– Итак, чем вызвана такая срочность?
– Вы задержали месье Волоченкова, – ее фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение.
– Не столько задержали, сколько арестовали, – в голосе Боннара Арине послышалась насмешка.
– И что это означает?
– Когда задерживают, есть еще шанс выйти, а вот когда арестовывают, то, скорее всего, придется распроститься со свободой надолго. Так что не думаю, что вы скоро увидите своего знакомого, а мадам Вуалье своего «petit ami»[30]. Разве что присоединится к нему в тюрьме. – Боннар усмехнулся.
– А я уверена, что месье Волоченков в самое ближайшее время окажется на свободе, – заявила Арина с вызовом.
Странно, но на этот раз Боннар ее по-настоящему нервировал. Весной, когда она познакомилась с ним во время своего первого в жизни расследования убийства, они хорошо ладили и легко находили общий язык. И когда она виделась с ним после убийства Диего – дяди Сильвии, – их встреча прошла вполне дружелюбно. Но последнее время встречи и разговоры с Боннаром проходили напряженно и вызывали взаимное раздражение.
– И откуда же такая уверенность, позвольте вас спросить? – На сей раз Боннар говорил уже не с насмешкой, а язвительно.
Их пикировка, наверное, продолжалась бы, но тут принесли заказанную еду. Арине это предоставило передышку для того, чтобы успокоиться и собраться с мыслями. К тому же она была уверена, что и Боннар после обеда будет пребывать в лучшем настроении, чем до него. Старая и такая банальная истина, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, по-прежнему не теряет актуальность. Арина, хотя и не собиралась завоевывать сердце прокурора, но задача стояла перед ней не менее сложная. Боннар закончил есть свое мясо, которое, к счастью, оказалось не пережаренным. Овощи тоже пришлись ему по вкусу. Боннар явно повеселел и даже решил заказать десерт. Он уже более благосклонно взирал на Арину. Она мысленно поблагодарила невидимого повара за оказанную помощь и перешла в атаку. За время еды ей удалось еще раз прокрутить в голове все происшедшее в Бангладеш. Перечень фактов, которые она собиралась изложить прокурору, был, на ее взгляд, внушителен.
Начала она с того, что узнала в Дакке. Лейла Кирани на самом деле не уехала из города накануне смерти Питера Гилмора. Она там осталась, ее видели вечером в гостинице, где остановился Питер, в его обществе. Более того, их видели в баре. Лейла вполне могла подмешать в виски, которое пил Гилмор, снотворное или что-то другое. Возможно, что авария случилась именно потому, что Гилмор или заснул за рулем, или почувствовал себя плохо. Именно Лейла могла, следуя за машиной Гилмора и убедившись в том, что он мертв, подбросить в машину пустую бутылку виски. Это подтверждало версию сильного алкогольного опьянения.
Из блокнота Питера Гилмора были вырезаны страницы, соответствовавшие тем дням, когда он ездил в Читтагонг. Это также могла сделать Кирани, вернувшись в отель после смерти Гилмора. Зачем ей это понадобилось? Ясно, что на этих страницах была информация, компрометировавшая Кирани, подтверждавшая ее участие в незаконном вывозе людей из Бангладеш.
Далее Арина рассказала Боннару о своей поездке в Кхулну по следам Питера Гилмора, посетившего лагеря, находившиеся недалеко от этого города.
Скорее всего, Питеру удалось узнать то же, что выяснила и Арина: именно Кирани приезжала в лагеря в обществе молодого человека, который вербовал людей, хотевших покинуть Бангладеш и имевших деньги заплатить за это.
Там же, в Кхулне, Арина получила и подтверждение того, что на острове Нью-Мур компания «Инжиниринг энд Проспектинг» никаких дамб не строила. Она не стала скрывать, что не понимает, каким образом вся эта история с постройкой дамбы, а вернее с ее отсутствием, сопрягается с незаконными перевозками беженцев. В этом месте Боннар прервал ее:
– Вы уверены в этом? Мы еще раз проверяли, и данные о работах фигурируют в документах комиссии.
– Абсолютно уверена. Правительство Бангладеш попросило Технологический университет Кхулны провести экспертизу целесообразности строительства защитных сооружений на острове Нью-Мур. У меня есть официальный ответ экспертного совета. Он отрицательный.
Ответив, Арина перешла к Читтагонгу. Здесь на сцене появился уже вполне осязаемый сообщник Кирани. Арина призналась: сначала она подумала, что этот человек находится в Москве. Она даже передала Боннару вопрос капитана о лыжах. Тут Боннар опять встрепенулся.
– Я думаю, вы правы в своих подозрениях относительно мадам Кирани. Но почему же вы не хотите признать, что помогал ей именно Волоченков?
– Из-за бугенвиллии, – улыбнулась Арина.
– Вы шутите?
– Нисколько. И произошло это не далее, как сегодня. Зайдя в кабинет месье Кондратовича, я увидела у него бугенвиллию.
– Ну и что в этом такого?
– Она удивительного цвета. Таких даже в Бангладеш я не видела. До тех пор, пока не оказалась в Генконсульстве России в Читтагонге. И совершенно случайно узнала о том, что посадил эту бугенвиллию много лет назад стажер. Я, наверное, догадалась бы еще тогда, если бы узнала фамилию этого стажера. Но генконсул ее не помнил. Так что я ее узнала только сегодня.
– И как же звали этого стажера?
– Геннадий Кондратов. У этого стажера к тому же были проблемы в Читтагонге. Он был заподозрен в противозаконных операциях. Его уволили из Министерства иностранных дел.
– Да, но ведь месье Кондратович – белорус!
– Вот именно. У того стажера не сложилось в России. Не знаю, чем он занимался после возвращения из Бангладеш, но уверена, когда развалился Советский Союз, он перебрался в Белоруссию. Подправил паспорт: добавить к фамилии Кондратов окончание «ич» ничего не стоит. Став белорусом, устроился в белорусский МИД. Когда эта республика стала независимым государством, ощущалась острая нехватка специалистов. Начал делать карьеру уже на новом месте и в новом качестве. И сделал неплохую. Судя по тому, что оказался в Женеве.
– И вот на основе созвучия имен, а также потому, что у него в кабинете бугенвиллия такого же цвета, как на вилле в Читтагонге, вы и сделали вывод о том, что он сообщник? – Боннар не скрывал иронии.
– Не только. Есть еще некоторые факты.
– Например?
– Например, я видела месье Кондратовича и мадам Кирани около швейцарского шале на территории ООН. Очень уединенное место. Знаете, я решила, что, возможно, они любовники. Сегодня выяснилось, что этого быть не может, поскольку у мадам Кирани иная ориентация. Прямо перед нашей встречей я сходила к шале. Я уверена, что там они оставляли друг для друга сообщения.
– Ну а лыжи? – не успокаивался Боннар.
– Геннадий Кондратович заядлый лыжник. Он катается и на беговых лыжах, и на горных. Здесь, в Швейцарии. Он мне рассказывал об этом. Так что капитан вполне мог разговаривать с ним. Да, и еще. Сегодня, когда я заходила утром к нему, он проговорился о том, что был в Бангладеш.
– Каким же образом?
– Он спросил меня, была ли я в Кокс-Базаре. А это пляж недалеко под Читтагонгом. Вряд ли кто-то, кто там не бывал, спросил бы меня об этом.
– А ваш генконсул в Читтагонге не мог бы помочь? Может, послать ему фотографию Кондратовича?
– Я уже это сделала. Попросила знакомую в кадрах дать его фотографию, – Арина не стала уточнять, что ей помогала Жанна, – сканировала и послала генконсулу. Он пока не ответил. Жду.
Арина замолчала. Боннар задумчиво смотрел некоторое время на нее.
– Я согласен, повод для размышлений есть. Но что конкретно я могу сделать со всем этим набором догадок, подозрений, мало на чем основанных выводов?
– Может быть, провести обыск у него дома и в кабинете, – предложила Арина.
– А если мы ничего не найдем? Нет, надо сначала срочно встретиться с Кирани.
– Вы хотите допросить ее еще раз? – уточнила Арина.
– Мы с ней еще не беседовали. – Боннар отвел взгляд.
– Как! Но я же вас об этом просила, когда вы звонили мне в Бангладеш!
– Я знаю. Но, когда мы решили с ней побеседовать, мадам Кирани уже уехала в отпуск.
– И вы дали ей спокойно сбежать!
– Надеюсь, вы ошибаетесь. Вряд ли она могла что-то заподозрить.
Боннар пытался сохранять невозмутимость, но это плохо ему удавалось. Было ясно, что он начал нервничать. Подозвав официанта, Боннар отказался от заказанного десерта и попросил принести ему счет. Они распрощались, и Боннар почти побежал к выходу из ресторана.
Арине тоже надо было спешить. Было уже два часа, а она еще так и не доложила начальству о своем приезде. На ее автоответчике было оставлено два сообщения: оба из секретариата Батлера. Арина поднялась на второй этаж. Начальник комиссии сразу же принял ее. Арина рассказала ему о поездке, изложив основные факты, касавшиеся Кирани, но не стала ничего говорить о своих подозрениях в отношении Кондратовича.
– Кирани исчезла, – выслушав ее, вдруг заявил Батлер.
– Как исчезла?
– Вернувшись из Бангладеш, она взяла отпуск на несколько дней. Якобы у нее кто-то заболел дома. Уехала в Марокко, срок отпуска закончился, она не вернулась, и ни по одному из телефонов до нее невозможно дозвониться. Арина, мне кажется, вы рассказали мне не все. Я знаю, что вы поддерживаете контакты с представителем из прокуратуры. Вы и сегодня встречались с ним. Вы что, не доверяете мне, главе комиссии? Ведь это я пригласил вас сюда и попросил во всем разобраться!
– Махавир. – Арина решила, что будет уместным также назвать Батлера по имени. – Дело не в том, что я не доверяю вам, а в том, что пока у меня нет никаких доказательств. Даже в отношении Кирани пока лишь одни подозрения.
– Обещайте, как только появится какая-то ясность, сообщить мне об этом, – попросил Махавир, когда Арина уже собиралась выйти из кабинета.
– Обязательно. Все прояснится в ближайшие дни, – пообещала Арина.
Но оптимистические прогнозы Арины не оправдались. На следующий день в кабинете Кирани прошел обыск, но, судя по тому, что никаких сигналов от Боннара не последовало, там ничего не нашли.