Город изгнанников — страница 43 из 71

И вот однажды во время очередных вечерних посиделок несколько мужчин поспорили, кто из них быстрее переплывет речку туда и обратно. Те, кто был потрезвее, попытались их отговорить. Но куда там! Русский кураж, помноженный на значительное количество выпитых стаканов виски, толкал их на подвиг. Заплыв состоялся. Мужчины целыми и невредимыми вылезли из воды. Но узнать их было трудно. Вместо вошедших в воду представителей белой расы на берегу стояли какие-то не то слишком светлые негры, не то чересчур темные мулаты. Их тела были сплошь покрыты черным жирным илом. Хорошо, что тогда еще в доме была вода. Но ванную после их мытья пришлось отмывать несколько дней. С тех пор даже в самую жару в Бангладеш ни у кого не возникало желания пойти окунуться в речке.

– Не бойся, здешние реки очень спокойные, на них не качает, так что тебе не придется купаться. – Говоря это, Билл вытирал платком слезы, выступившие от смеха. – Слушайте, кончайте смешить, а то я больше не могу. Кстати, у меня есть знакомый – местный бизнесмен – у него совершенно уникальный пароход, почти антиквариат. Знаете, с такими большими колесами по бокам. Более устойчивой посудины я просто не видел. Мы с Маргарет уже на нем катались. Можно, конечно, на быстроходных катерах. Но это обычный пассажирский транспорт, там всегда много народа. А этот, хоть и тихоход, но, скорее всего, будет в полном нашем распоряжении.

– Знаю, по Женевскому озеру тоже один такой плавает. Действительно, меня на нем не укачало. А по какой реке нам плыть? По Гангу? – решила уточнить Арина.

– Я так до сих пор и не разобрался, где какая река начинается, а какая кончается. Это же не страна, а сплошные реки. – Тон у Билла был извиняющийся. – Я знаю одно: Ганг, его бангладешцы называют Падмой, здесь сливается с Брахмапутрой. Она в Бангладеш называется Джамуна. А потом в них впадает Мегхна, и все это вместе впадает в Бенгальский залив.

– Все ясно, что ничего не ясно. Ганг, Падма, Джамуна, Брахмапутра – от всего этого голова идет кругом. Но Бог с ними, с этими реками. А как этот пароход заполучить? – Арина перешла к практическим вопросам.

– Пароход сдается в аренду. За символическую плату. Это не проблема.

– Все это интересно, но для нас совершенно не важно. Мы ни в какую Кхулну не собираемся, это Арина импровизирует. – Олег выразительно посмотрел на жену. – Но даже если бы и собирались, то с какой стати вам тащиться в такую даль?

– Нет, что ты, мы с удовольствием. Я уже озверела от сидения в Дакке. – Маргарет явно улыбалась перспектива вырваться куда-то. – Правда, Билл?

– Завтра или нет, послезавтра. Завтра я еще в госпиталь должна съездить. – Арина как будто и не слышала слов мужа.

– Поездка в госпиталь ничего не даст. – Билл с сомнением покачал головой. – Я там был и разговаривал с врачом. Но если все-таки послезавтра, то мы с вами поедем. Это будет пятница. Плыть туда довольно долго – больше суток. В Кхулну мы приедем днем в субботу. Проведем там воскресенье, а в понедельник вылетим обратно. На самолете, чтобы побыстрее. Или на катере. Прихвачу к выходным пару дней. У меня полно неиспользованного отпуска. А то Маргарет совсем заскучала последнее время. Путешествие по реке ее развлечет. – Билл похлопал жену по руке.

– Ладно, мы подумаем, посовещаемся, созвонимся. Все, уже поздно. Билл, давай мы такси поймаем, ты устал, чего тебе ехать. – Олег не пытался скрыть своего недовольства.

– Брось, какое такси, мне быстрее вас довезти, чем такси вызывать. Поехали, – примирительным тоном произнес Билл. – А насчет поездки вы все обсудите и дайте нам знать.

Как и предсказывал Брукс, поездка в госпиталь и встреча с врачом, который осматривал тело Гилмора, не добавили ничего нового к тому, что Арина уже прочитала в полицейском протоколе и в медицинской справке. Молодой врач, видимо, напуганный тем вниманием, которое поневоле привлек к своей особе, повторял как заведенный одно и то же: «Мистер Гилмор был пьян и не справился с управлением машиной. Не было никаких оснований делать вскрытие».

Еще утром, до поездки в госпиталь, Арина позвонила в Женеву, Батлеру. Она доложила ему все, что ей удалось сделать и узнать. Умолчала лишь о том, что Лейлу Кирани видели в баре с Питером Гилмором за несколько часов до его смерти. Ей самой еще не было ясно, что делать с этой информацией и имеет ли она какое-то значение. Арина попросила разрешения съездить на пару дней в Кхулну. Обосновала это тем, что туда накануне своей гибели ездил Питер. Арина надеялась узнать у Батлера, что могло заинтересовать Гилмора в Кхулне? Батлер обещал перезвонить. Но в принципе добро на поездку в Кхулну Арина получила.

Труднее оказалось убедить Олега. По просьбе Арины Брукс связался с Кхулнским технологическим университетом, разыскал там Стивена Боумена, и тот подтвердил: Гилмор провел в Кхулне два дня – четвертое и пятое июля. Вечером позвонил Батлер и сообщил очень важные сведения: Кхулна – один из тех городов, где находятся лагеря для переселенцев с затопленных территорий. После этого Олегу ничего не оставалось, как начать согласовывать с Бруксом планы поездки. Им повезло: пароход, о котором говорил Билл, как раз отплывал в пятницу вечером с небольшой группой туристов.

Глава одиннадцатая. Вилла «Рабиндранат Тагор» в Кхулне



В Кхулну они отправлялись вечером из речного порта Садаргат, находившегося в старой Дакке. К нужному им причалу они проехали с трудом: огромное количество легковых машин, автобусов, грузовиков, рикш так же, как и они, пробивалось к порту сквозь толпу людей, заполонившей узкие улицы. На реке движение было не менее оживленным: сновали лодочки, с борта на борт переваливались небольшие суденышки, буквально обвешанные людьми, по центру реки важно следовали корабли побольше и баржи, груженные сверх меры. Все это пестрело, гудело, галдело, свистело и разноцветными бликами отражалось в воде. Уже ради этого зрелища стоило вставать в такую рань и тащиться сюда. Но когда Арина увидела то, на чем им предстояло плыть, то у нее появился сильный соблазн послушаться мужа и отказаться от поездки. Безусловно, в начале навигационной жизни эта посудина могла с гордостью называться пароходом. Но было это, как выяснилось позже, ни много ни мало как в 1898 году. Судно было построено в Манчестере специально для «Бритиш Ист Индиа Компани».

На борту их ждал капитан в безупречно белой одежде и в перчатках… с дырками на пальцах. Команда из нескольких человек была также при дырявых, но перчатках. Определенно, англичанам удалось убедить население своих колоний в том, что перчатки, неважно, в каком они состоянии, непременный атрибут джентльмена.

Пароход украшала огромная труба, исторгавшая из себя не только облака черного дыма, но и истошный рев. Конечно, движение по реке было интенсивным, и, наверное, иногда издаваемые им гудки помогали расчищать дорогу. Но казалось, что капитан просто получал удовольствие, посылая звуковые сигналы, поскольку делал он это, завидев любое встречное плавучее средство. Разговаривать пассажиры могли не иначе, как крича друг другу в ухо. В результате к концу путешествия Арина и ее спутники почти оглохли и уже с трудом воспринимали нормальную речь.

Их каюты «высшего» класса располагались на верхней палубе. К типу «люкс» эти каюты были отнесены, вероятно, потому, что в них имелся такой предмет роскоши, необходимый в путешествии, как телевизор. Телевизор, правда, не работал, но это уже детали.

Но был и приятный сюрприз. Спать им предстояло не на койках, устроенных одна над другой, как чаще всего бывает на современных кораблях, а на настоящей кровати, к тому же довольно широкой. Она стояла в центре, головой к окну, выходившему на палубу, и была накрыта москитной сеткой.

С дороги Арина решила умыться, но тут же столкнулась с проблемой. Рукомойник, установленный в каюте, действовал на основании системы, привнесенной на Восток англичанами. Смесителей нет. Есть два крана. Один – с обжигающе горячей водой. Другой – исторгает воду очень холодную. Для того, чтобы получить теплую, надо закрыть умывальник пробкой, сделать нужную смесь и затем полоскаться в свое удовольствие. Возможно, в этой системе и есть какой-то потаенный, не доступный простому смертному смысл, объясняемый особым представлением англичан о гигиене. Но лично Арина предпочла бы скорее вообще не умываться, чем полоскаться и чистить зубы в сомнительной чистоты умывальнике, и тем более в Бангладеш. Этот проклятый умывальник впервые поколебал ее веру (основанную на безупречных дезинфицирующих свойствах виски) в англичан как в неоспоримые авторитеты в области борьбы с инфекцией.

Умывшись с грехом пополам, Арина поднялась на палубу. Брукс был прав – на этой антикварной посудине совершенно не качало. Река была очень спокойной, да и пароход был широким и устойчивым. Он плыл медленно, и можно было наблюдать за тем, что происходило на берегу.

В памяти после целого дня плавания остались равнинные однообразные пейзажи Бангладеш, довольно живописные деревушки по берегам, буйволы, отмокавшие в воде, множество утлых суденышек, сновавших по реке. На берегу мужчины копошились возле лодок, ребятишки плескались в воде, женщины стирали белье, другие что-то варили в котелке, пристроившись на корточках возле маленького костра, разведенного тут же около лачуги, подметали двор или отправлялись за водой. Другие занимались своим туалетом: мазали кокосовым маслом кожу и волосы, болтали о чем-то, сидя опять же на корточках, в тени деревьев.

Подобные сцены Арина наблюдала из окна своего дома, когда они жили в Дакке. Она как будто вновь вернулась в свою жизнь двадцатилетней давности.

Ближе к зиме у этих женщин появится еще одно занятие – лепить из бычьего навоза пополам с соломой лепешки, которые после высыхания использовали как топливо, вместо хвороста (его, как нетрудно догадаться, в Бангладеш мало).

Чтобы лепешки высохли, их налепляли на стены хижин. Получался довольно живописный орнамент, особенно если смотреть издали. Арина долгое время любовалась этой своеобразной лепниной в полной уверенности, что она создана для украшения жилищ. Наступил прохладный период, и женщины по вечерам начали изымать элементы «орнамента» и уносить в дом, а потом оттуда тянуло довольно зловонным приторным дымком. Вот тогда она и поняла, в чем дело. Но дымок, хоть и вонючий, все равно настраивал на мирный и несколько философский лад.