же болью отдалось в его собственном теле и душе. А потом настала тишина.
Роканнон поднял голову и прислушался. И услышал ее, эту тишину.
ЭПИЛОГ
Роканнон спустился на двор, слез с Крылатого и остановился с ним рядом — усталый седой человек с опущенной головой. Все светловолосые обитатели замка моментально собрались вокруг него и стали спрашивать, что это за громадный пожар случился на юге и правда ли то, что рассказывают: будто все пришельцы разом погибли. Странно было видеть их — только что собравшихся вокруг него, но уже знающих то, что и сам он только что узнал. Он поискал глазами Гейн. Увидев ее лицо, он обрел наконец дар речи и сказал, запинаясь:
— То место, где жили враги, уничтожено полностью. Сюда они больше не вернутся. Правитель вашего замка Ганинг отомщен. Как и правитель замка Халлан — мой Могиен. И все твои братья, Яхан; и жители деревни, Кьо; и мои друзья. Все враги теперь мертвы.
Люди расступились перед ним, и он вошел в замок один.
Вечером, через несколько дней после этих событий, ясным голубым вечером, наступившим после грозовых дождей, Роканнон прогуливался с Гейн по мокрой еще террасе, и она спросила его, уедет ли он из замка Бренья. Он долгое время молчал. Потом заговорил:
— Не знаю. Яхан, по-моему, хотел бы вернуться на север, в Халлан. Здесь есть несколько человек, которые с удовольствием отправились бы в подобное путешествие с ним вместе. А Хозяйка замка Халлан ждет известий о своем сыне... Но Халлан — не дом мне. У меня вообще нет дома в этом мире. Я не принадлежу ему.
Она уже знала немного, кто он такой, а потому спросила:
— А твои соплеменники разве не прилетят за тобой?
Он окинул взором прекрасную страну, расстилавшуюся перед ним, сверкавшую в сумерках ленту реки и сказал:
— Возможно. Через восемь лет. Смерть они могут послать мгновенно, а вот жизнь прилетать не торопится... Да и кто они, мои «соплеменники»? Я уже не тот, что был раньше. Я сильно переменился; я пил из того источника, что высоко в горах. И я бы никогда больше не хотел оказаться там, где вновь могу услышать голоса моих врагов.
Они прошли рядом в молчании семь шагов до парапета башни, и Гейн, посмотрев в синеву небес, окаймленную темной громадой гор, сказала:
— Останься с нами.
Роканнон ответил не сразу:
— Останусь. На время.
Но оказалось — навсегда. Когда на планету вновь прилетели корабли Лиги и Яхан повел одну из исследовательских групп на юг, в замок Бренья, чтобы отыскать там Роканнона, он был уже мертв, и обитатели замка оплакивали своего господина. Прибывших встретила вдова Роканнона, высокая и светловолосая, с великолепным сапфировым ожерельем на шее. И Роканнон так и не узнал, что Лига Миров дала этой планете его имя.
ПЛАНЕТАИЗГНАНИЯ
Глава 1ПРИГОРШНЯ МРАКА
В последние дни последнего лунокруга Осени по умирающим лесам Аскатевара гулял ветер с северных хребтов — холодный ветер, несущий запах дыма и снега. Тоненькая, совсем невидимая в своих светлых мехах, точно дикий зверек, девушка Ролери все дальше углублялась в лес сквозь вихри опавших листьев. Позади остались стены, камень за камнем поднимавшиеся все выше на склоне Тевара, и поля последнего урожая, где завершалась хлопотливая уборка. Она ушла одна, и никто ее не окликнул. Чуть заметная тропа, которая вела на запад, была исполосована бесчисленными бороздами — их оставили бродячие корни в своем движении на юг. Ролери то и дело перебиралась через рухнувшие деревья и огромные кучи сухих листьев.
Там, где у подножия Пограничной гряды тропа разветвлялась, Ролери пошла прямо, но не сделала и десяти шагов, как услышала позади ритмичный нарастающий шорох. Она быстро обернулась.
На северной тропе появился вестник. Его босые подошвы разметывали кипящий прибой сухих листьев, длинный концы шнура, стягивающего волосы, бились по ветру за плечами. Он бежал с севера — ровно, упорно, на пределе сил и, даже не взглянув на девушку у развилки, исчез за поворотом. Топот его ног затих в отдалении. Ветер подгонял его всю дорогу до Тевара, куда он нес известия, что надвигается буря, беда, Зима, война. Ролери равнодушно повернулась и пошла дальше по тропе, которая прихотливо петляла вверх, по склону, между огромными сухими стволами, стонавшими и скрипевшими от ударов ветра. Потом за гребнем распахнулось небо, а под небом лежало море.
Западный склон гряды был очищен от высохшего леса, и Ролери, укрывшись от ветра за толстым пнем, могла без помех рассматривать сияющий простор запада, бесконечное протяжение серых приморских песков и справа, совсем близко внизу, красные крыши обнесенного стенами города дальнерожденных на береговых утесах.
Высокие, ярко выкрашенные каменные дома уступами окон и крыш уходили к обрыву. За городской стеной, там, где утесы понижались к югу, на аккуратных террасах коврами раскинулись луга и поля, расчерченные правильными линиями дамб. А от городской стены на краю обрыва через дамбы и дюны, через пляж, над влажно поблескивающей прибрежной отмелью гигантские каменные арки вели к странному черному острову среди сверкающего песка. Черная глыба, вся в черной игре теней, круто вставала в полумиле о города над ровной плоскостью и искрящейся гофрировкой пляжа — мрачная несокрушимая скала, увенчанная куполами и башнями, вытесанными с искусством, недоступным ни ветру, ни морю. Что это могло быть такое — жилище, изваяние, крепость, могильник? Какие черные чары выдолбили камень и воздвигли этот немыслимый мост в том былом времени, когда дальнерожденные были еще могучи и вели войны? Ролери пропускала мимо ушей путаные истории о колдовстве, без которых не обходилось ни одно упоминание о дальнерожденных, но теперь, глядя на черный риф среди песков, она испытывала незнакомое ощущение отчужденности — впервые в жизни она соприкоснулась с чем-то совсем ей чуждым, что было сотворено в одном из неведомых ей былых времен руками из иной плоти и крови, по замыслу, рожденному иным разумом. Эта черная громада казалась зловещей и неодолимо влекла ее к себе. Как завороженная она следила за крохотной фигуркой, которая шла по высокому мосту, — такая ничтожная в сравнении с его длиной и высотой, черная точка, черная черточка, ползущая к черным башням среди сверкающего песка.
Ветер здесь был менее холодным, солнечные лучи пробивались сквозь клубившиеся на западе тучи и золотили улицы и крыши внизу. Город манил ее своей чуждостью, и Ролери не стала больше медлить, собираться духом, а с дерзкой решимостью легко сбежала по склону и вошла в высокие ворота.
И там она продолжала идти все той же легкой, беззаботной походкой, но только из гордости: сердце ее отчаянно заколотилось, едва она ступила на серые безупречно ровные плиты странной улицы странного города. Ее взгляд торопливо скользил слева направо и справа налево по высоким жилищам, воздвигнутым целиком над землей, по их крутым крышам и окнам из прозрачного камня (значит, это была не сказка!) и по узким полоскам влажной земли, где пустили цепкие корни коллем и хадун — их плети с яркими багряными и оранжевыми листьями вились по голубым и зеленым стенам, оживляя серо-свинцовые тона поздней Осени. Многие жилища у восточных ворот стояли пустые, краска на их стенах облупилась, окна зияли черными провалами. Она шла дальше, спускалась по лестницам, и жилища вокруг утратили заброшенный вид, а навстречу ей начали попадаться дальнерожденные.
Они глядели на нее. Ей доводилось слышать, будто дальнерожденные смотрят человеку прямо в глаза, но проверять этого она на стала. Во всяком случае ее никто не остановил. Ее одежда походила на их одежду, да и кожа у некоторых из них, как она убедилась, искоса посматривая по сторонам, было ненамного темнее, чем у людей. Но и не взглянув ни разу им в лицо, она ощущала неземную темень их глазах.
Неожиданно улица вывела ее на широкое, открытое пространство правильной формы, очень ровное и все испещренное золотыми отблесками солнца, клонящегося к западу. По сторонам этого квадрата стояли четыре дома высотой с небольшую гору. У каждого по низу тянулись арки, а над ними правильно чередовались серые и прозрачные камни. Сюда вели только четыре улицы, и каждую можно было перегородить опускными воротами, подвешенными между стен четырех огромных домов. Значит, эта площадь — крепость внутри крепости или город внутри города. А над ней высоко в небо уходи