Когда на поверхностях здания видны следы его сооружения, они вызывают нашу осязательную, интерсенсорную вовлеченность другого рода: они дают возможность мысленно воспроизвести процесс их создания. Мы видели эту динамику в обработанных вручную каменных поверхностях Музея на реке Нойтелингса и Ридейка в Антверпене. Нойтра, обдумывая свою реакцию на сделанные руками объекты, объяснял ее механизм. Он писал: «Глядя на сформованную руками керамику, на линии чертежника или буквы каллиграфа, мы неосознанно идентифицируем себя с их создателями. Мы, кажется, следуем воображаемым мышечным усилиям, ощущаемым мастером, словно прикладываем их». Гипотеза Нойтры, выдвинутая за десятилетия до того, как стали доступны исследовательские инструменты, способные доказать ее, была практически подтверждена открытием в мозге систем канонических нейронов и зеркальных нейронов.
Канонические нейроны контролируют моторные действия. Они расположены в лобной и теменной долях мозга и отзываются, когда мы, например, лепим глиняный сосуд вручную или на гончарном круге, а также когда мы просто смотрим на неодушевленный предмет вроде комка глины, визуализируя целенаправленные действия. Зеркальные нейроны (также расположенные в лобной и теменной долях) тоже активируются, когда мы выполняем определенное действие, например лепим из глины, и когда мы мысленно воспроизводим это действие; они также «разряжаются», когда мы наблюдаем за кем-то другим, выполняющим это действие. Механизмы канонических и зеркальных нейронов мозга указывают на то, что в нашем восприятии строительных сред обработанные человеком поверхности, равно как созданные вручную предметы, действительно побуждают нас симулировать процессы, с помощью которых они были изготовлены.
Действие канонических и зеркальных нейронов помогает объяснить глубинную силу наших реакций как на особенности форм, так и на свойства поверхностей. Когда мы смотрим на объект, с которым потенциально можем взаимодействовать, или мысленно готовимся предпринять определенное действие, например открыть окно или подняться по лестнице, отзываются канонические нейроны. Зеркальные нейроны разряжаются не только когда мы готовимся открыть окно или подняться по лестнице, но и – что удивительно – когда просто смотрим, как другой человек осуществляет эти действия – как будто представляем себя выполняющими то же действие, намереваясь понять, что этот человек собирается делать. Так что эти нейроны «отражают» действия человека, за которым мы наблюдаем. Открытие механизмов канонических и зеркальных нейронов поддерживает складывающееся в когнитивной нейронауке мнение о том, что моторная система человека, возможно, не является чем-то отличным от наших сенсорных способностей и что это могут быть два компонента одной, единой системы. Восприятие никогда не бывает пассивным. Мы воспринимаем, чтобы действовать.
Если мы обращаем внимание на какой-то объект или элемент – лестницу, пандус, – который ассоциируем с определенным действием – подъемом по лестнице или пандусу, – наши канонические и зеркальные нейроны могут активироваться. Это вместе с визуальным динамизмом сочетания диагоналей со спиральными линиями объясняет, почему нам кажется таким динамичным знаменитое соединение лестницы и пандуса на спроектированной Ле Корбюзье вилле Савой. Глядя на два этих средства подъема и спуска, мы можем неосознанно испытывать легкое ощущение активизации наших ног и торса.
Ученые также продолжают выявлять наши сложные психологические и нейробиологические реакции на свойства поверхностей: материалы, текстуры, цвета, податливость и плотность. Изучение откликов канонических и зеркальных нейронов на текстуры и материалы – богатая область для будущих изысканий. У нас уже есть ряд исследований, иллюстрирующих психологическую силу наших реакций на свойства поверхностей. Одно из них мы уже обсуждали раньше: ученики активнее участвуют в групповой дискуссии, если мягкая мебель, диванные подушки, коврики украшают их классную комнату. Исследования в области социального мышления, в которых рассматриваются мнения, складывающиеся у людей о других, и решения, которые они принимают в отношении своего собственного поведения, приносят удивительные результаты. Например, когда человек держит в руке горячую чашку с кофе, более вероятно, что он сочтет незнакомца щедрым и дружелюбным, чем если бы он держал в руке стакан кофе со льдом. Студент, сидящий на стуле с твердым сидением, будет более жестким переговорщиком, чем если бы он сидел в мягком кресле. Познакомьтесь с новым человеком, прикасаясь к грубой поверхности, и вы, скорее всего, вспомните этот обмен репликами как «шероховатый»; встретьте кого-нибудь, держа в руке твердый предмет, и вы, видимо, сочтете этого человека «неуступчивым». Эти данные свидетельствуют о том, что люди метафорически распространяют схемы, которые они строят в отношении впечатлений от поверхностей, – мы видим грубую текстуру и знаем, что ощутим шероховатость кончиками пальцев, – на сферы жизни, весьма далекие от телесных ощущений, их породивших.
Поверхности неотделимы от форм, конечно, и один из аспектов поверхности, неразрывно связанной с присущей ей формой, – ее формирование силами земного тяготения и физическими свойствами материи. Преимущественно из-за того, что мы живем на земле, мы понимаем основные принципы земного тяготения. Мы можем представить приблизительную траекторию бейсбольного мяча, после того как бита отправит его в воздух. Мы знаем, что, стоя вертикально на ровной горизонтальной плоскости, мы будем сохранять устойчивость и что, если мы сравним свою относительно необремененную голову «там, вверху» с расставленными ногами «там, внизу», мы ощутим сжимающие силы земного тяготения, направленные вниз. Точно так же мы понимаем и даже чувствуем, что мы видим, когда дизайнер подчеркивает воздействие гравитации на свое здание, как сделал строитель величавой гробницы Мухаммад-шаха и Даниел Бёрнем, проектируя Монаднок-билдинг в Чикаго – с расширяющимся книзу основанием и стенами шестифутовой толщины. Некоторое неудобство – или, говоря политкорректно, динамизм – возникает, когда силам гравитации противоречат: Нимейер намеренно бросает им вызов в своем нереализованном проекте Музея современного искусства в Каракасе, переворачивая пирамиду, чтобы водрузить ее на скалистый утес.
По мере того как люди растут, превращаются из детей во взрослых, они усваивают базовые знания об основных принципах тяготения и физики материи. Благодаря такому пониманию мы знаем – иногда даже не осознавая своего знания, – что два одинаковых по размерам объекта могут различаться по весу, что для того, чтобы сдвинуть их с места, могут потребоваться разные физические усилия. Воплощенное знание помогает нам интуитивно понимать, что тяжелый объект, нависающий над нами, такой как часть скульптуры или здания, потенциально может упасть. Люди обретают огромный массив знаний, просто находясь в теле, будучи объектом среди других объектов, материей в пространстве.
Восприятие для действия: поверхности будят воображение
Когда мы остановились на пути к Институту Солка, наш слух уловил журчание воды, питающей его фонтан. Постоянно настроенные на изменения в нашем окружении, мы немедленно обратили внимание на движение и звук струящейся по каналу воды из фонтана. Когда мы шли в глубь двора, вода подстегивала наше любопытство. Таким образом Кан строил композицию, которая затягивала нас и влекла изучать ее. Линейный канал с водой во дворе, который тянется к горизонту, воспринимается не как линия на плоскости, некая абстрактная геометрическая композиция, а как транспортное средство, несущее воплощенный смысл. В человеческом восприятии пространства линии маркируют дороги, определяют границы и выделяют края внутри объектов, материалов, пространств и между ними. Наш взгляд следует вдоль этого желоба с водой, – который ученые, работающие у Солка, называют линией света, точно подмечая динамизм этого фонтана-канала, его сверкающее течение, – до точки его исчезновения в тихоокеанском горизонте. Немедленно мы представляем, как наши ноги идут уже не по занятому водой каналу, а вдоль его воображаемой линии, следуя указываемому им направлению. В конце концов наши ноги следуют по пути, намеченному взглядом. Так один лишь вид этого канала-фонтана инициирует серию последовательных реакций, которые отражают то, как мы доходим до «чувствования» впечатлений о нашем физическом окружении. Наше бессознательное восприятие и сенсорные способности работают совместно, интерсенсорно, и все это находится во взаимодействии с нашими воображаемыми моторными реакциями. Неудивительно, что художник Пауль Клее описывал акт создания рисунка фразой «вывести линию на прогулку».
Чтобы достичь центра двора, мы должны спуститься на несколько ступенек, таких невысоких, что их присутствие едва заметно, особенно когда мы сосредоточены на других зрительных и слуховых приманках. В конце этой лесенки скамья почти во всю ширину двора препятствует нашему продвижению вперед. Чтобы обойти ее, мы должны отклониться от нашей оси, что в свою очередь изменяет ракурс, с которого мы смотрим на ближайшие башни кабинетов. Теперь мы видим их под непрямым углом. Совершенно неожиданно ментальный образ всего этого комплекса – статичная, симметричная композиция геонов-призм, обрамляющая горизонт, – рассыпается под нашим пристальным взглядом. Те поначалу глухие монолитные бетонные призмы раздвигаются, открываются. Теперь фасад расцветает порозным ритмом затененных проемов и плоскостей с неглубокой насечкой. Более того, они не опираются тяжело на землю, а кажутся легко примостившимися на ее поверхности.
Стены этих башен напоминают стоечно-балочные конструкции, в которых находятся кабинеты, окружающие двухмаршевую лестницу под открытым небом. Поначалу лабораторный корпус института кажется нагромождением тяжелых несущих монолитов, низко нависающих над береговой линией; теперь те же самые здания предстают вертикально ориентированными блоками, взмывающими ввысь.