Кто-то лизнул Константина в лицо. Он счастливо улыбнулся во сне и прошептал имя невесты: "Наташа". Затем открыл глаза и увидел сидящую прямо перед, нет, над ним громадную черную собачину неопределенной породы, дружелюбно махавшую хвостом. Сам Константин лежал на чём-то весьма мягком, при ближайшем рассмотрение оказавшемся травой.
- Тришка! - позвал Константин охрипшим голосом, но Трифон не появился. "Опять стервец с бабами развлекается" - подумал Константин, поворачивая голову. При этом движение в его поле зрения очутился древний березовый ствол, уходивший куда-то вверх. "Неужели я в лесу?!" .От этой мысли Константин мгновенно перешел в сидячее положение, не очень вежливо отпихнув собаку, стоявшую ногами на его груди. Повертел головой, нет - это не лес , деревья посажены ровными рядами, кусты аккуратно подстрижены, прямо как в Кавалергардском парке. Да и собака выглядела сытой и вполне довольной жизнью. Чего невозможно было сказать про Константина. Голова болит, а живот урчит от голода... и главное, где он и как он тут оказался? Сквозь густую листву парка просвечивал хмурый июльский рассвет. Ночью прошел дождь, одежда экс-поручика и трава были одинаково мокрыми. "Что за унылый край, дождь и не видно солнца" - думал Константин, поднимаясь на ноги, использовав в качестве опоры ближайшую березу. Собака с доброжелательным интересом следила за его действиями и у Григорьева промелькнула мысль, что она похожа на его единственного знакомого в этом городе, инженера Трещевского. Следом забрела другая мысль, что у Трифона, видимо уже немало знакомых в этом городе особ женского пола. И чего на этого дурня бабы вешаются? Голодный желудок и раскалывающаяся голова грубо прервали размышления Константина на данную тему. Опохмелиться бы, да и поесть не мешало. Порывшись в карманах сюртука, он извлек 43 копейки мелочью. Неплохо. Затем внимательно посмотрел на собаку и спросил ее:
- Где это я?
Собака промолчала и, наклонив голову, как-то странно, искоса, посмотрела на кавалергарда, меняя свое первоначальное положительное мнение о данном двуногом. Резкий свист из глубины парка прервал сцену. Псина одним прыжком перемахнула через кусты и скрылась из поля зрения. "Странно" - подумал Константин и последовал за собакой. Прыжок явно не удался, он грохнулся ровно посредине стены кустов и полетел на землю, сопровождаемый жутким треском ломающихся веток. К счастью, кусты были не колючими и почертыхавшись с полминуты, экс-поручик вывалился из них прямо на аккуратную асфальтовую дорожку. Отдышавшись, он поднялся на ноги и зашагал вперед по дорожке, плавно изгибавшейся направо. Через десяток метров Григорьев столкнулся с чернобородым горбоносым человеком в белом накрахмаленном фартуке, держащим в руках метлу.
Для Ибрагим Аба, шеф-дворника господина Дыбиньского, утро начиналось, как обычно. Совершив намаз и выпив кружку зеленого чая, приготовленного его третьей женой Зинарой, Ибрагим отправился подметать дорожки парка. Выполнял он эту работу с присущей ему тщательностью и прошел уже половину одиннадцатой дорожки, когда на него налетел какой-то жутко пахнущий детина в мокром и мятом черном сюртуке и высоких кавалергардских сапогах, в глазах которого горел адский огонь. После столкновения Ибрагим сел на асфальт и не мог вымолвить ни слова. Человек, - а был ли это человек?! - остановился, пробормотал извинение и спросил, где тут выход. Удивление бедного араба было слишком велико, чтобы он смог что нибудь сказать в ответ. Незнакомец пожал плечами и продолжил свой путь по дорожке, слегка пошатываясь и непредсказуемо меняя направление. Едва он скрылся за поворотом, как Ибрагим вскочил на ноги и вопя: - "Алла акбар! Шайтан! Иблис!" и что-то еще, не имевшее аналогов ни в одном из языков Земли, - ринулся, не разбирая дороги, к зданию администрации парка. Небольшой симпатичный белокаменный дом с колоннами притаился над самым обрывом к Заводскому пруду. Ибрагим, распугав псарей, выпивавших на ступеньках дома после тяжелой рабочей ночи, ворвался в кабинет директора парка и, мешая русские и арабские слова, размахивая руками, стал рассказывать об оборотне, поселившемся в парке. Директор парка, господин Солонецкий, в оборотней не верил, но Ибрагима он знал десять лет. Это был правовернейший мусульманин, в рот не бравший ни капли спиртного. Вспомнив недавнюю вечеринку в городском естественно-испытательском обществе, господин Солонецкий стал звонить единственному из своих знакомых, хоть что-то знавшему об оборотнях - вотяцкому тунно Илье Озарову.
Но о том, что он стал причиной самого шумного дела в долгой истории парка, прозванного горожанами "Дубинским", - по слегка измененному имени его владельца, известного в Иже и соседнем Благовещенске заводчика Станислава Дыбиньского, - Константин не подозревал. Он решил, что дворник с ярко выраженной семитской внешностью, наверное, немой или, скорее всего, не знает русского языка, и быстро забыл о данной встрече. Тем более, что через полсотни шагов его ждала наполовину скрытая кустами решетчатая калиточка в высоком бетонном заборе. Оттянув скрипучий засов, экс-поручик не без труда преодолел десяток крутых ступенек, ведущих вверх, и очутился на асфальтовом тротуаре. На противной стороне широкой каменной мостовой Григорьев увидел четырехэтажный краснокирпичный жилой дом, табличка на котором извещала, что дом этот находиться на улице Каппелевской. И Константин уверенно зашагал вниз по Каппелевской.
Город просыпался, по мостовой сновали разнообразные машины, все больше разноцветные "хорьки", спешили по своим делам немногочисленные прохожие. Солнце выглянуло из-за туч, на душе у Константина потеплело, захотелось петь и он заорал во все горло:
Шли дроздовцы твердым шагом,
Враг под натиском бежал,
Под трехцветным русским стягом ...
Дальше допеть он не успел, ибо дорогу ему преградил некто в черном. Был он невысок, черноглаз и имел густые черные усы. Голову его венчала черная фуражка с золотым околышем и каким-то геральдическим змеем зеленого цвета, а на левой стороне черного мундира сверкала белая пятиконечная звезда. В руках он сжимал крепкую длинную деревянную палку. Константин не успел окончить внешний осмотр данного субъекта, когда тот вдруг рявкнул:
- Че порядок, мать твою, нарушаешь, мудило пьяное!
Такое обращение крайне расстроило экс-поручика и в следующий момент оскорбивший его тип валялся на асфальте с подбитым левым глазом. Подняв взгляд свой от затихшего противника, Григорьев увидел бегущих к нему со стороны стоящего в полусотне метров небольшого черно-белого автобуса типа "балт", прозванного в народе "черепашкой", трех типов в такой же форме, что и у валявшегося у его ног . Выглядели все они весьма хлипко и бежали с явной неохотой. Когда же Константин подобрал с асфальта палку "подбитого" и стал с интересом вертеть её в руках, троица почему-то развернулась и с заметно большей прытью двинулась в противоположном направлении. Кавалергард был озадачен таким поведением "черных".
Сержант Ижской доброполиции Лев Бурганов сидел на бетонном парапете Дубинского парка, открывая третью за утро бутылку свежего ишимского пива (две другие уже благополучно валялись четырьмя метрами ниже, на территории парка), когда его внимание было отвлечено странным шумом с той стороны, где стоял патрульный автобус доброполиции. Повернув бритую голову, он с удивлением увидел, как какой-то подзаборный пьянчужка одним ударом уложил лейтенанта Горбачева и поверг в бегство трех нижних чинов доброполиции. "Непорядок" - хмыкнул сержант и, подхватив свою палку, лежавшую рядом на парапете, направился в сторону нарушителя.
Константин развернулся на окрик и увидел приближавшегося к нему бритоголового мордоворота в той же черной форме, странно сочетавшейся с красным цветом лица незнакомца. В левой руке он сжимал деревянную палку, в правой - наполовину опустошенную бутылку темного стекла из-под ишимского пива. В голове кавалергарда промелькнула мысль, знает ли господин Леснов, сиятельный владелец Ишимских и Томских пивзаводов, какую дрянь разливают в городе Иже в его бутылки. Продолжить размышления на данную тему Григорьев не успел, ибо мордоворот с диким ревом кинулся на него. С треском сшиблись палки и одновременно бутылка ишимского обрушилась на голову Константина. Прежде чем окончательно отключиться, он услышал звон разбитого стекла.
Григорьев пришел в себя, когда "черепашка", визжа тормозами, остановилась на углу Восьмой и Бодалевской, перед одноэтажным деревянным бараком в пять окон по главному фасаду, над которым гордо развевался оранжевый флаг Прикамья. Четверо полицейских подхватили еще не открывшего глаза экс-поручика за руки и за ноги, и попытались бережно вытащить из автобуса. "Дураки, двери то узкие!" - завизжал тот самый, которому Константин подбил глаз. Он раньше всех выскочил из кабины и вступил в непонятную постороннему перепалку с владельцем стоящего рядом скромного серого "хорька", внешний вид которого явно свидетельствовал о том, что данное транспортное средство не иначе как своим ходом добиралось до Ижа с Николаевских заводов "Руссавто". "Подбитый" так увлекся общением с рыжебородым тощим гражданином в грязно-сером плаще, которого он намеревался оштрафовать за парковку машины в неположенном месте, что слишком поздно обратил внимание на действия своих подчиненных. Не успело затихнуть эхо его крика, как шедший первым сержант-мордоворот врезался в стенку автобуса и "рыбкой" нырнул на асфальт, умудрившись и в такой ситуации не выпустить левый руку кавалергарда. Тело Константина дернулось вслед за рукой, раздался чей-то отчаянный вопль и через мгновение экс-поручик лежал наверху груды человеческих тел, распластавшихся на каменной мостовой. В мозгу промелькнула мысль о бегстве, но кавалергард решительно отмел ее. Во-первых, ему не хотелось ссориться с местной полицией, во-вторых, с этой частью города был он совершенно незнаком. Скатившись с кучи полицейских и ухватившись за кусок гранита, Константин встал на ноги. Кусок гранита оказался частью странного сооружения, в котором, после некоторых усилий Григорьев узнал постамент бюста. Но самого бюста на месте не оказалось. Отсутствовала и надпись, которая могла рассказать о том, кому выпала честь занимать это место. "Может, это какой-нибудь местный языческий кумир" - подумал экс-поручик, вспоминая вчерашний рассказ инженера Трещевского. Пока он размышлял над этой проблемой, за его спиной слышался отборный мат. Обернувшись, он увидел, что его конвой уже встал, но не без потерь, - тщедушный человечишка с чахлой бороденкой, державший кавалергарда за правую руку так и остался лежать на м