По контрасту с изначальным легко воспринимаемым симметричным устройством комплекса эти башни оказываются сложенными из разноразмерных этажей. Высокий нижний этаж поддерживает два промежуточных этажа повыше. Специально растянутый верхний этаж венчает композицию. Его чрезмерные вес и высота, кажется, вдавливают ступенчатые блоки кабинетов в землю. Растянутый верхний этаж выполняет ту же функцию, что и капитель колонны или щипец над фризом.
Внутри этих ступенчатых офисных блоков замысловатое чередование света и тени, плоскостей и проемов создает длинную и занимательную цепочку материалов и сдержанных деталей. Дополняет покрытый оспинами и красными прожилками кремово-желтый травертин гладкий бархат голубовато-серого бетона офисных башен со вставками панелей из посеребренных солнцем и непогодой тиковых планок. Чем больше мы рассматриваем и припоминаем виденное раньше, тем более сложными предстают эти наполовину внутренние, наполовину внешние башенные блоки.
Что делал Кан и зачем? По контрасту с последовательностью подхода, когда он настойчиво отвлекал нас от зданий, возвращая к созерцанию красоты природы, теперь Кан с помощью форм, поверхностей и материалов не дает нашему вниманию отвлечься от этих соразмерных человеку зданий, которые уже кажутся несколько странными в этом уголке дикой природы. Канал достаточной ширины, чтобы с удобством поставить в него ногу. Лестницы с низкими ступенями подходят неторопливо движущемуся человеческому телу. Избавившись от длинных внутренних коридоров – проклятия административных и жилых зданий повсюду, – Кан милосердно выстраивает соразмерные человеку последовательные отрезки и завихрения пространств, приглашая нас помедлить и рассмотреть. Черные доски на лестничных площадках предлагают нам взять мел и порисовать. Кабинеты ученых приспособлены к росту стоящего человека; они окружают его дубовой обшивкой, которая обещает домашний уют. Тщательно уложенные тиковые планки на внешних стенах кабинетов выдают искусную работу человека, а простой повторяющийся ритм линейного расположения планок подчеркивает неправильность рисунка древесины. Все эти текстурные впечатления активируют и оживляют наше чувство осязания.
Кан придает даже голому бетону – никем не любимому материалу – роскошно гладкую поверхность, и способ ее получения дал толчок тому, чтобы мы вновь сопоставили себя с этим зданием. Давая указания строителям в отношении панелей из монолитного бетона, он распорядился оставлять излишки материала, выдавливавшиеся между щитами деревянной опалубки, придав им V-образную в разрезе форму – след рукотворности здания.
Это небольшая отметка, как едва видимые следы карандаша на законченном живописном произведении. Но, как отмечал Нойтра, именно она вызывает психический образ того, как создавался этот рукотворный объект. Такие мелкие детали производят сильное впечатление как раз потому, что особенности поверхностей могут вовлечь нас в интерсенсорное телесное взаимодействие со зданием и благодаря нашей предрасположенности к визуализации процесса привести к лучшему пониманию объекта. «Любое здание – это тяжелый труд, а не чудо, – как-то заметил Кан. – И архитектура должна признавать это».
Гладко отшлифованный бетон. Сработанные вручную конструктивные детали. Деревянные планки. Травертиновые плитки, дотошно уложенные так, чтобы видны были тени на стыках. Точно рассчитанные пропорции, придающие зданию весомость и законченность. Тщательно исполненные, все эти особенности поверхности и индикаторы взаимодействия материалов, тяготения и света вовлекают нас и людей, которых мы видим и представляем здесь, в этом и только этом месте, в момент, который затрагивает столь многие из наших чувств. Кан компоновал все эти формы Института Солка, выявляя их и нашу связь с природой, миром и предметом биологических исследований. Затем он спроектировал материалы и поверхности комплекса, чтобы протянуть нить природы в мир, наполненный милосердием и человечностью, и сквозь него.
Гуманистическая бюрократия: синтез природы и культуры в Управлении пенсионного обеспечения Алвара Аалто
Соблюдение принципов эмпирического дизайна можно встретить где угодно, не только в столь примечательных местах, как удивительное побережье Ла-Хойи: оно может улучшить любой проект и быть применено для создания разного рода эффектов. Алвар Аалто, современник Кана, – автор многих таких проектов, в основном в Европе, а некоторые из самых известных его зданий, включая прославленные муниципальный центр в Сяюнятсало и церковь Трех Крестов в Иматре (оба в его родной Финляндии), продолжают оказывать влияние на современных дизайнеров. Управление пенсионного обеспечения (National Pensions Institute) Аалто в Хельсинки – штаб-квартира финского органа социального страхования – не относится ни к самым известным, ни к самым ярким его проектам. И все же, несмотря на свою недооцененность, это здание – идиллия земного света и чистоты, иллюстрирующая преобразующую силу эмпирического дизайна, который даже банальное, казалось бы, может превратить в особенное.
Занимающее квартал в жилом районе к северу от центра Хельсинки, здание управления на первый взгляд походит на тысячу пригородных офисных комплексов с ленточными окнами, построенных в США девелоперами. Но на фотографиях мы видим лишь вводящую в заблуждение банальность. Личное знакомство со зданием показывает, что даже такой ординарный объект, как здание правительственного учреждения, которое могло бы быть изунуряющим тело и душу рабочим местом, способен быть ориентированным на человека оазисом, стимулирующим воображение и улучшающим самочувствие.
Чтобы вписать в окружающую жилую застройку пенсионное учреждение, достаточно большое для того, чтобы обслуживать все население Финляндии, которое с момента открытия наняло на работу восемьсот человек и содержит офисы, складские помещения, залы заседаний, библиотеку и кафетерий, Аалто избрал намеренно нетрадиционный подход. Связанные прямоугольные призмы охватывают по периметру треугольный наклонный участок, и эти разъединенные большие объемы преуменьшают масштабы здания. Каждая призма чем-то отличается от других, намекая на свою функцию. Высокая вертикальная, облицованная плиткой башня содержит лифтовый холл и лестницы, а за глухими кирпичными фасадами находятся складские помещения.
Финляндия, страна с весьма небольшой плотностью населения, – также и самая северная страна. Природа занимает здесь центральное место. Аалто вписал огромное учреждение в наклонный, со скальными выходами участок, не только стилистически выделив его функции путем видимого рассредоточения объемов, но также сопоставив красные скальные выходы участка с кладкой стен из неровно сформованного кирпича темно-красных и черновато-коричневых оттенков. Материалы землистой, фактурной палитры покрывают большинство призм этого здания; дополняют их частично обработанные зеленовато-серые гранитные блоки и медные детали. Они так долго подвергались атмосферному воздействию, что приобрели ядовито-зеленый цвет. Здание превосходит размерами соседние, но не подавляет их. Оно кажется неотъемлемой частью земли, на которой стоит. Солидный входной блок, расположенный с севера, открывается в многоэтажный главный приемный зал, где люди советуются с государственными служащими по поводу своих пенсионных счетов. Меньшие совещательные комнаты и кабинеты занимают соседние блоки. С северо-восточной стороны объекта фасады образуют почти замкнутый внутренний двор, включающий две связанные, красиво озелененные садовые «комнаты» под открытым небом, в которые можно попасть как из прилегающего общественного парка, так и из кафетерия УПО.
Искусное планирование, обманчиво скромная композиция форм и выразительная текстура материалов вплетают здание в кряжистую топографию места. Его разноцветные материалы с богатой текстурой вызывают реакцию всех наших чувств, а легко постижимые, но разнообразные формы возбуждают наше любопытство. Внутри здания и в основных общественных пространствах Аалто продолжает развивать эти темы и прослаивает их яркими воплощенными схемами и метафорами, которые подкрепляют темы проекта: мягкое демократическое государство опекает граждан, достаточно непритязательных для того, чтобы сосуществовать с миром природы.
Приближаясь к главному, северному фасаду и видя крупную прямоугольную, облицованную кирпичом призму, мы мгновенно, неосознанно определяем: геон. Но когда мы ищем вход, обнаруживаем: то, что поначалу казалось симметричным объемом, ограничивающим пространство, не является ни полностью замкнутым, ни композиционно симметричным. Открытые террасы на уровне крыши и уровень входа нарушают правильность коробки. Чтобы войти в здание, нужно спуститься по лестнице, отклоняющейся от оси симметрии, проведенной из средней точки фасада, проскользнуть между впечатляющим скальным выходом и закрытой террасой: Аалто намеренно заставляет нас пройти по тропинке между природой и культурой. Такая последовательность входа демонстрирует, что даже столь крупное правительственное учреждение считается с диктатом природы.
Внутри Аалто объединяет стихии и свойства природного мира буквально, схематически и метафорически. Дневной свет пробирается даже в труднодоступные места, придавая форму и выявляя различные атмосферы одного пространства за другим. В ярко освещенном главном приемном зале трехсветный потолок изгибается зигзагом вверх и вниз, образуя двойной ряд окон с крутыми склонами, тянущийся вершинами вверх, словно стеклянный горный пик, стремящийся к небесному свету. Между двумя наборами таких световых люков свисающие цилиндрические светильники подчеркивают наклонный ритм, а в темные дни дополнительно освещают большое помещение. В двухсветной библиотеке учреждения, расположенной в другом крыле этого здания, круглые световые колодцы, врезанные в толщу гипсового потолка, более равномерно пропускают дневной свет, подходящий для чтения: как в его городской библиотеке в Вийпури (ныне Выборг, Россия), Аалто рассчитал глубину этих регулярно расположенных световых колодцев так, чтобы они улавливали бледные лучи финского солнца даже в середине зимы.